- Простите, - испугался Борис, - я хотел только спросить...
- Что?
- Когда-то давным-давно я жил тут неподалеку и видел вас...
- Подойдите ближе.
Борис подошел. Старик долго и внимательно вглядывался в его лицо, будто ощупывая своими темными, глубоко сидящими глазами.
- Да, я вас помню. Однажды вы принесли мне хорошую, почти новую рейку, и я дал вам за нее самое большое яблоко.
Борис почувствовал, как у него волосы зашевелились на голове.
- Не может быть! Как вы могли запомнить! Вокруг вас крутилось много народа, и потом - столько лет.
- Почему не может быть, - усмехнулся старик, - вы же меня помните? И, наверное, иногда вспоминали за эти годы?
Борис кивнул.
- И я вас тоже вспоминал, к тому же вы очень похожи на себя в детстве.
- Вспоминали? Но почему именно меня?
- Не только вас, еще некоторых. Видно, было что-то запоминающееся. Я вас не только помнил, но и ждал. Надеялся, что кто-нибудь рано или поздно объявится. Вот вы и пришли.
Давно забытый детский страх перед стариком начал оживать в Борисе.
- Ждали? Зачем?
- Я уже очень стар и скоро умру. Должен же меня кто-нибудь заменить на этом месте.
- Не понял. В каком смысле заменить? Работать вместо вас старьевщиком?
- Конечно, почему бы нет, - опять усмехнулся старик, но его усмешка на этот раз показалась Борису зловещей.
- Но с какой стати? - детский страх полностью овладел им и даже мелькнула мысль: "Сейчас заколдует и оставит тут навсегда". - У меня есть своя работа, я инженер.
- Это хорошо, что инженер. Но то, что я предложу вам, не менее важно.
Он подошел к тележке, снял несколько ящиков, потом отогнул толстую темную накидку, и Борис увидел сияющий никелированной сталью ящик. Это был какой-то необыкновенный прибор, причем работающий - в маленьких окошечках дрожали стрелки и перемигивались разноцветные огоньки.
- Это маяк, - ответил старик на его недоуменный взгляд, - космический маяк. Каждый день я прохожу всю Мельничную туда и обратно, и импульс, посылаемый им, захватывает весьма значительный сектор пространства.
Борис сразу поверил старику, к тому же его инженерное чутье говорило ему, что эта штука не могла быть сделана здесь, на Земле, что-то во всей ее конструкции было глубоко чуждо его представлениям и понятиям.
В центре ящика вдруг прерывисто задрожал еще один яркий, золотистый огонек.
- Видите, - показал старик, - это корабль проходит сейчас где-то над нами и отвечает мне.
Огонек стал слабее, потом совсем погас.
- Здесь недалеко - конечно, по космическим масштабам - проходит весьма оживленная трасса.
- Но как этот маяк попал к вам? - единственное что мог, еще не придя в себя, выдавить Борис.
- Так же, как попадет к вам. Очень давно, задолго до войны, я подошел к старьевщику, который катил свою тележку по Мельничной улице.
Борис не отрывал глаз от ящика.
- Там, должно быть, какой-то атомный генератор. Работает столько лет.
- Не знаю, вероятно. Но по-моему, его перезаряжают или даже меняют. Мне кажется, что тот, который у меня был вначале, несколько отличался от этого.
- Прилетают сюда и меняют? Даже не вступая с нами в контакт?
- Наверное, не нуждаются ни в каких контактах с нами. Я полагаю - уже благо, что нам доверили это дело.
- Ничего себе благо! Такая цивилизация, такой уровень развития сознания, науки и нате вам - всего лишь место для маяка.
- Это с нашей точки зрения мы - развитая цивилизация, пуп вселенной. А на самом деле, я думаю, каждый разум выполняет какую-нибудь одну функцию. Мы вот маяк обслуживаем, большего от нас не требуют. А все, что у нас есть еще, их не интересует. Возможно, когда-нибудь доверят и более серьезное дело.
- Вряд ли мы будем ждать, когда нам доверят, - обиделся Борис, - мы уже вышли в космос и будем продвигаться дальше.
- Можно и дальше, - отозвался старик после долгого молчания, - только какой ценой - обескровим землю, разрушим окончательно природу и подорвем свои психические и нравственные силы.
- По-вашему, нужно ждать, когда на нас обратят внимание и помогут?
- По-моему, по-вашему... Какая разница, что считаю я или вы, разве от нас что-нибудь зависит? - старик бережно закрыл маяк и завалил сверху барахлом. - Так я вас жду. Еще год или два буду ждать, больше не протяну. Может, вы за это время все обдумаете и решите вернуться сюда.
- А скажите, как вам удалось... - замялся Борис, не зная как выразиться.
- Видимо, все дело в излучении, - понял старик, - как-то оно действует на организм. По всем земным законам я бы уже давно умер. Но всему есть предел...
На следующий день Борис уехал домой. И потекли долгие мучительные дни, полные тяжелых раздумий. У него была интересная работа, глубокие, как ему казалось, замыслы, и сама идея бросить все это, бросить любимый город, друзей и работать приемщиком бутылок - поначалу ужасала его. Борис понимал, что кто-то должен занять это место, - но почему именно он? Понимал также, что сбросить с себя этот груз, рассказать обо всем нельзя. И эта тоненькая ниточка между Землей и мощными цивилизациями там, в космосе, может поддерживаться пока только одним человеком.
Наступила зима, очень долгая в этом году и сырая. Борис работал сутками, как одержимый, стараясь продвинуться в своих делах как можно дальше. Он очень спешил, не зная почему, но смутно догадывался, что в глубине души он уже решился и вскоре все придется бросить. Но чем дальше он влезал в работу, тем более ненужными и даже несерьезными казались ему собственные усилия, и он чрезвычайно уставал от этой раздвоенности.
Незаметно прошла весна, собственно, ее почти не было: снег лежал до конца апреля и весь май было холодно. В лаборатории начали замечать его состояние, изможденный вид, начальство предлагало отпуск, но Борис отговаривался тем, что привык отдыхать только осенью, и все время думал об этой ниточке, которая в любую минуту может порваться.
В один из тихих августовских вечеров, улегшись пораньше спать, Борис вдруг проснулся от толчка в сердце. Желтая полоса света уличного фонаря тянулась через весь потолок к двери, на душе было тревожно и тоскливо, как после дурного сна, но ничего из только что снившегося не вспоминалось. Борис позвонил в аэропорт и, узнав, что его рейс будет через два часа, стал быстро собираться.
Еще не рассветало, когда он вышел на Мельничную. Ни души вокруг, и ни одно окно еще не горело, только за забором все так же монотонно и равномерно шумели машины. Борис остановился возле дома, где когда-то нашел рейку, и огляделся вокруг, будто прощаясь с прошлой жизнью. Его посетило далекое, давно забытое переживание - сильный летний городской дождь, ливень, громко стучащий по мостовой и пахнущий пылью. Борис всегда выбегал под его хлещущие струи и орал что-нибудь дикое и радостное. Переживание было настолько сильным и ярким, что он весь сжался внутри, боясь, что оно растает и уйдет, но оно все-таки растаяло и ушло.
