Незримая, но величественная Бельская вошла в кабинет ректора и села рядом с Кетовой, чтобы вершить суд над своей любимой ученицей.
Бельская...
Сорокапятилетняя женщина с пышными формами, с тяжелой копной русых волос, укладываемых в лучшем салоне города. Пышущая здоровьем, громогласная, любившая поболтать с друзьями и знакомыми. Красавица. И заботливая мама, не упускавшая случая похвастать:
- Я первый профессор медицины, родивший тройню!
Ученый с мировым именем, непременный участник международных симпозиумов по восстановительной хирургии мозга. Это ей принадлежало сенсационное открытие неотторжимости пересаженного моа^а. Любой пересаженный орган, будь то сердце, почка, легкое, железа, - испытывает несовместимость с телом реципиента. Даже кусочек пересаженной кожи отторгается чужим телом. Ничто пересаженное само по себе не приживляется. Ничто... кроме мозга! Коварная природа словно нарочно приоткрыла перед поборниками пересадок чудесную лазейку, зная наперед, что ни один, даже самый отважный исследователь не рискнет этой лазейкой воспользоваться.
Идея пересадки человеческого мозга завладела Асей на лекциях все той же Кетовой. Как пример величайшего подвига в медицине Кетова привела открытие Бельской, приравняла его к бессмертному поступку Хавкина, ибо и то и другое сделано во имя человечества.
Пересадка мозга!
Вот ради чего стоит жить на свете. Ася выиграла подлинное сражение на конкурсных экзаменах в аспирантуру, которой руководила Бельская. И очень скоро заставила Бельскую обратить на себя внимание.
Тем сильнее было разочарование Аси Барботько, когда она, уже работая над кандидатской диссертацией, убедилась, что ее научный руководитель и не помышляет идти дальше опытов над животными. Более того - Бельская оказалась принципиальным противником самой идеи пересадки человеческого мозга.
Не странно ли?
Так блестяще решить все неясные стороны проблемы, накопить богатейший практический опыт, приобрести технические возможности и... отказаться от решающего шага.
Нет, Ася отказывалась верить. Что-то тут было не так. Очевидно, у Бельской оставались какие-то нерешенные вопросы, какие-то еще не преодоленные барьеры. Что ж, надо набраться терпения и ждать.
Нелепый несчастный случай оборвал жизнь Бельской. Переходя улицу и спеша к себе в клинику (Софья Николаевна всегда спешила), она угодила под машину.
Ася решительно возглавила серию экспериментов, не доведенных Бельской до конца. И не колеблясь, подобно своему учителю, совершила следующий решающий шаг.
Она поймала себя на том, что не слушает выступающих. К ней обращался ректор, о чем-то спрашивал ее.
- Простите, - спохватилась Ася, - я не расслышала.
- Мы хотели бы знать, какие мотивы побудили вас решиться на это подлинное безумство, пойти наперекор общему мнению?
- Ах, да, решиться...
Ася потерла лоб кулаком, заставив себя сосредоточиться на происходящем. Она повернулась к своему соседу, аспиранту Аркаше, вместе с нею пришедшему на совет, хотя вызывали ее одну. Аркаша стал для Аси таким же беззаветно преданным единомышленником, каким она в свое время была для Бельской. Он принадлежал к той категории молодых людей, которых не смущают самые именитые авторитеты. А сейчас вокруг него сидели доктора наук, ученые, возглавляющие клиники и кафедры. "Пушкинские" бакенбарды и короткие усики придавали Аркаше довольно воинственный вид.
Он извлек из кармана брюк соединенные скрепкой листки бумаги. Ася приняла их, бережно разгладила на коленях и подняла так, чтобы листки стали видны всем членам совета.
- Вот что побудило меня решиться на так называемое "безумство", - сказала она.
И молчала, пока профессор Персидский, заведующий кафедрой онкологии, сухонький и седенький, с остренькой бородкой и громовым голосом, всегда вызывавшим веселое оживление у студенческой аудитории, не спросил вежливенько:
- Не завещание ли Софьи Николаевны это?
Ася утвердительно наклонила голову.
- Именно так я и мои друзья расценили этот документ. Здесь список, составленный Софьей Николаевной, - Ася говорила монотонно, растягивая слова. - В списке собраны умершие в нашем городе за одну наугад взятую неделю.
- Странный вид завещания, - фыркнул Гликин, - ни тебе дачи построить, ни тебе машины купить. Одно слово - мертвые души.
- Вы правы только наполовину, Михаил Соломонович, вздохнула Ася. - Это список только тех умерших, кто мог бы стать донором мозга или реципиентом тела, - потершись щекой о плечо, она смотрела на Гликина так, словно пыталась припомнить, где встречала этого тучного и рыхлого, распираемого весельем мужчину. - Скрытно от всех нас, используя собственную методику анализа, Софья Николаевна в течение недели сумела отобрать девять пар потенциально способных к воскрешению жизней. Девять человеческих жизней - вы только вдумайтесь, товарищи! И всего за одну неделю. И только в одном нашем городе, - Ася тоскующе покосилась на застывшего в золоченой раме Гарвея. - Увы, эти жизни были традиционно преданы земле, отданы на съедение червям.
Члены совета настороженно поглядывали на листки бумаги, веером развернувшиеся в руке Аси. Тут сидели люди, потрясти которых фактом жизни и смерти было не так-то просто. И возраст, и профессия научили их не отдаваться во власть эмоций. Они прежде верили своему опыту, сверяли все новое со своими укоренившимися убеждениями.
И только Гликин, не скрывая своей заинтересованности, подвинулся вместе со стулом, чтобы лучше видеть Асю. Да Вадим Сергеевич обеспокоенно переглянулся с проректором по научной работе, - все утро они вдвоем просидели над проектом решения совета. Все им казалось предельно ясным. Их убежденность возникла не вдруг, она выпестовывалась годами с того самого дня, как вылупилась на свет эта кощунственная идея пересадки человеческого мозга. Ее, эту идею, неоднократно пережевывали в печати. О ней стало модно судачить на медицинских конференциях. Она часто становилась темой застольных бесед. Но никто, ни один уважающий себя ученый (не говоря уже о медиках!) не осмелился высказаться в пользу подобной пересадки.
Что ж из того, что созрела техническая возможность? Проблема потянула за собой неразрешимые этические трудности. А, да что там говорить! Любой профан в медицине понимал, какими пагубными последствиями чреват столь вольный эксперимент над человеческой личностью.
И вдруг - нате вам! - кандидат медицинских наук, уже известный в городе хирург. Вадим Сергеевич с тревогой вспомнил тот день, когда под его председательством слушалась защита кандидатской диссертации Барботько, Защита прошла блестяще, прямо надо сказать. И он тогда с искренней радостью присоединился к общему мнению: талант!
