— Дроссель вытягивает заслонку, когда идет давление на второй цилиндр…
— Ух как громко, Вам не кажется, что корабль дрожит? — настороженно спрашивал Эд.
— Когда деформируются пространства в клапанах, полости сжимаются и создаются микровзрывы, отсюда и вибрация…
— Это пройдет со временем, да?
Механик раскрыл ладонь и как бы вкручивая в нее кулак, объяснял:
— Сейчас притрутся шрузы, сгладятся внутренние спайки, исчезнут пустоты, и тогда…
Еще говорил, но из-за стильного скрежета слов уже не разобрать. Люди зажали уши, испуганно пригнулись. С кораблем явно что-то было не так. Винты заклинило, видно потому, что вода под кормой уже не бурлила, Цесариус задрожал, вся накопленная им за долгие месяцы боль, вырвалась душераздирающем стоном. И спасаясь от этого, пронзающего насквозь звука, люди падая на колени хватались за головы, прятались друг за друга, в отчаянии прыгали в воду.
Крики, паника… взрыв. Задней части корабля, как ни бывало. Константин уже видел похожее, но не так близко. Горячий пепел, щепки, колючая пыль застревали в волосах, обжигали пальцы, царапали лицо. Взрывной волной картографа сбило с ног, но вцепился в мачту — удержался; капитан и Макс, успели ухватиться за низкие перила, остальным повезло меньше.
Крича и трясясь от страха, перекатываясь по палубе Эд Женьо наткнулся на Константина.
— Взорвался! — кричал он в лицо картографу. — Костя! Он взорвался! Где этот чертов механик?! Все погибло! Он погубил корабль!! Ты слышишь Константин?! Погиб! Погиб младенец!
Через пол минуты, чуть успокоившись, отпустил Константина, и стоя на четвереньках, вглядываясь в исчезающие очертания окутанного паром и дымом цесариуса, повторял:
— Взорвался… Кто бы мог подумать?.. Кто бы мог подумать?.. Взорвался…
— Кто бы мог подумать, — повторил Константин, краем глаза взглянул на капитана, скривив лицо перевернулся на бок, лицом к воде. Женьо, будто кольнуло в спину, он оглянулся и несколько секунд рассматривал картографа.
— Не советовал бы вам так часто менять свои убеждения, — послышался тихий голос смотрителя музея. Старик лежал на животе недалеко от капитана, голова и руки свисали с плота, до кистей доставали волны. От легких порывов ветра на спине вздрагивала накинутая через плечо на голое тело алая лента.
— Натан, — продолжал он, — как вы ни понимаете, что любые споры могут закончатся разрывом, гибелью нашего союза. Раскол уже наметился, но мы еще едины, противоречия не так очевидны, и если мы просто помолчим…
— Молчите если угодно! — возразил синоптик. — А я не стану, когда этого требует моя совесть. Я не знаю, кого "кампания" предпочтет сделать виноватым в том, что случилось. И вы не знаете. И если подумать, месье Константин единственный, кто пытался как-то спасти положение. Рискуя своим здоровьем, жизнью он спускался в трюм и…
— Предатель! Оборотень! — крикнул смотритель. — Ты же сам составлял обвинительный лист. "Пожар и скорое его распространение следствие халатности и есть подозрение: умышленного вредительства господина старшего картографа". И твоя подпись, если не забыл — первая… А теперь, когда причина гибели корабля взрыв а не пожар, решили переиграть. Теперь, Рум у тебя герой! И не только у тебя смотрю, притихли орлы. — Он приподнял голову и посмотрел на "старших", одни опустили глаза, другие отвернулись, третьи делали вид, что спят. — Переметнулись.
— Перестаньте. Вы проснулись, как и мы, но все еще почему-то боитесь открыть глаза.
— Чего я боюсь? Мне то как раз бояться нечего. Я единственный, кто не поставил подпись. Это я защищал его от вас… но и нахваливать не собираюсь. Он виноват не меньше остальных.
— Есть! — крикнул Лем. — Так-так теперь тихо… тихо… — Он по чуть-чуть стравливал леску, свободной рукой попробовал снять ее с пальца ноги, но не получилось: рыба пошла на глубину. Палец сразу вздулся, Лем схватил леску двумя руками, потянул на себя: Макс помоги!..
Но Макс итак уже был рядом. Смочив палец водой он зубами стянул с него петлю.
— Трави… трави…
"Старшие" зашевелились, приподнялись на локтях, привстали на колени с замиранием сердца наблюдая как быстро распутывается моток: леска въедаясь в деревянный борт со свистом уходила вниз.
— Лем борись с ней… катушка уже все…
— Устает… я чувствую. Еще немного. Нет… не успокаивается… Уйдет…
— Как думаешь, что там? Акула?
— Тунец. Большой тунец, — возбужденным голосом, сверкая глазами сказал Лем.
— Уйдет, — сказал кто-то из "старших".
— С рыбой надо бороться. А у этих сил нет. Ловец рыбы, это ведь тоже призвание.
— Возможно, дело не только в призвании. Я верю в то, что человек может адаптироваться, подстраиваться под среду. Просто, у каждого свои способности. Уверен, каждый из нас, оказавшись на месте этого матроса с поставленной задачей справился бы лучше. Положение, которое мы занимаем не случайно. Мы прошли через сито эволюции, и не только эволюции нравственной. Мы выносливей, сильнее этих людей. Общество наделило нас властью, а природа сильными генами. Правда не знаю, какова была последовательность, да и не думаю, что теперь это важно.
Но факт. Матросы все время кашляют, они еле двигаются по плоту, на каждого по очереди накатывает лихорадка. Картограф, — сказал шепотом, — вообще не приходит в себя. Он ведь тоже из этих. Торгаш. Втесался в высшее общество — теперь хлебает. Обратите внимание: никто ведь из "наших", кровью не кашляет, мы не такие худые, и кожа… Вы обратили внимание на цвет кожи?
— Да, кожа… Она желтая.
— Именно… И еще у них цинга начинается… Заметили?..
— У меня, если честно тоже десна кровоточат…
— Но! Но у них раньше… Раньше ведь так?!
— Думаю вы правы.
— Вы не думаете, вы это знаете.
Расступитесь, расступитесь, — просил Макс, затаскивая на плот большую серебристую рыбу. Он держал ее за жабры; тяжелая, скользкая так сильно трепыхалась, что разрезала жабрами ему руку: пришлось бросить рыбу под ноги. Лем принялся колотить по черной твердолобой голове дубинкой. Не ошибся — тунец, большой сильный: сопротивлялся долго, наконец затих.
— Надеюсь вы понимаете?! — сказал, совсем исхудавший за эти дни, Ксантипп. — На этот раз делить надо по всем правилам!
— Половину съест капитан Рум, остальное разделим поровну, — ответил Макс. Лем подтвердил кивком.
Послышался недовольный гомон:
— Так делить неправильно.
— В конце концов существуют правила деления.
— Мы готовы рассмотреть вас, как равноправных претендентов, но просить большего с вашей стороны не только некорректно, но и…
