- Плохо, Миша, это очень плохо, что ты, кажется, абсолютно прав...
Дома меня ждал отец.
- Почему не позвонила от метро, я уже начал беспокоиться.
- Меня подвезли, ты же видел.
- Конечно, видел, чуть не окоченел, высматривая тебя с балкона.
- Ладно. Разберись с этим, - я сунула отцу пакет с деликатесами, устала до чертиков, пойду в ванную.
- Кефир я тебе приготовил.
- Спасибо, папа. Ложись.
Я чмокнула его в щеку. У меня не было более надежного человека, чем отец. Я была поздним и единственным ребенком, и он был мне предан. Для отца существовали только мама и я, и для нас обеих он был готов на все. Мама принимала это как должное, я - с благодарностью.
Когда, кутаясь в халат, я выползла из ванной, отец еще не ушел с кухни. Он сидел растерянный и немного испуганный.
- Вам выдали новогодние подарки? - с надеждой спросил он. - Это же уйма деньжищ!..
- Нет, папа. Это у меня появился поклонник. Я глотнула кефира.
- Всегда боялся, - сказал отец, - что этот час настанет. Место, где ты работаешь, опасно для хорошей женщины. А ты у меня - очень хорошая.
- Ладно, папа, не беспокойся. Пока все нормально. Я вспомнила мучнистые глаза Бурелома, и меня передернуло.
- Иди спать. Все разговоры отменяются до завтра.
- Да, совсем забыл, тебе звонил Юра. Я вздрогнула.
- Что сказал?
- Сказал, что ты ему нужна поиграть на елках. Не вздумай согласиться: и так устаешь без меры, а всех денег не заработаешь...
- Хорошо, подумаю. Все, папа, все!.. Пошла спать!..
В состоянии смутной тоски и весомого одиночества, стараясь не вспоминать без конца ни о сегодняшнем нападении, ни о прожитом уже разрыве с Юрой, я все-таки изрядно намаялась, пока уснула.
И приснился мне сон. Будто посреди ночи я проснулась от удара по затылку. Легкого, но ощутимого. Открыла глаза и увидела, как кровать моя разделяется на две половины и тело мое от талии и ниже отодвигается вдаль. Смешно: одна нога высунулась из-под одеяла, и я видела, как пальцы на ней становятся все меньше и меньше. Но потом я перестала видеть свои ноги, потому что их отгородила от меня фигура человека, возникшая в проеме кровати. Человек был как бы и не вполне человек.
Лицо отдавало металлической золотистостью, белки глаз светились матовым серебром, зрачки показались мне алмазными, а губы были припорошены рубиновой пылью. Будто ожил эскиз театрального художника, не пожалевшего красивостей для кукольного персонажа. Вот только волосы были как настоящие: седые, пушистые, очень ухоженные. И в посадке головы и в развороте плеч, и в положении рук чувствовалось благородство.
- Жуть! - вырвалось у меня восторженно. - И нисколько не страшно.
- Это кто же боится своего отца?
- Вроде и сериалов не смотрю, а чушь всякая снится, - сказала я сама себе.
- Я тебе не снюсь, - сказал странный гость.
- Ничего себе! - сказала я. - Как это понимать?
- Поймешь потом. Сейчас о главном. Белоглазый перешел черту. Он посягнул на тебя и этого я не могу ему позволить. Не могу и не желаю. Ты моя любимая дочь, и тебя он не получит.
- У меня, между прочим, - сказала я, - есть отец, которого я люблю в меру своих сил, и самозванцы мне противны. Моего отца зовут Николай Александрович...
- Знаю, знаю, - перебил меня старик, хитро сверкнув алмазами, - и он плотник... Вообще-то, я им доволен...
- Ничего себе, - рассмеялась я. - На что вы намекаете? Может, и мать моя - Мария?
- Нет, как известно, Мария - это ты. Я тебе многое дал, и я хочу, чтобы ты сумела раскрыть себя. А Белоглазый тебя погубит...
- Кто он - этот Белоглазый?
- Белоглазый - в вашем мире Бурелом. Мерзкий тип. А про меня - или про сон, если ты считаешь это сном, - держи язык за зубами. Не следует, чтобы Белоглазый раньше времени узнал, что ты под моей зашитой. Вот, возьми, старик подставил ладонь к правому глазу и из него выкатилась как бы слезинка - крохотный алмазик. - Всегда носи при себе и не бойся потерять он не теряется. И прощай, милая. Ты у меня очень хорошая...
"Папа. Это мне сказал папа"... - подумала я. И сны мои на эту ночь кончились. Я спала беспробудно и спокойно до тех пор, пока не прозвонил будильник.
Пробуждение было, как ни странно, безмятежным. Минут пять я понежилась, не открывая глаз, потом потянулась, встала и направилась в туалет. Слегка болел затылок. Вспомнился сон. Чертовщина какая-то!
Мама вышла из своей комнаты:
- Доброе утро. Ты сегодня рано.
- Привет. Отец уже ушел?
- Ну, разумеется. Мы так вкусно позавтракали. Но я еще и с тобой попью чайку.
Сегодня мне не хотелось делать зарядку. Но я приучила себя к ее ежедневности и это было единственное, в чем я никогда не давала себе поблажки. После зарядки я ополоснулась под душем и пошла заправлять постель.
- Все готово, Маша. Иди завтракать, - позвала мама.
- Иду, - ответила я и подняла подушку.
Под подушкой сверкал прозрачный камушек. Я не поверила своим глазам. Положила камень на раскрытую ладонь правой руки. Камень был теплым и постреливал крохотными лучиками. Я зажала ладонь и вышла на кухню.
- Ма, к нам вчера никто не заходил?
- Нет, а что?
Спросить у матери: не сделали ли они мне этот подарок?.. Всего, что они накопили за жизнь, не хватит, чтобы купить такой бриллиант. Я опустила камушек в карман халата.
- Он тебя вчера подвез?
- Кто - он?
- Ну, этот твой поклонник. Во всяком случае, он щедрый, - сказала мама, положив на булку изрядный кусок севрюги.
- Нет, не он. Подвез и проводил до лифта его шофер.
- Дай-то бог, чтобы подольше было так, а то мы за тебя каждый вечер переживаем: что в городе-то делается - страх!
Не хотелось портить настроение ни ей, ни себе, но я-то знала наверняка: это папа - папа переживает, а мама просто не мешает ему в этом занятии. Поела я вкусно и от души. Удержалась только от пирожных - это было бы слишком. Хотела помыть посуду, но мама остановила:
- Я сама помою, иди, занимайся своими делами.
Я возражать не стала. Надо было позвонить Юрке. И для этого требовалось собраться - прошло всего полгода, как я его отревела. Но разговор, как ни странно, получился простым и приятным - как в давние, незамутненные ничем времена.
- Кремль на проводе, - сказал Юрка.
- Не врите, ваши провода давно перерезаны, - ответила я.
- Машка! Машунечка! Снегурочка ты моя!
- Снегурочка?! Юрий Морозыч, боюсь, с этого года я - пас.
- Машенька, не губи!.. - Юрка ломался, но говорил серьезно. - Не губи себя, Маша!.. Тебе наша среда нужна как воздух!..
- Поворот - неожиданный.
- Однако - очевидный.
Я вспомнила наши прошлые елки, припомнила свою нынешнюю работу и вчерашнее "снимай трусы!" и поняла: Юрка, как всегда, прав. Так захотелось ребячьих восторгов, замирающих то от ужаса, то от радости детских мордашек, так захотелось чистоты, что хоть вой!..
