Но я хорошо помнил, что "автоматы-разведчики с планеты не возвращаются по невыясненным причинам". И "завод остановлен, персонал эвакуирован". Вот почему не вызывал у меня доверия застрявший здесь никому не ведомый программист, упивавшийся поклонением машин. Не разумнее ли уклониться от встречи с маньяком?
-- Благодарю за приглашение, -- начал я, пятясь к ракете, -- в следующий раз я обязательно...
Продолжать не пришлось. Вдруг я взлетел вверх и прежде, чем успел сообразить что-нибудь, очутился на плоском темени одной из машин. Две другие держали меня за плечи справа и слева. И тут же их ноги зашлепали по лужам цвета раздавленной клюквы.
-- Стой! Куда? Пустите!
-- Он зовет тебя.
Пришлось подчиниться, тем более что машины, шагающие рядом, цепко держали меня. Лапы у них были литые, с острыми краями, и я боялся сопротивляться, опасался, как бы не порвали скафандр.
Ноги машин выбивали дробь по камням, они переступали куда чаще человеческих. Мы мчались по бездорожью со скоростью автобуса. Внутри у меня все дрожало и болело от ударов о жесткую макушку робота, в глазах мелькали мазки кармина, киновари, краплака, сурика. Дорога шла малиновыми холмами, темно-гранатовой лощиной, мы пересекли реку, похожую на вишневый сироп, углубились в ущелье со скалами цвета бордо. Потом ненадолго нырнули в тушь, утонули в темноте, где я ничего не видел, как ни таращил глаза. Но машины, должно быть, различали инфракрасное сияние, они топали по-прежнему уверенно. И опять из ночи мы вернулись в багровый день. Вдали показались удлиненные корпуса и, в нарушение цветовой гаммы, голубые вспышки сварки.
"А завод-то на ходу,-- подумал я. -- Ошибся мой всезнающий киберсправочник".
Впрочем, к корпусам мы не пошли, сразу же свернули в сторону и остановились у покатого пандуса, ведущего вглубь. Привычная картина. Передо мной было стандартное противометеоритное укрытие для безвоздушных планет. Все было знакомо: в конце пандуса шлюз, налево баллоны с кислородом, метаном, аммиаком -- кому какой газ требуется для дыхания. Прямо -- коридор и комнаты, а в комнате ванна и ратоматор -- этот чудесный аппарат звездожителей, расставляющий атомы в заданном порядке, способный изготовить любую пищу по заказу. Когда я болел, он штамповал для меня земные персики. Ленты с программами были у меня в сумке, и, ожидая, когда "Он" позовет меня, я изготовил мои любимые персики, а также спекс жареный, снекс печеный, кардру, ю-ю и соус 17-94. Что это такое, объяснять бесполезно. Блюда эти придуманы звездными химиками, формулы смесей невероятно длинны и ничего вам не скажут. В общем, спекс -- это нечто, жирно-соленое, кардра -- кисло-сладкое, ю-ю пахнет ананасами и селедкой, а соус 17-94 безвкусен, как вода, но возбуждает волчий аппетит. И я возбудил волчий аппетит, поужинал спексом и прочим, закусил персиками, вздыхая о далекой Земле, и, поскольку "Он" все еще не звал меня, завалился спать. День был тяжелый: я ввинчивался в пространство, вывинчивался из пространства, перегружался на спуске, трясся на стальной жесткой макушке, попал не то в гости, не то в плен. И если в таких обстоятельствах вы не спите от волнения, вы не годитесь в космические корреспонденты. Поутру меня разбудили гости -- тоже машины, но куда больше вчерашних, такие громоздкие, что они не могли влезть в комнату, вызвали меня для разговора в просторный пустой зал, вероятно спортивный в прошлом, с сухим бассейном в середине. В этом бассейне они и расположились, уставив на меня свои фотоглаза. У них тоже были ноги на кривошипах, подвешенные к ушам, и лбы с эмблемой "дважды два". Но у вчерашних машин лбы были узкие, плоские физиономии имели вид удивленно-оторопелый. У этих же глаза прятались под монументальным нависающим лбом, и выражение получалось глубокомысленное, серьезное и осуждающее. Вероятно, это и в самом деле были глубокомысленные машины, потому что рядом с квадратиком у них были привинчены пластинки с восемью нулями. Восьмизначное число элементов -- сотни миллионов. Пожалуй, это были вычислительные машины высокого класса.
-- Он поручил нам познакомиться с тобой, -- объявили они.
Я подумал, что этот "Он" не слишком-то вежлив. Мог бы и сам поговорить со мной, не через посредство придворных машин. Но начинать со споров не хотелось. Я представился, сказал, что я космический путешественник, прибыл с далекой планеты по имени Земля, осматриваю их шаровое скопление.
-- Исследователь,-- констатировала одна из машин.
-- Коллега,-- добавила другая. (Я поежился.) А третья спросила:
-- Сколько у тебя нулей?
-- Десять,-- ответил я, вспомнив, что в мозгу у меня пятнадцать миллиардов нервных клеток, число десятизначное.
-- О-о! -- протянули все три машины хором. Готов был поручиться, что в голосах у них появилось почтение. -- О! Он превосходит нас на два порядка.
-- Какой критерий у тебя? -- спросила одна из машин.
-- Смотря для чего! -- Я пожал плечами, не поняв, вопроса.
-- Ты знаешь, что хорошо и что плохо?
Я подумал, что едва ли им нужно цитировать Маяковского, и предпочел ответить вопросом на вопрос:
-- А какой критерий у вас?
И тут все три, подравнявшись, как на параде, и подняв вертикально вверх левую лапу, заговорили торжественно и громко, как первоклассник-пятерочник на сцене:
-- Дважды два -- четыре. Аксиомы неоспоримы. Только Он знает все (хором).
-- Знать -- хорошо! (первая машина).
-- Узнать -- лучше! (вторая).
-- Лучше всего -- узнавать неведомое! (третья).
-- Не знать -- плохо! (мрачным хором).
-- Помнить -- хорошо. Запоминать -- лучше. Наилучшее -- запомнить неведомое.
-- Забывать -- плохо! (хором).
-- Считать -- хорошо. Решать уравнения -- лучше. Составлять алгоритмы решении -- лучше всего.
-- Ошибаться -- плохо!
Там были еще какие-то пункты насчет чтения, насчет постановки опытов, насчет наблюдений, я уже позабыл их (забывать -- плохо!). А кончалась эта декламация так:
-- Кто делает хорошо, тому Он прибавит нули.
-- Кто делает плохо, того размонтируют.
-- Три больше двух. Дважды два -- четыре.
-- Ну что ж, этот критерий меня устраивает,-- сказал я снисходительно. -- Действительно, дважды два -- четыре и знать хорошо а не знать плохо. Поддерживаю.
И тогда мне был задан очередной вопрос коварной анкеты
-- А какая у вас литера, ваше десятинулевое превосходительство?
-- Нет у меня никаких литер.
-- У каждого специалиста должна быть литера. Вот я, например, восьминулевой киберисследователь А -- астроном. Мой товарищ В-восьминулевой -- биолог, а это восьминулевой С - химик.
-- В таком случае я -- АВС и многое другое. Я космический путешественник, это комплексная специальность, она включает астрономию, биологию, химию, физику и прочее.
