— Так я же не знал!
— А зачем ты там сидишь? Не знал. А теперь узнал? От кого?
— По своим каналам.
— По своим каналам! Ну да, конечно, до твоих доносчиков только дошло, что к чему. Они просто водят тебя за нос… Или такие же болваны, как ты… — он сердито махнул рукой. — Где у него контора, у Илы Леса, на старом месте?
Старейшина Ила Лес имел внешность примечательную. Низкорослый — даже по бакнианским меркам, он был настолько широкоплеч, что казался квадратным. Длинные руки, огромные кисти и ступни — тело питекантропа, и на этом теле вдруг, резким диссонансом, голова мыслителя: высокий скульптурный лоб, большие умные глаза, тонкий нос…
Увидев в дверях Марана, он не растерялся и не смутился, даже не встал из-за стола, на котором стояла тарелка с остатками ужина, а только произнес, насмешливо кривя рот:
— Ба! Светлейший Маран!
Насколько это обращение задело Марана, Дан понял по тому, как раздулись ноздри его изящного носа и напряглись губы. Впрочем, он сразу овладел собой и ответил в таком же тоне:
— Мое почтение высокому Иле Лесу! Разрешите войти?
На явление Дана и охранников Ила Лес не отреагировал, увидев Главу Лиги, помрачнел, а при виде Начальника Охраны пренебрежительно усмехнулся.
— Донес?
— Не донес, а сообщил, — поправил Маран, но в его глазах мелькнули веселые искорки.
— Опять ты за свое, Ила, — сказал он почти дружелюбно, садясь на широкий табурет у дощатого стола.
Ила не ответил. После короткой паузы Маран положил на стол небольшой зеленый конверт.
— Я привез приказ о твоем аресте.
— Подписанный?..
— Изием Гранитом, в Крепости Бакна, сегодня, в два часа пополудни.
Ила усмехнулся с откровенным презрением.
— Еще бы! Нас осталось — по пальцам можно пересчитать, и все же мы застим ему небо. В чем меня обвиняют? Кого я тайно отравил, с кем вступил в сговор, на кого работал, Дернию или Латанию?
— Тебя обвиняют в извращении идей Лиги.
Ила Лес невесело рассмеялся.
— В извращении идей Лиги! Твой Изий слыхом не слыхивал о Лиге, когда мы ее идеи обдумывали и обосновывали, когда доводили эти идеи до людей. Я участвовал в Учредительном Собрании Лиги, тогда нас было всего сорок восемь, десятки раз я встречался с Роном Львом еще до того, как в Лигу вступил Изий… я уже не говорю о молокососах вроде тебя!.. Они, видишь ли, меня обвиняют — да это я вас обвиняю, это вы извратили идеи Лиги, и не только идеи, во что вы превратили саму Лигу? Во времена Рона Льва она объединяла самых честных людей страны, главным в нашей жизни была верность долгу, а долгом нашим было служение Бакнии. А вы? Вы превратили Лигу в сборище беспринципных карьеристов, вы поставили ее над народом…
— Отличная речь, — заметил Маран спокойно. — Тебе надо было произнести ее на Большом Собрании.
— Издеваешься?
— Почему же? Ты ведь выступал на последнем Большом Собрании, разве нет?
— Мне не дали бы договорить до конца.
— А ты бы попробовал.
Ила Лес вдруг сник.
— Ах, Маран, Маран, — пробормотал он.
— Что — Маран?
— Не знаю, кто ты и что ты есть, но в одном не сомневаюсь: ты не дурак. Неужели ты не понимаешь, что вы творите, и чем это кончится? Ну ладно он, — кивок в сторону Начальника Охраны, — но ты, неужели ты не разу не задумывался над тем, почему у нас с каждым годом падают урожаи?
Маран не ответил. Неожиданно вмешался Начальник Охраны.
— Не знаю, кто выполнял расчеты, — начал он вкрадчиво, — но, по-моему, они завышены. Мы оставляем крестьянам непомерно много зерна и плодов. Разве человек в состоянии за год съесть два мешка зерна? Полмешка можно бы спокойно скостить.
— Можно бы скостить и два мешка, — тихо, с трудом сдерживаясь, заговорил Ила Лес, — да вот беда… пустяковая, конечно, но все же… на будущий год уже некому будет сажать и выращивать это зерно.
— Я не говорил «два», я сказал «пол»…
— Идиот! — заорал Ила Лес, уже не пытаясь сдерживаться. — Два мешка — такой была доля крестьянина при императоре! Еще и плюс наградные. Да ты представляешь себе, что такое два мешка? Это полуголодное существование… если б не плоды и тана — это голод… Кстати, Маран, ты знаешь, что творится в соседних районах? Под корень вырубают тану и вместо нее сажают карну!
— Правительственное указание, — значительно произнес Начальник Охраны.
— Слушай, ты! — не повернув головы, тихо сказал Маран, — выметайся отсюда. Иди к мобилю и жди нас там.
— Но я…
Маран искоса взглянул на него. Начальник исчез.
— Под корень? Но указание было только насчет старых деревьев.
— Старые деревья и дают большую часть сока. Пойми, Маран, испокон веку тана была главной пищей бакнов. Карна бодрит, но не питает, они не взаимозаменяемы.
— Что я могу поделать, Ила? Это бредни Ласота! Он доказывает, что сок карны полезнее и экономичнее таны.
— Дело не в карне, а в Ласоте. Может, тебе неизвестно, что Ласот — однокашник Изия? Потому и вечно чем-то руководит. Теперь этот недоучка вообразил, будто что-то смыслит в сельском хозяйстве, и переворачивает в нем все вверх дном.
— Уже перевернул, — заметил Маран. — Ладно, Ила, это не в моей компетенции. Скажи мне лучше, у тебя сохранился список, по которому ты раздавал дополнительное зерно? Не торопись качать головой, сначала обдумай ситуацию.
— Мне нечего обдумывать, — упрямо сказал Ила Лес, — списков нет.
— И все-таки. Мне приказано отобрать и сдать это зерно. Если будет список, мы заберем только то, что роздано тобой, а если нет… ты же сам понимаешь, в горячке недолго прихватить и положенную долю.
— Будь проклят этот стукач! — хрипло выдавил из себя Ила.
— Ты лучше прокляни своих стукачей. Этот что — он на работе. А твои…
— Что ты имеешь в виду?
— А откуда он, по-твоему, узнал? Твои же крестьяне ему и сообщили. Может, даже из числа облагодетельствованных. Ты подумай над этим, Ила. Над этим стоит подумать.
— Мои крестьяне… Зерно получили все. Все! Правда, по-разному. По работе. По справедливости.
— То-то и оно. Справедливостью не наешься. Так есть список или нет?
— Есть.
Ила Лес достал из нагрудного кармана толстую пачку исписанных мелким почерком листков, молча протянул их Марану и отвернулся к окну.
Маран жестом заправского картежника развернул пачку веером, выудил один из листков, отдал его Миту и снова уселся.
— Подождем.
— Слушай, Ила, — вдруг сказал Глава Лиги, — а ведь они не отдадут зерно без драки.
— Без драки не отдадут, — согласился Ила.
— Но тогда ты погиб.
— Я давно погиб, Ган.
