Местлер слабо улыбался.
– В Паллахакси сложилась критическая ситуация, но она находится под нашим постоянным контролем, – начал Местлер. – Имели место сообщения о вражеских агентах в окрестностях консервного завода, и, поскольку завод жизненно необходим для нас, может возникнуть необходимость изменения границ запретной зоны. Но мы надеемся, что этого не потребуется. Мы надеемся. Он начал поносить тех, кто заботится только о себе, не думая об общем благе, кто ночью толпами болтается по улицам, обеспечивая прикрытие для астонских шпионов, кто организует непонятные нелегальные сборища, из-за чего Парламенту впустую приходится расходовать время – время, которое с большей пользой можно было бы потратить на решение военных проблем.
Короче говоря, он перешёл в наступление, продолжая говорить спокойным, убедительным тоном, с улыбкой добродушного дядюшки, маскировавшей яд его слов.
– И потому после долгих и мучительных размышлений Парламент вынужден объявить, что у него нет иного выхода, кроме как прибегнуть к этой непопулярной мере, – говорил Местлер, и, вероятно, я что-то упустил, поскольку не мог понять, о чём он говорит. Аудитория возбуждённо роптала.
– Какие у вас на то полномочия? – крикнул отец Кареглазки, сидевший за столом на сцене. – Подобное распоряжение может разрушить моё дело.
Здесь что, консервный завод или какой-то мёрзлый парламентский департамент?
– Сейчас война, и у нас есть право принимать срочные меры местного масштаба, – проинформировал его Местлер. Шум в зале усилился.
– Какие меры? – шёпотом спросил я у Кареглазки.
– Комендантский час.
– Что? Чего они испугались?
– Думаю, отца Ленты и его товарищей… Дроув, это означает, что мы не сможем гулять вечерами, – с несчастным видом сказала она.
Вокруг нас люди вскакивали с мест и кричали. Местлер тем временем продолжал:
– Нет, мы не вводим военное положение. Некоторое количество войск расположится в городе: для оказания помощи местной полиции и для целей обороны. Будьте уверены, что будут приняты все меры для защиты города в случае нападения астонцев. Спасибо за внимание.
– Подождите! – Ошеломлённый, Стронгарм вскочил на ноги. Каким-то образом инициатива была потеряна, и собрание закончилось поражением. – Мы вполне можем защитить себя сами! Нам всё это не нужно!
Местлер грустно посмотрел на него.
– Паллахакси-Стронгарм, чего вы хотите? Вы заявляли, что Правительство вас не защищает – теперь мы даём вам защиту, о которой вы просили, и вы все ещё недовольны. Я в самом деле начинаю думать, что вы всего лишь возмутитель спокойствия…
На следующее утро я зашёл к Кареглазке, и мы решили пойти на Палец, посмотреть на прибытие большого корабля. С удобного наблюдательного пункта мы могли бы оценить, направляется ли он в гавань или, как предполагала Кареглазка, к новой пристани.
– В «Груммете» говорят, что вчера он бросил якорь возле Пальца, – сказала она. – Возможно, на нём привезли какое-то военное снаряжение. Кто-то сказал, что в океане он подвергся нападению астонских военных кораблей и получил повреждение двигателей. Вот почему они опоздали. Они должны были быть здесь ещё до грума.
Я в очередной раз подумал о том, насколько быстро доходили новости до «Золотого Груммета». Новости, о которых рассказывала мне Кареглазка, обычно оказывались более свежими и точными, чем в газетах, которые столь жадно поглощал мой отец.
Мы зашли к Ленте, сочувствуя ей после того, как обошлись с её отцом на собрании. Она выглядела достаточно бодро и явно была благодарна нам за возможность отвлечься, в то время как Стронгарм по-прежнему пребывал в ярости и гневно говорил о необходимости организовать вооружённые отряды.
Оставив Уну нести это бремя в одиночестве, мы направились по главной улице в сторону гавани.
Возле монумента стоял Вольф, на этот раз без матери и явно без определённых намерений. К несчастью, он заметил нас и поспешил навстречу, абсолютно не смущаясь тем, что много дней избегал нас.
– Рад вас видеть, – весело воскликнул он и по-хозяйски взял Ленту за руку. Она посмотрела на него, как на пустое место, и он внезапно опомнился. – Э… есть какие-нибудь новости о Сквинте?
– Никаких, – очень тихо ответила Лента.
– Плохо. Ужасная история. Знаешь, я думал об этом, и у меня появилась одна мысль. Как ты думаешь…
Голос его замер, когда Лента вырвала из его руки свою и уткнулась лицом мне в плечо, громко всхлипывая.
– Ради Фу, сделай так, чтобы он замолчал, Дроув, – в отчаянии рыдала она. – Я этого не выдержу!
Я не знал, что делать в подобной ситуации. Я стоял посреди людной набережной гавани Паллахакси с рыдающей девушкой на плече. Того гляди, соберутся зеваки. Да и Кареглазка поглядывала исподлобья.
– Ладно, Лента, ладно, – я похлопал её по плечу. – Пойдёмте-ка отсюда, ведь мы же собрались на Палец посмотреть на большой корабль.
Лента затихла, вытерла слёзы, и мы втроём отправились дальше.
Смущённый Вольф поплёлся за нами.
Так он снова присоединился к нашей небольшой компании, добровольно согласившись на некоторое понижение в ранге.
* * *
Мы стояли на Пальце и смотрели на ясное, спокойное море. Поверхность воды была испещрена танцующими рыбками, и грумметы без конца устремлялись вниз, захватывая полный клюв живой добычи, и глотали её на лету, взмывая на восходящем потоке к вершинам скал. Потом – а некоторые из них парили столь близко, что можно было увидеть их глотательные движения, – они вновь по спирали устремлялись вниз, снижаясь к маслянистым волнам, скользя столь низко, что их ноги иногда касались воды, пока они набирали новую порцию рыбы в свои клювы-мешки.
Корабль снялся с якоря и двигался в нашу сторону, хотя до него всё ещё было более тысячи шагов. Его буксировали на канатах четыре паровых катера, по два с каждого борта; буксиры были расположены так, что они тянули корабль не только вперёд, но и в разные стороны.
– Это корабль с глубокой осадкой, – объяснила Лента, – оказавшийся посреди грума. Плотная вода вытеснила его, и верх стал перевешивать; вот почему им пришлось вызвать буксиры. Теперь с каждого борта натянуты канаты, чтобы удержать корабль на ровном киле. Видите того человека на мачте? – Она показала на казавшуюся знакомой фигуру на площадке на половине высоты мачты. – У него индикатор крена, и он контролирует положение буксиров. Когда корабль начинает накреняться, он даёт сигнал паре буксиров с этой стороны, чтобы они ослабили канаты, а с другой стороны – чтобы натянули их сильнее, и корабль снова выравнивается. Всё это время они тянут его в сторону берега. Когда он окажется достаточно близко, к нему прицепят тросы с суши и с помощью лебёдок подтянут его с двух сторон.
