— Папа, папа, а мы сегодня поедем к тёте Криспи? Я хочу с ней поиграть, а то она вчера была такая грустная.
— Нет, милая, сегодня я съезжу туда сам, а с тобой в другой раз.
— Ну… Я же хочу! — железобетонный непробиваемый аргумент. До понимания того, что твои желания — не главная движущая сила Вселенной, надо ещё дорасти.
— Папа вообще может валить к своей Криспи хоть навсегда! — ну вот, жена удачно подключилась к диалогу.
Увы, даже лучшие из женщин — женщины.
— Дорогая, ты расстроена, но не права, — самым мягким из возможных, максимально примирительным тоном ответил я. — Она там одна, голодна и напугана…
— Ах, она! — ну вот, точка кипения достигнута, логика отброшена, эмоции со свистом пошли в пар, срывая крышу.
Тут уже неважно, что отвечать или не отвечать ничего вовсе — критическая масса достигнута, реакция самоподдерживающаяся, сейчас рванёт.
Рвануло:
— А на нас тебе вообще наплевать! Нас чуть не убили, а тебе только Криспи твоя драгоценная! Так проваливай к ней! Да ты за свою чёртову дачу и дружков своих мутных готов ребёнка угробить! — вот такой причудливый зигзаг мысли.
И ведь на самом деле она, разумеется, ничего такого не думает. Не ревнует к Криспи, понимая нелепость этого. Более того, сама прекрасно к ней относится и заботится изо всех сил. И за дачу она в нашей семье была главный агитатор, и что никакие они мне не «дружки», тоже понимает. Просто ей страшно и плохо от пережитого, и надо выплеснуть этот страх и злость, разрядиться направленным взрывом эмоций. Наорать, хлопнуть дверью и разрыдаться — немудрёный женский катарсис. Что орать — неважно. Важно сделать больно, компенсировав тем свою боль. Может быть, когда она была маленькой, её мать этими словами орала на её отца, а её бабка — на её деда. Эти наследственные сценарные паттерны женского скандала, передаются, наверное, генетически. Но понимание не делает ситуацию менее обидной, кстати. Хочется заорать в ответ: «Да ты послушай себя, что ты вообще несёшь!» или просто «Да пошла ты на хрен, дура!» — и самому этак дверью с размаху — хуяк! И удалиться гордо в закат, наплевав, что на улице утро. Это естественная реакция оскорблённого до глубины души несправедливыми обвинениями мужика, именно на неё нас провоцируют, и именно она совершенно непродуктивна. Кто-то из двоих должен в такой ситуации сберечь разум, иначе дело плохо.
Поэтому, когда жена, прооравшись, хлопнула дверью ванной и приглушённо зарыдала внутри, я обнял завывшую белугой в ужасе и непонимании происходящего дочку и начал её утешать, объясняя, что мама просто очень устала и расстроилась, и что всё будет хорошо, и вообще — как ей идея сходить в кафе, мороженого поесть? Кажется, это был наш первый семейный скандал, так что шокирована им дочка была куда сильнее, чем стрельбой в башне. Там-то она и вовсе ничего не поняла, всё слишком быстро случилось. Но идея насчёт мороженого была воспринята благосклонно:
— А сахарной ваты купишь? Розовой?
— А попа не слипнется?
— Нет, — засмеялось сквозь слёзки моё сокровище. — У меня не слипается, я пробовала!
Пока шли в кафе, я вызвонил Петра. Оказалось, что они с Андреем как раз недалеко, в сервисе у Йози, и он передал трубку. По голосу мне показалось, что Андрей чем-то обеспокоен и сам ищет встречи. Так что договорились собраться прямо в кафе и прямо сейчас — чего откладывать-то?
Мелкая как раз успела пообкусывать с краёв огромную порцию сахарной ваты, а я — ополовинить чашку с кофе, когда возле кафе запарковался «Патриот». Из машины вылезли Пётр, Андрей, Йози и, к моему крайнему изумлению — Сандер. Вот уж не думал, что увижу когда-нибудь ещё этого малахольного глойти!
— Еет! — замахал он радостно рукой.
— Ох, нифига себе… — сказал я. — Ну, привет!
— Привет, — помахала липкой рукой вежливая Мелкая, выглянув солнышком из-за облака сахарной ваты. — Я Маша!
— Еет Аша! Андер а! — обрадовался Сандер такому вниманию.
Поскольку мы сидели на открытой веранде, то просто подтащили себе ещё стол и пару стульев, рассевшись одной компанией. Йози заказал Сандеру большую порцию мороженого, и теперь они с Мелкой сидели друг напротив друга чем-то неуловимо похожие и синхронно болтали ногами. Сандер — с любопытством озираясь по сторонам, Машка — поглощённая серьёзным делом, сладостями. Остальные взяли кофе и чизкейки.
— Ну, что стряслось? — нарушил я вежливое молчание первым. — Откуда вдруг Сандер?
— Ну… Не то чтобы прямо стряслось… — уклончиво начал Йози, но я его манеру вола вертеть давно знаю.
— Йози, ну!
— Давайте по порядку, — перебил Андрей. — Тут у всех есть новости, пожелания и предложения, так почему бы нам не высказаться по очереди, а потом подвести общий итог?
И посмотрел такой на меня, подразумевая, что я начну. Хитрый. В таком раскладе преимущество у того, кто высказывается последним, потому что он уже в курсе всех контекстов. А первый как раз наиболее уязвим. Но мне действительно пофиг, я в эти игры не играю.
— У меня, скорее, просьба, — пожал плечами я. — Андрей, я бы хотел, чтобы ты переоткрыл проход в тот срез. В ту же точку, но из другого места. Это возможно?
— Ну… Да, наверное… — Андрей удивился, явно ждал чего-то другого. — А зачем?
Я объяснил. Коротко, не вдаваясь в подробности вроде всякой бигдаты. Опасаюсь, мол, внимания власть предержащих и имею к тому некие основания. Пусть считают паранойей, если хотят. Имею я право на небольшую личную паранойю? Как по мне — ещё как имею. Поболее многих прочих.
— Пожалуй, решаемо, — ответил Андрей, глядя почему-то на Сандера. — Но есть ещё обстоятельства… Йози?
Йози почесал в затылке, покряхтел… Я прямо видел, как он преодолевает свою привычку ничего не говорить прямо, особенно, если новости не очень приятные. А они были, скажем прямо, не фонтан.
— Уходим мы, — выдавил он из себя и потупился. — Извини.
— В смысле? — не понял я. — Куда?
— Закрываем сервис, сворачиваем все дела в этом срезе и уходим. Туда, к нашим. Вон и Сандер как раз…
— Я амогу! — радостно закивал головой Сандер.
— Чего это вдруг? — сказать, что я удивился — это ничего не сказать. — У тебя же семья, дети.
— И не говори, — Йози печально покачал головой. — Как представлю, что жене это надо объяснить.
— Так какого хрена вообще? Здесь ты сам себе хозяин, мастер, уважаемый бизнесмен, глава общины… Будешь опять под Старых ложиться?
— Чёрт его… Придумаю что-нибудь… — неуверенно ответил Йози.
— Нет, ты мне скажи — наху… — я покосился на навострившую ушки Мелкую и закончил. — Зачем? Какого рожна вам тут не хватает?
— Всего хватает, но… — Йози положил руку на грудь. — Понимаешь, давит вот здесь. Тревожно. Что-то плохое здесь будет.
— Охо удет, сасем охо! — мелко закивал Сандер, не выпуская изо рта ложечку с мороженым. — Беда иёт. Ашая!
— Уходить отсюда надо, — продолжил Йози грустно. — Мы все уходим с семьями. И тебе бы стоило.
— Да мне как бы некуда… — растерялся я. — Это мой мир и другого у меня нет.
— А вот тут удачный момент для моего предложения, — ловко ввернул Андрей.
Я сделал последний глоток кофе и поборол соблазн залить новости стаканчиком коньячку. Махнул рукой, привлекая внимание официантки — Мелкая как раз одолела вату и вопросительно поглядывала то на меня, то на мороженое, стремительно убывающее в вазочке у Сандера. Многовато сладкого для одного раза, но ничего, зато от стресса помогает. Ну и мне ещё кофе — и маленькую паузу на обдумать.
Когда официантка ушла за заказом, я повернулся к Андрею.
— Ну, давай, излагай.
— Я хочу предложить тебе работу.
— Спасибо, но у меня уже есть. Меня, в целом, устраивает.
— Боюсь, твои обстоятельства могут измениться. Грёмлёнг хорошо чувствуют приближение коллапса среза. Они вообще хороши в двух вещах — чинить механизмы и драпать от неприятностей.
Йози при этих словах поморщился, но ничего не сказал.
— И что ты предлагаешь?
— Как ты знаешь, моя группа понесла большие потери. Мы здорово облажались, вложившись в этот поиск и всё потеряв, но жизнь продолжается. Есть текущие задачи, и мне нужны люди. Фактически, мы с Петром остались вдвоём.
