"Вы двое" нагрузились рюкзаками, спрыгнули с бетонного бордюра на железнодорожное полотно, перешагнули через рельсы и спустились по крутому каменистому откосу к реке. Павло достал из рюкзака ножной насос и принялся накачивать лодку, а Федор стал от нечего делать швырять в воду под острым углом плоские камешки, чтобы подпрыгивали... раз-два-плюх... раз-два-плюх... раз-два-три-четыре-плюх... Сверху раздался резкий вой. Федор поднял голову: по насыпи мчался, поднимая в воздух пыль с мусором, длинный пассажирский поезд с серебрящимися боками... Федору вдруг жгуче захотелось оказаться в этом поезде, чтобы сидеть в уютном купе у окна и с безучастным интересом наблюдать, как внизу у реки копошатся возле резиновой лодки два чудака.
- Слышь, Федор, - вернул его к реальности Павло, - иди покачай, а я облегчусь пока, чтобы наша шхуна ниже ватерлинии не опустилась.
Павло удалился в кусты, с треском продираясь сквозь ветки, а Федор стал качать, вздыхая: вся эта затея с походом на Барабашкин все больше казалась ему дурацкой. По откосу зашуршали камешки: спускался Шуряк.
- А где боцман? - спросил он.
- Волной смыло, - невесело пошутил Федор.
- Соскучились? - появился застегивающий на ходу брючный ремень Павло. - Хорош, - помял он ладонью округлый борт лодки, - а то лопнет.
- Паша, а тряпок ты не взял, случайно? - спросил Шуряк.
- Только то, что на мне, Сашок. А зачем тебе?
- Весла обмотать надо, чтоб не плескались, а то я слышал, будто здесь берега акустическими локаторами нашпигованы. Может, и брехня это, но все же... Ладно, последнюю рубашку с себя снимаю, - Шуряк стянул с себя рубашку и одел джинсовую куртку на голый торс. - Рвите, барбосы! - бросил он рубашку в лодку.
Наконец, все было готово: лодка накачана, весла обвязаны, вещи погружены. Федор сел на нос, Павло - на весла, а Шуряк на корму, чтобы задавать направление. Отчалили.
- Слышите? - спросил Шуряк, когда они проплыли метров пятьдесят.
- Вроде, гудит что-то, - Павло по-собачьи наклонил голову вбок, выставляя вверх ухо.
Федор тоже прислушался: со стороны острова доносился низкий гул, какой обычно можно услышать, проходя мимо крупного завода.
- Они? - коротко спросил Павло.
- Ты бинокль взял? - спросил Шуряк вместо ответа.
- А ты заказывал?
- Самому думать надо! - огорченно сказал Шуряк.
- Возьми в вещмешке, - сказал Павло, выдержав паузу.
- Умничка! - потрепал Шуряк Павло за толстую щеку, пользуясь тем, что у того заняты руки.
- Сейчас как глушану веслом! - обиделся Павло.
- Спокойно, Пашуля, вижу землю! - закричал Шуряк, не отрывая глаз от бинокля. - Право руля! Так держать! Полный вперед! - вошел он в азарт.
- Слышишь, кэп, вроде девушки смеются, - навострил уши Федор.
- Конечно, девушки, мы же к пляжу приближаемся, - спокойно ответил Шуряк. - Прямо по курсу - купающиеся барабарышни!
- Иди ты! - вывернул голову Павло.
- Капитан шутит, - успокоил его Шуряк.
Федор повернулся лицом к острову: они и правда приближались к пустынному песчаному пляжу, и чем ближе они к нему подплывали, тем отчетливее слышался смех, здоровый смех резвящихся на берегу молодых длинноногих дев... однако, дев-то и не было видно. До берега оставалось метров двадцать, когда вдруг совсем рядом раздался шум воды, громкий глубокий вдох и сильный всплеск... Павло, Шуряк и Федор одновременно вздрогнули: всем троим показалось, что за черный надувной борт лодки с резиновым скрипом ухватилась тонкая женская рука. Возле самой кормы зазвенел рассыпчатый девичий смех, подхваченный с берега многоголосым эхом. И снова всплеск, теперь уже тихий... будто какая-то купальщица вынырнула и опять нырнула.
- Что, баб испугались?! - спросил первым опомнившийся Шуряк, но спросил не весело, как обычно, а как-то настороженно.
- Да с бабой я бы сладил, - сказал Павло не своим, тонким голосом, - а тут даже не видишь, за что хватать!
- Надо представить, что мы слушаем радиопостановку, - не очень уверенно предложил Федор.
- Ага, "Пионерскую зорьку"! - хохотнул пришедший в себя Шуряк.
Встреченные радостными визгами невидимых красавиц, они причалили к берегу.
- Только ничего им не говорите! - напомнил Шуряк вполголоса, последним выходя из лодки.
Федор и Павло послушно кивнули: мол, мы и не думали.
- Где лодку ховать будем? - Павло озабоченно оглянулся по сторонам.
- Давай там, - кивнул Шуряк на стоящие в ряд душевые кабины.
- А не стырят?
- Кто?
Они поставили лодку в одной из кабинок и уже совсем было собрались уходить, когда из соседней закрытой кабинки послышался сквозь шум водяных струй мягкий женский голос, по тембру которого можно было предположить, что его прелестная обладательница стоит на цыпочках с руками, заведенными за выгнутую спину:
- Молодые люди, можно вас попросить... не поможете с застежкой разобраться?
Шуряк весело открыл рот, чтобы отпустить по этому поводу удачную остроту, но Павло быстро накрыл его лицо своей огромной пятерней и защемил ему губы ладонью, выразительно при этом зыркнув в округлившиеся глаза Шуряка: ты же сам предупреждал, проститутка! Шуряк отпихнул его руку и резко распахнул дверь кабинки: вода действительно шумела, разбиваясь о деревянный настил, но никого внутри не было.
- Руки мыть надо! - сплюнул Шуряк раздосадованно.
Закинув за плечи рюкзаки, они двинулись гуськом: Шуряк первым, Федор вторым и Павло - замыкающим, чтобы в случае чего прикрыть сзади. Вскоре они выбрались на круто уходящую вверх асфальтированную дорогу, по обеим сторонам которой стояли утопающие в зелени роскошные виллы с широкими покатыми лужайками перед ними. Вокруг не было видно ни души, но жизнь, казалось, бурно кипела: из окон доносилась музыка; на верандах погромыхивали чашечки, ударяясь о блюдца; слышался звонкий стук тугого баскетбольного мяча, отскакивающего от дрожащего щита с кольцом, укрепленного над воротами гаража; жужжали колесиками невидимых досок незримые скейт-бордисты; а на теннисном корте за высокой железной сеткой твердо шлепался о землю мячик, пели струны ракеток и поочередно раздавались мужской и женский надрывные голоса: "Уф! Йа! Уф! Йа! Уф! Йа! Уф! Йа!"
- Да-а, - протянул Федор, барабашки не дураки - такой райский уголок облюбовали!
- Раньше здесь порядок был, - сказал Павло, шумно дыша в спину Федору, - а теперь - сплошной бардак! Вон, гляди, лужайки по пояс травой заросли, окна выбиты, двери вышиблены... эти мародеры все дома испоганили, сучье отродье!
- Ты же сам бывший вор, - подлил масла в огонь Шуряк.
- А ты, парень, не путай, - строго ответил ему Павло. Одно дело - честно украсть, а другое - брошенное взять по-шакальи!
- "Честно украсть"?! - чуть не рассмеялся Федор.
