Раса богов достигла абсолютного расцвета. Боги могли все. Но они не могли пойти дальше абсолютного совершенства. Они развлекались, создавая странных существ, жили, любили и любовались миром, и в то же время отчетливо сознавали, что движутся к пропасти. Никто не знал, откуда придет беда.
* * *
Арес творил. Его мысль вошла в материю так глубоко, как никогда прежде.
Шерстистый млеч, парализованный ужасом, ощущал, как превращение идет внутри него. Его лапы удлинялись, зрачки из вытянутых становились круглыми, узоры зубов меняли конфигурацию. Ушные раковины уменьшились и приросли неподвижно.
Щитовидный хрящ заскрежетал и изогнулся. Исчез хвост, уплощились когти, отмерли вибриссы. На ладонях и пальцах появились узоры, позвоночник дал поясничный изгиб, из сорока четырех зубов осталось лишь тридцать два, плечевая артерия ушла в глубину, жевательные мышцы ослабели.
– Я не могу дать тебе три мозга, – сказал Арес, – и даже твой один просто ужасен. Зато я дал тебе разум. Теперь говори, если ты понимаешь.
Существо поднялось и отряхнуло с себя остатки шерсти. Его голая кожа так и не покрылась нормальной для разумных видов чешуей. Его коленки торчали. Задняя часть головы оставалась покрыта длинной шерстью.
– Кто я? – промямлил голый млеч.
– Ты ничто. Ты часть моего разума. Ты – мой свободный дух, вопрощенный в веществе.
– Нет, – ответил млеч, – я не часть тебя. Я свободен.
И он почесал в паху и улыбнулся и прищурился, взглянув на солнце.
– Свободен? Это лишь малая часть моей свободы, подаренная тебе – чтобы ты мог нести ее в вечность, – сказал Арес.
– Я свободен, – повторил голый млеч и уронил слюну себе на пупок.
– Пусть будет так, – согласился Арес.
– Я вечен?
– Нет, ты вскоре умрешь. Но пройдут миллионы лет и твои потомки станут похожими на тебя.
Голый млеч вздрогнул.
– Мне холодно, – сказал он. – Сотвори мне тепло.
– В тебе нет второго мозга, поэтому тебе всегда будут докучать потребности тела. Если я дам тебе тепло, вскоре ты попросишь холод.
– Дай мне женщину, – сказал голый млеч.
– Ты никогда не сможешь ее полюбить и назовешь любовью свою похоть.
В тебе нет третьего мозга.
– Зачем же ты создал меня таким?
– Посмотри вокруг.
Млеч огляделся в недоумении, затем неумело доковылял до дерева и оперся на него передней лапой. Он смотрел туда, где мир опускался в долину и уходил так далеко, что плавно и мирно соединялся с небом. Он смотрел и Аресу казалось, что голый млеч видит бесчисленные века, нависающие над собою, подобно многокилометровым слоям воды – и не было для него никакой возможности их преодолеть. Арес увидел, насколько несчастно это существо, осознавшее свою затерянность среди миллионолетий.
– Спасибо тебе, – сказал млеч. – Я понял.
* * *
Уже многие тысячи веков земля превращалась в пустыню. На месте шумных троп и лежбищ вырастали леса, полные живого безумия – леса, куда уже никогда не ступит нога бога. Вздымались горы и манили взгляд отдаленным великолепием, но богов становилось все меньше и все больше мест опусталось в хаос, не согретых вниманием бога. Сейчас каждая богиня откладывала за жизнь всего одно яйцо, и это делало событие еще более жутким.
Голоса звучали, отражаясь каменных стен, образующих чашу. Каждый бог, желающий высказать свое мнение, послал голос на этот совет.
Молодой голос только что закончил свою речь. Его слова прозвучали разумно.
Он предложил семь способов истребления млечей.
– Все дело в том, – сказал другой голос в ответ, – что мы не можем уничтожить их. И не потому, что каждый из предложенных способов плох, и не потому, что млечи отличные игрушки, а потому, что млечи уже срослись с нашей жизнью. Убей их – и ты изменишь себя. Ты уже будешь не ты после этого. Млечи изменили расу богов и стали частью нас, потому что мы их любим. Убей их – и ты убьешь часть себя.
– Они уже убили себя для нашей любви, – возразил жесткий женский голос. – Теперь я смотрю на них с иными чувствами.
– И что же?
– Я хочу убивать.
– И пусть яйца теперь охраняются надежно, – сказал медленный голос.
– Дело не в том, – снова вмешался женский голос, – конечно, трагедия не повторится. Но млечи смогли преодолеть защиту, хранившую яйцо. Мы же всегда считали их слишком примитивными для этого.
– Защита абсолютна для любого неразумного существа.
– А вдруг они вели себя разумно?
– А разве вам не казалось, что они разумны? Что они понимают нас? – продолжал голос богини, жесткий и тонкий, как лезвие ножа. – Просто млечи эволюционируют слишком быстро. Нас становится все меньше – их все больше. С каждым годом они становятся все мощнее и разумнее. С каждым годом они занимают все больше места в нашей жизни. Тенденции очевидны. Я говорю не о бунте млечей – они слишком слабы, чтобы представлять угрозу. Я говорю о плавном перерастании их в царей вселенной. Чтобы понять меня, достаточно экстраполировать процессы последних веков.
– Они развиваются быстро потому, что каждый хочет иметь самую лучшую игрушку.
– И поэтому тоже. Но этот же процесс будет продолжаться до смерти последних богов.
Над склонами порхали роскошные бабочки Пиритипитуа.
* * *
– Зачем ты создал его? – спросила Кали. – Ты собираешься дать им шанс?
Посмотри на меня. Я почти боюсь твоего голого млеча. Я боюсь его и презираю. Дай его мне, я вытащу медленно все его жилы и смотаю из них клубок.
Она смотрела как нескладное существо усердно трет палочку, пытаясь добыть огонь. Ее глаза были широко открыты. И тьма дрожала в зрачках.
Кожа голого млеча покрылась пупырышками, редкие волоски стояли дыбом, но не могли защитить тело от утренней прохлады. Существо не унывало. Оно уже создало короткое каменное зубило, плеть, идола для поклонения, нарисовало углем на стене подобие своей фигуры и выдолбило из трухлявого ствола барабан. Ударами в барабан оно распаляло себя перед охотой. После неудачной охоты оно било себя плетью пред ликом идола. Не умея владеть собой, слабый и трусливый млеч заставлял себя и усмирял себя с помощью специально созданных предметов. Рано или поздно он получит и огонь.
– Я еще не решил, – ответил Арес. – Но я проверил главное. Эти существа смогут быть разумны, даже имея единственный большой мозг.
– И что же?
– Я не могу убить свободных существ.
– Они станут свободными через галактический год. К тому времени вся земля может рассыпаться в прах.
– А ты можешь представить себе сто миллионов лет? Или триста?
– Нет.
– Он смог. Я видел это по его взгляду.
– Тогда дело серьезно. Ты умрешь. На следующем совете большинство голосов выскажутся за твою смерть. И мой голос будет одним из самых громких.
