Ведь трудно предположить, будто все началось с того, что на меня нашло некое, не поддающееся доводам рассудка, невозможное, необъяснимое наваждение, целиком и полностью завладевшее мной - и, возможно, погубившее. Нет, я полностью ощущаю и оцениваю поступки и их следствия, полностью просчитываю, как и раньше, все как раньше, варианты, насколько это возможно в нашем мире, в наше время. Дело не в этом, все, что я когда-либо совершил в этой жизни, включая даже то, за что отвечать у меня нет никакого желания, полностью согласуются с моими логическими построениями, на которые и опирается мой мозг, отдавая разнообразные приказы членам моего организма, пускай теперь логика слегка изменилась, стала чуть другой, но осталась же она, как же иначе! Это понятно и естественно, правда, то, что получается не всегда вписывается в привычные законы и комментарии к ним, а к новым мне еще предстоит привыкнуть, предстоит осознать их, выработать некий подход для собственного же удобства, освоиться и так же уверенно и спокойно чувствовать себя среди них, как раньше среди прежних жизненных установок. И то, что пока я по старинке называю блажь, прихотью, завтра найдет, быть может, свое место в ряду основополагающего порядка моего взаимоотношения с миром. Все рано или поздно вернется на круги своя.
Пока же я сам играю в другую игру, а у каждой игры обязательно есть свои правила, которые мне подлежит как следует изучить. Мой мозг, кажется. Быстрее сбросил с себя образ маленького "серого человека", чем я сам - не знаю, с чем в данном случае себя идентифицировать - и вполне активно принялся за разработку планов по достижении той или иной приемлемой для меня нового цели.
Я вернулся в город, где, к чему сантименты, убил человека, по своему это тоже логично, я веду активный образ жизни который, в целом, соответствует моему характеру и тому, новообретенному, что добавилось мне после нескольких дней страхов и переживаний, а потом уже - спокойного, взвешенного подхода к проблемам. Я сыграл в рулетку и выиграл. Приехав в город, я веду себя точно также как турист, выполняющий программу-максимум по извлечению удовольствий от проведенных нескольких дней, недель где-то в другом месте, от самой перемены мест. В моем случае, еще и от перемены обстоятельств.
Конечно, логичнее было прятаться, дрожать, поменять местожительство, залечь на дно, это тоже выход, но выход, свидетельствующий о поражении, о признании себя добровольным изгоем, о передачи себя во власть обществу (и людям эту власть предержащим) и случаю - двум главным опасностям, которые могут подстерегать человека на его жизненном пути.
Я не хочу чувствовать себя пораженцем, я жажду вести полноценную, пускай и немного беспокойную жизнь, но так, чтобы мне не в чем было упрекнуть себя, не поддаться на очевидные слабости, не сдаться и опустить руки. Ва-банк - лучший способ держать удар.
Поэтому я и взял в аренду дорогой лимузин и отправился на Березовую. В определенном смысле меня там ждали. Нет, я неверно выразился, и в доме номер сорок семь и в "Газели", стоящей напротив - ожидали, как один из возможных вариантов развития событий, мое появление, появление автомобиля в нем главное - с человеком, который подойдет и сделает то, что и тем и другим покажется, с разными чувствами по этому поводу, вполне реальным, оправдавшимся прогнозом.
Поэтому, ощутив это ожидание именно тогда, сидя на лавочке неподалеку от дома и разглядывая сторожащую дом, точно волк в засаде, "Газель" очевидный, вполне вписывающийся в рамки ход устроителей этой засады, - еще тогда я решил стать тем человеком, кто вмешается в возможной резкостью в ход давно уж замерших на точке замерзания событий и сдвинет их, если не в одну сторону, так в другую. Мне было предпочтительнее очевидное исчезновение в итоге микроавтобуса, замучившего обитателей дома сорок семь.
На привычное состояние дел я и надеялся, подъезжая к дому в светлом "линкольне" с тонированными стеклами.
Прошуршав шинами по асфальту, он остановился у выездных ворот; посидел внутри примерно минуты полторы, более вытерпеть я не мог - слишком уж разволновался в последний момент, так что сердце буквально выпрыгивало из груди. Открыл дверь со стороны сиденья водителя, - я несколько раз пытался заставить себя вылезти с противоположной стороны, но так и не решился пойти на этот эксперимент, который вполне мог оказаться и провальным. Итак, я выбрался из машины и неторопливо зашагал по направлению к "Газели" еще за минуту, медленнее не смог, покрыв расстояние от лимузина до микроавтобуса. Конечно, на меня были обращены взоры как находящихся в "Газели", так и в охраняемом ею доме, что для меня было особенно важно.
Подойдя к зашторенной дверце в салон, я постучал, прислушиваясь к царившей внутри и снаружи тишине. Ответили мне мгновенно, не успела опустить руку, как дверца отъехала, и на меня воззрилось четверо сидевших в салоне людей.
Я бросил взгляд внутрь: молодые парни, не дашь и тридцати лет самому старшему из них, от делать нечего расписывали пульку, кто-то из четверки откровенно проигрывал.
Оглядывая салон, я молчал, они не шевелились. Из журналистов за те мгновения никто не решился произнести ни слова, не поинтересовался чего же мне надо, собственно, каждый оценивающе разглядывал меня, ожидая, когда я заговорю первым.
Нельзя не сказать, что это молчание было для меня золотом, откровенно, я рассчитывал несколько на иную встречу. А затем, когда уже невозможно было молчать и смотреть в глаза молодым здоровым парням, уверенным в своих силах, я произнес фразу, несколько раз слышанную до этого в кабинете у шефа, безликую фразу, обладавшую поистине магической силой, на которую я рассчитывал. Мне оставалось только проверить, будет ли ее магия распространяться не только на шефа, но и на сидящих внутри "Газели", или же случится осечка и меня попросту выставят вон, невзирая на тот роскошный лимузин, в котором я прибыл к месту затянувшегося действия.
- Просили передать, - наконец медленно и довольно тихо произнес я, едва справляясь с волнением, - что ваше присутствие здесь совершенно нежелательно.... Просили также предупредить, чтобы вы, по возможности старались не появляться более в этом районе.
И замолчал, изучая выражение на лицах сидевших внутри.
Теперь мне следовало уйти, вернуться к оставленному автомобилю, дверь которого я даже не захлопнул, но я не смог сдвинуться с места, просто стоял, вперившись взглядом в журналистскую четверку.
Первым ожил шофер, возраст его, как я определил для себя, был почти сходен с моим, все это время он сидел, повернувшись спиной к выходу в самом дальнем углу, и торопливо жевал бутерброд, его я заметил только, когда он зашевелился после сказанных мной слов. Он был грузен по-медвежьи, и, когда вылез из салона, двинулся напролом в мою сторону, все с тем же бутербродом в руке, с легкостью будто перышко, попавшее ему в руки, отодвинул меня, чтобы я не стоял на его пути - просто перелезть на свое место ему не давали пропорции собственного тела и нагромождения аппаратуры, - в этот момент я вздрогнул, не в силах сдерживаться более, всем телом. Но никто не обратил на это внимания, шофер прошел мимо меня, торопливо обогнул машину, я услышал, как бухнула дверь, и заскрипело под ним сиденье, завелся мотор. Кто-то из сидевших внутри ребят - я, как ни старался, лиц не запомнил, задвинул перед моим носом дверь; микроавтобус взревел и двинулся с места, быстро ускоряясь, прочь с улицы Березовая.
