— Отец? — осторожно позвал Игнат.
— Я слушаю, сынок, — ответила трубка ласковым, немолодым голосом. — Что-то случилось?
— Отец…
Игнат задумался. В принципе, ничего из ряда вон пока не произошло, но какие-то мелкие происшествия, неприятные раздражающие факторы вроде выразительного взгляда, пойманного в зеркальце заднего вида, услышанного краем уха обрывка фразы, теперь вот еще каких-то японцев с их оболочками… Все это имело обыкновение накапливаться и, накопившись, гнести.
— Почему они так не любят нас? — спросил он. — Мы ведь такие же люди, как они, усталые люди с неприятностями, у которых ни на что не хватает времени. Я верчусь целый день, ко мне постоянно приходят какие-то личности, разные личности. Одни говорят, что они из милиции, другие называют себя пожарными, третьи лицензионщиками, четвертые аудиторами и так далее. Двадцать пятые никак себя не называют, более того — обижаются, когда их самих называют бандитами. И все они просят денег. И я плачу им всем, я отстегиваю, даю на лапу, «уделяю внимание»… К тому же я постоянно на что-нибудь жертвую — в фонд мира, борьбы со СПИДом, в помощь пострадавшим от землетрясения в Уругвае… Ты слышишь, я не знаю, где это, но послушно перевожу пятнадцать штук куда попросили. Да, я не беден, у меня есть, где жить и на чем ездить — кстати, мой «Мерседес» не шестисотый, а в два раза меньше, — есть, на что сходить в ресторан и слетать… да хоть в тот же Уругвай, но я ведь делюсь! Теперь ответь, кому от того, что я делаю, становится хуже?
Он вспомнил вдруг очередь в шереметьевском коридоре VIP, где десяток таких же, как он, работящих людей в спецовках от Кардена и в кирзе от Гуччи, ни на минуту не выпуская из рук своих рабочих инструментов: телефонов, калькуляторов, электронных блокнотов, дожидались прохождения быстрого таможенного контроля, вспомнил их простые, усталые лица…. и неожиданно для себя заплакал.
— Ну что ты, что? — забеспокоилась трубка.
— Ах, отец…
Серый, с голубой искрой, шевиот вздрогнул и мелко затрясся на плечах.
— Успокоился? — спросил голос пару минут спустя.
Игнат кивнул. В данной ситуации этого было достаточно: в черной трубке все равно не наблюдалось прорезей микрофона.
— Слушай, а давай… Бросай все свои дела — и ко мне. Знаешь, какая тут природа? А река! Сядешь на бережку, опустишь ноги в воду — и обо всем на свете забудешь.
Игнат задумался, на какое-то мгновение — почти всерьез. Затем грустно усмехнулся.
— Нет уж, лучше помучаюсь… Я здесь еще кое-кому нужен.
— А то смотри… Если надо — приглашение тебе выправим. Официальное.
— Не надо приглашений, — попросил Игнат. — Я как-нибудь потом… сам. И во сне, пожалуйста, больше не зови.
— Ну, как знаешь… — трубка изобразила вздох. — Тогда подойди к окну. Вот так. Что видишь? Солнышко?
— Солнышко… — повторил Игнат, чувствуя, как по лицу непроизвольно растекается улыбка.
— И какое оно?
— Теплое…
— То-то! А еще что?
Маленькая взъерошенная птичка присела на карниз и с подозрением покосилась на Игната.
— Птичка! — сказал он.
— Не просто птичка! — произнесла трубка со значением. — Воробушек! Ну-ка, покорми его.
Игнат беспомощно огляделся. С сомнением шагнул к аквариуму и зачерпнул из стоявшей рядом банки щепотку корма для рыбок. Подстелив листок с экземпляром какого-то договора, высыпал корм на подоконник.
Воробушек деловито подскочил к кучке, решительно клюнул бронированное стекло и, смешно вывернув шею, как будто задумал выщипнуть перышко из хвоста, спланировал с карниза — солидно, почти как орел, без судорожных взмахов крыльями.
— Окно-то! — напомнила трубка. — Окно-то раскрой!
Игнат, обругав себя за недогадливость, двумя руками приподнял тяжелую фрамугу и, высунув голову, посмотрел вниз. Однако, воробья нигде не обнаружил.
С крыши напротив блеснул окуляр какой-то оптики. Брызнул в глаза, заставил сощуриться.
— Зайчик! — умилился Игнат.
— Зайчик! — назидательно повторил голос. — Теперь садись, пиши диктант.
Нашел чем писать? Тогда записывай. «Счастье — это когда…» Да не так, грамотей! Когда тебя научу : «ча», «ща» — пиши через «а».
Игнат, прикусив губу, внес исправление.
— Ну, хорошо тебе теперь? — спросила трубка.
— Хорошо… Спасибо, отец!
— Да не за что. Пиши дальше…
Снова блеснула оптика на соседней крыше, крохотное пятнышко красным светлячком пробежало по рубашке, сверкнуло, отразившись в осмиевой заколке галстука.
В следующее мгновение Игнат почувствовал — что-то сильно толкнуло его в грудь, и с удивлением увидел, как полированная поверхность стола вдруг попыталась навалиться на него сверху, и ему пришлось упереться в нее обеими руками, чтобы не упасть, не выронить зажатую между плечом и ухом трубку.
Чтобы все-таки успеть понять, что такое счастье.
27-28 августа 2001.
Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
