Сумерки сгустились, но видимость в ущелье еще хорошая, солнце снизу подсвечивало облака. Темное небо и странно белеющие облака, словно приклеенные…
Голоса и стрельба остались внизу. Я прислонился к дереву и перевел дыхание. Здесь кончался кустарник, за ним стояли редкие тощие березы на открытом пространстве, а метрах в тридцати начинались скалы.
Я добрался до скал и, прижавшись к нагретому за день камню, застонал от блаженства. Тепло…
В скалах были широкие расщелины, хорошее убежище. Отсюда была видна противоположная сторона ущелья, заметны искореженные, разбитые в щепу деревья, большие черные проплешины.
Нашли место для полигона, злобно подумал я, протискиваясь между глыбами. Я ободрал руку, но пролез в колодец, образованный рухнувшими сверху огромными камнями. Здесь было темнее, чем снаружи, но сквозь щели можно еще разглядеть кустарник внизу и подходы к расщелине.
За длинным обломком я обнаружил углубление, в котором и разместился. „Дюрандаль“ жал мне в бок, я выставил его перед собой. Получилась отличная стрелковая ячейка. Если полезут в щель, то по одному можно перебить батальон пехоты. Но не воевать же с детьми?! Правда, детки уж очень способные. А как же, высоко ценящееся в обитаемой Вселенной пушечное мясо… Если бы мясо, затосковал я, если бы они были жертвами обмана, так ведь нет, они знают, на что их специально натаскивают. Не удивлюсь, если кроме лекций по искусству им и литературу соответствующую тщательно подбирают, стишки на ночь читают про мужество и отвагу. Не пушечное мясо, а кровь и плоть войны, единственная убивающая сила, пользующаяся большим спросом. Золотари и вышибалы всегда нужны, но общество воротит нос от своих ассенизаторов. Как нас встретят в космосе…
Обидно, что с Джеджером так и не разобрался. Из-за него и посыпалась труха, но что с ним тогда случилось, непонятно.
Почему удрал, на что намекал, как его сумели так быстро забрать? Нервный срыв! А сейчас он вышел на охоту для укрепления нервов.
И с директором непонятно. То ли обманывает, то ли его обманывают… Издевался он надо мной или действительно звал в союзники? Может, он здесь в одиночку что-то пытается делать? Помешался от ненависти к курии, личные счеты или нечто в этом роде, решил одну нечисть натравить на другую и не заметил, как попал в жернова? Непонятно…
Лежать на камнях было неудобно, я встал, несколько раз присел, разминаясь, и снова вернулся на место. Возникла мысль о рывке наверх, к дороге, но я ее благоразумно подавил. Время от времени я поглядывал вниз, а когда уже решил, что они убрались отсюда, кусты зашевелились, из них вылезли две фигуры, а за ними еще две. От досады я стукнул кулаком по камню.
Они пошли вдоль кустов, потом начали карабкаться вверх. Вскоре их голоса раздались возле моего убежища. Я прижался к камню, подтянув к себе „дюрандаль“.
„Глянь-ка, Пит!“ — сказал ломающийся голос.
„Ого, а вот еще!“
Следы! Я же таскался по грязи и мокрой земле, а здесь почти сухой камень. Надо же так забыть!
„Куда он делся?“ — спросил первый.
„Никуда не денется! — уверенно отозвался Пит и крикнул: — Давай сюда!“
Подошли еще двое и загородили щель. Мне были видны все.
„Надо эту дыру проверить?“ — сказал один из них, тыча пальцем в мою сторону.
„Так ведь он вроде туда полез“, — возразил первый, вглядываясь себе под ноги и указывая куда-то вбок.
Я затаил дыхание. Если заметят, пристрелят как куропатку»
«Здесь его нет! — гулко раздался голос рядом, а потом уже снаружи: Может, его внизу зацепило, надо пройтись!»
Пройдись, пройдись, милый, взмолился я, мне бы еще минут двадцать, ну, десять, темно уже.
«А следы?»
«Не поймешь, вроде он снова вниз пошел. Или наверху засел?»
«Переждем, — сказал молчавший до сих пор подросток. — Ночью никуда не денется, а утром мимо нас полезет. На дороге встретим».
Они заговорили разом, заспорили, потом Пит заявил, что за палаткой лучше не ходить, Во-первых, можно нарваться (боятся меня, сопляки!), а во-вторых, до утра можно пересидеть здесь, в расщелине. Не слабаки!
У меня пересохло в горле. Мышеловка захлопнулась) Навалился большой страх и стал душить, в голове опустело, и в этой пустоте завизжал тонкий голос: «Беги, беги, беги…»
Бежать было некуда. Хорошая каменная гробница! Я хотел подняться, но из ног будто вынули кости.
Они по одному протискивались в расщелину, еще несколько шагов, и Пит скажет, «а вот и наш капитан» или что-то в этом роде, и вид у меня будет глупый и позорный.
Страх вдруг ушел, испарился, на какое-то мгновение мне померещилось, будто я снова окопался в дюнах, а рядом Гервег пытается снять пулеметчика с вышки, и хоть нет у меня к засевшим на базе самоубийцам ненависти, я буду стрелять и убивать, чтобы не убили меня.
Это видение еще не успело исчезнуть, когда я вскочил и нажал на спуск.
Сухие хлопки слились в длинный треск и заметались в каменном колодце…
«Что я натворил, — обожгла мысль, — в кого стрелял?!»
Пит был еще жив, когда, шатаясь, я подошел к ним. Он что-то пробормотал и уронил голову.
Что я натворил, я же убил их! Не знаю, сколько времени я простоял над ними, тупо повторяя, что я натворил, что я натворил, что я натворил… но тогда я еще не понимал — что! И когда вдруг понял, пришел огонь и выжег мозг, в глазах замелькали багровые пятна… Их лица в темноте не были видны, но я вдруг решил, что один из них — мой сын!
Не помню, что было потом. Кажется, я по очереди тормошил их, лепетал «вставайте, ребята, поиграли и хватит» и другой вздор. Потом меня подняло с места и кинуло вниз; продираясь сквозь кустарник с закрытыми глазами, я споткнулся и полетел лицом в листья, и единственной при этом мыслью было: «Сейчас проснусь»…
Я стоял на тропе, у ног моих лежал «дюрандаль». Шок прошел, холодное отчаяние сковало меня, было все равно, идти вниз, к полигону, а там застрелиться или спрыгнуть в реку здесь. Самое подлое, что одновременно с этим я не собирался делать ни того, ни другого, мелкие оправдания возникали и тут же стыдливо гасли. Но они расцветут потом, память все смажет.
Ложь, сплошная ложь! А правда — вот она: кровь детей моих на руках моих. И моя ли в том вина? Им сказали — убей, их учили — как, им объяснили — зачем. Что с того, если они не здесь, а там свирепствуют в зондеркомандах, что с того, если они замарали имя человеческое во веки веков?! Они и меня сделали убийцей, чистоплюи! Кто им дал право вязать нас кровью? Кто дал право загонять в казармы, продавать в наемники?..
Игры без правил кончаются кровью.
Я сел на камень и долго просидел в темноте.
Звезды начали исчезать, потянуло сыростью, наползал туман. Туманом сопровождался мой приезд сюда, им же и кончается. Ничего, это ненадолго. Теперь я начну задавать вопросы, и пусть они попробуют мне не ответить! _Если ведется игра без правил — устанавливай свои правила_!
