Телефон звонит уже три минуты. Кто в такую рань может звонить? Не мне, во всяком случае. Но встать все равно придется, потому что если он будет звенеть и дальше, я сегодня уже не усну.
- Алло, я вас внимательно слушаю.
В трубке тишина. Что бы это могло значить? Тишина...
- Алло, говорите - раз уж разбудили!
Надо было бы добавить "черт возьми", но почему-то не очень хочется. И опять в ответ на все мои старания - тишина. Мертвая тишина. Да, черт возьми, тишина действительно мертвая, нет даже фона. Наверное, что-то случилось с телефоном, успел подумать я, прежде чем в трубке раздались прерывистые сигналы. Итак, который час?..
И тут у меня возникло чувство уже хорошо знакомого, уже пережитого.
Не знаю, что произошло раньше, посмотрел я на часы или подумал, что они будут показывать половину шестого. Мелькнула мысль о неудачном начале воскресного дня, но меня уже ни на миг не оставляла мысль о том, что все случившееся мне знакомо, хотя я прекрасно понимал, что этого никак не могло быть, не мог я уже однажды сегодня просыпаться, да еще в половине шестого. Постой-ка, где-то в шкафу у меня должен быть справочник по психиатрии, нечто похожее, по-моему, я читал там.
Шизофрения - это не то, параноидальные психозы - тем более не то, мазохизм, нимфомания, садизм, все это интересно, но явно не то, что я ищу. А вот и то, что мне надо - симптом уже виденного - одно из проявлений дисперсонализации. Что там пишут умные люди? Ну вот и хорошо, это совсем не опасно, значит, к психиатру можно пока не обращаться. Теперь можно было бы и продолжить мероприятие, от которого оторвал меня столь ранний звонок, а именно - отоспаться за последний месяц хронического недосыпания в связи с надвигающейся сессией.
"Я слыхал старую полулегендарную историю о Мертвом городе. Еще в те времена, когда не было Лагеря, еще до трех первых неудачных экспедиций, организованных координационным центром, профессор Дил из Геннского института по изучению причин гибели цивилизаций с двумя своими ассистентами, несмотря на строжайший запрет губернатора Тилы, проник за черту Мертвого города в сорока километрах южнее нашей тральной группы (эта точка теперь фигурирует в отчетах как точка входа N 1) и спустя два месяца вернулся один, весь ободранный, едва живой, но с рюкзаком, полностью забитым книгами. Вернулся... Это слово не совсем подходит к тому, что произошло тогда, восемьдесят лет назад, просто однажды его увидели выходящим из своего кабинета в Лисском филиале института. Как он туда попал через закрытые и опечатанные двери, и как он вообще добрался до Генна, так и осталось навсегда загадкой. Еще большей загадкой была его неожиданная смерть через несколько месяцев после возвращения.
Вначале он лично занимался расшифровкой языка, на котором были написаны тилские книги, а после его смерти этим на протяжении пяти лет занимались две лаборатории института. Потом работы по расшифровке, в связи с их явной бесперспективностью, были приостановлены, а затем и полностью закрыты. Книги были переданы в архив, где они вполне успешно пролежали около десяти лет. О них совсем уж было забыли, как вдруг они сами о себе напомнили, и весьма оригинальным способом. В институте начали происходить странные вещи...
На этом скудные факты из официальных институтских отчетов обрываются и начинаются живописные легенды, одну из которых я и хочу рассказать.
Началось все с того, что один из лаборантов был найден в книгохранилище мертвым с открытой книгой в руках. Этому сначала не придали значения: ну что особенного - старик-лаборант во время чтения отдал богу душу, да и в медицинском заключении о смерти фигурировали данные о его слабом здоровье. Но несколькими днями позже в том же хранилище один за другим были найдены трупы трех сотрудников института. И во всех случаях непременным было наличие одной и той же книги, одной из книг Мертвого города, которые принес профессор Дил. Вот тут и закрутилось колесо официального расследования. Ничего в ходе расследования не прояснилось, лишь новые загадки. Первое, что бросилось в глаза бравым детективам из службы охраны личной безопасности - был массивный стеллаж, который каким-то чудом перекочевал от стены на середину комнаты, а это было под силу свершить лишь дюжине крепких молодцев, да и то при условии, что на его полках не будет книг; а он ведь был забит ими до самого верхнего яруса. По сравнению с этим, другие не менее загадочные явления были отнесены к разряду мелочей, что и завело следствие в тупик. Архив на все время следствия был опечатан, и в течение года ничего странного не происходило, пока некий Сим Альвекю, абстрагировавшись от сдвинутого стеллажа и прочей чертовщины, не высказал гипотезу о том, что причиной смерти всех архивных жертв является книга, с которой их всех обнаружили. Каким образом ему удалось заразить своей идеей следователей, так и не узнал никто, но через некоторое время гипотеза переросла в официальную версию, в которой все книги Мертвого города фигурировали как "особые экземпляры" - так их окрестили и в завершающем следственном акте, после утверждения которого книги со всеми предосторожностями были направлены в закрытый фонд. И вот тут-то и началось самое загадочное во всей этой истории, и если всему предшествующему можно было найти еще какое-то разумное объяснение, то все последующее попахивало мистикой. Один за другим стали исчезать сотрудники закрытого фонда, исчезать бесследно, просто уходили в хранилище и не возвращались. Никаких следов в хранилище не было обнаружено, а охранники клялись, что из хранилища закрытого фонда никто не выходил..."
Что произошло дальше, Длинный так и не успел рассказать. Что-то произошло, что помешало ему окончить свой рассказ. Что именно, я никак не могу вспомнить. А это было, по-видимому, очень важно, но времени на раздумье у меня не оставалось. Под резкие окрики колонна остановилась и началась перестройка. Все это было мне знакомо, знакомо до мелочей, все это уже было и я знал, что последует дальше. Команды на каком-то странном, как будто бы не знакомом мне языке, смысл которых я, как ни странно, прекрасно понимал, и это суетливое развертывание в шеренги...
Чувство опасности теперь перешло в самый элементарный животный страх.
Спать совсем не хотелось, и когда я посмотрел на часы, то сразу понял почему - они показывали ровно полдень. До встречи с Аликом оставался час и из него сорок минут на дорогу до ипподрома, а это означало, что водные процедуры, утренний моцион и трапезу придется провести по ускоренной программе, что я и сделал.
Автобус остановился, быстро почти полностью опустел и водитель лениво проворчал в микрофон: "Остановка Центральный ипподром, следующая остановка академика..." - фамилию академика заглушил скрип закрывающихся дверей. Центральный ипподром - придумал же кто-то название, как будто у нас в городе есть еще и нецентральные ипподромы. Ну ладно, пусть уже будет центральным, но зачем тогда самый что ни на есть Центральный ипподром располагать на окраине?
