Но стада все не было. Зато на другой стороне лужайки показался отряд из нескольких бородатых мужчин в ярких рубахах и костюмах из оленьей кожи. Судя по всему, это тоже была охотничья партия. Правда, волосы охотников не были заплетены в косицы, как подобало рыцарям Империи, однако по крайней мере один из них носил у пояса меч в ножнах.
Охотники и Маггот заметили друг друга практически одновременно. В следующее мгновение несколько стрел из луков чужаков полетели в его сторону. Он тоже выстрелил в ближайшего к нему человека, покатившись по земле, вскочил на ноги и инстинктивно бросился назад в рощу. Однако он забыл, что стояла ранняя весна и не одевшийся еще листвой подлесок не сможет надежно скрыть его бегущую фигуру.
Тщетно Маггот петлял между деревьями и камнями — чужаки всюду находили его по следам, остававшимся на раскисшей после недавних дождей почве, едва прикрытой прошлогодней листвой. Вскоре Маггот заметил, что преследователи, которых было четверо, разделились на пары и пытаются гнать его к горам, как загоняла бы стая волков перепуганную оленуху. «Вот глупцы!» — подумал он, хотя и понимал, что стоит замешкаться, и враги его настигнут.
Он не переставал двигаться и какое-то время спустя почувствовал, что начинает побаливать левая нога. Ощупав себя на бегу, Маггот обнаружил, что вражеская стрела задела бедро, вырвав кусок мышцы величиной с орех, и что вся нога ниже раны покраснела и стала липкой от крови. По всей видимости, это случилось еще на поляне, когда враги дали по нему первый залп, а он так торопился удрать, что ничего не почувствовал. Совсем как тот олень, которого он пытался подстрелить…
Только теперь на месте оленя оказался сам Маггот. До самых сумерек он водил преследователей за собой по болотам, пока не оказался у подножия невысокого, но достаточно крутого утеса, высившегося над безымянным ручьем. На вершине утеса росло несколько деревьев, с которых свешивались длинные и прочные стебли дикого винограда. Маггот проворно вскарабкался по ним наверх, где оказался в полной безопасности. Правда, преследователи все же выпустили в него наудачу несколько стрел, как только Маггот на секунду показался из своего укрытия, но выстрелы не причинили (да и не могли причинить) никакого вреда. Бородатые охотники это тоже поняли и, собравшись в кружок у ручья, принялись совещаться. Но времени на бесполезное рысканье по болотам они потратили много, и ночь была уже не за горами. Небо из багрово-красного сделалось темно-синим, почти черным, и в конце концов охотники подались восвояси, решив, по-видимому, отказаться от погони.
Давно пора…
Маггот тоже устал и был зол, как десять тысяч троллей. Кроме того, ему необходимо достать какой-нибудь еды и пополнить запас стрел. Поразмыслив, он пришел к выводу, что самым верным источником и того, и другого могли стать все те же охотники. Должны же они как-то поплатиться за то, что напали на человека, который не сделал им ничего плохого?! Маггот не привык тратить время даром, поэтому как только последний из охотников затерялся в сгустившемся мраке, он бесшумно спустился с утеса и двинулся следом, рассчитывая добраться таким образом до вражеского лагеря. Ему, впрочем, приходилось беречь раненую ногу, поэтому он сразу же отстал от охотников, не успев даже заметить, в какую именно сторону они пошли. Но вот странность: тот самый Маггот, который еще недавно твердо знал, что не будет иметь с людьми ничего общего, теперь исполнился решимости во что бы то ни стало отыскать их снова.
2.
Весной на ночных равнинах все незнакомые тропы заканчиваются тупиками, теряются в болотах или в непроходимых зарослях молодого подлеска. Даже Маггот, выросший с троллями, которые, как известно, не выносят дневного света, не смог сразу отыскать тропу, которая провела бы его через заболоченные низины и топи, раскинувшиеся там, где летом едва струились между холмами неглубокие ручейки и речушки. Поэтому он двигался медленно и осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку, которую могли устроить на его пути охотники (сам он на их месте именно так бы и поступил). В довершение всего рана у него на ноге начала болеть по-настоящему, и Маггот не раз проклял день и час, когда спустился с гор в эту холмистую долину. Пару месяцев назад, когда он впервые увидел ее с вершины скалистой гряды, она буквально зачаровала его обилием дичи и полным безлюдьем, но теперь положение коренным образом изменилось. С приходом весны вся дичь куда-то исчезла, а неведомо откуда появившиеся охотники устроили форменную облаву на него самого, и Магготу это очень не нравилось. Донесшийся откуда-то с далеких холмов голодный рев саблезубого тигра тоже показался ему недовольным и разочарованным — казалось, хищник разделяет его раздражение.
Весть о том, что лагерь чужаков находится где-то поблизости, первым подало Магготу обоняние — он почуял запах жареной оленины и едкий дым костра. Потом он разглядел и сам костер, наполнявший длинными, колеблющимися тенями неглубокую лощину, где встали лагерем охотники. Мерцающий в ночи огонек притягивал Маггота, как пламя масляного светильника притягивает мотыльков, с той лишь разницей, что умирать он не собирался. Он проберется в лагерь, возьмет все, что нужно, а потом скроется в безлюдных горах на западе: таков был план, которого Маггот собирался придерживаться.
Теперь он пробирался вперед с удвоенной осторожностью, прячась за деревьями и подолгу оставаясь на месте, чтобы осмотреться, прислушаться, принюхаться. Вскоре он обнаружил, что чужаки расчистили лощину от кустарника, а срубленные ветки свалили вокруг лагеря в виде грубой изгороди. Оранжевое пламя костра отражалось от груды свежих костей, сваленных за этой ненадежной преградой.
По шороху и хрусту, доносившемуся с той стороны, Маггот догадался, что на куче отбросов пируют какие-то мелкие падальщики, и старательно обогнул кости, не желая, чтобы напуганные животные подняли шум. Барсук, к примеру, мог разбудить кого угодно. Кроме того, у кучи объедков Маггота могли ожидать и по-настоящему неприятные встречи.
Приблизившись к лагерю с другой стороны, Маггот присел за стволом дерева и стал наблюдать. В лагере он насчитал одиннадцать мужчин. Большинство из них сидели возле костра, ели и переговаривались так громко и беззаботно, словно никого и ничего не боялись, остальные слонялись по поляне без какой-либо видимой цели. Несколько неподвижных предметов на земле могли оказаться как спящими людьми, так и тюками с поклажей.
Пользуясь темнотой, Маггот подполз еще ближе и, прильнув к земле позади небольшой травянистой кочки, стал терпеливо ждать, пока охотники заснут. Но как только он перестал двигаться, его раненая нога начала неметь от холода, а враги и не собирались ложиться. Вскоре Маггот увидел, как несколько человек поднялись с земли и подошли к одному из темных неподвижных предметов, лежавшему довольно далеко от костра. Окружив его, они принялись что-то кричать, время от времени показывая руками в направлении леса. С того места, где засел Маггот, их речь была слышна довольно отчетливо, но он так и не сумел разобрать ни слова. Язык или диалект, которым пользовались пришельцы, был не похож ни на тролличий, ни на винданский, ни даже на имперский языки — ими Маггот владел свободно. Впрочем, жесты охотников были достаточно красноречивы, особенно когда они принялись пинать ногами лежащего на земле человека (а в том, что это пленник, Маггот уже не сомневался). Судя по всему, бородатые пришельцы требовали от него какие-то сведения, а тот не мог или не хотел ничего говорить.
