рядом, всё могло быть иначе».
— Кипяток, — произнес Нейт со спокойным видом.
— Что?..
— Ты мне кипяток на спину льешь, — вновь ответил он с легким раздражением.
— А-а! Прости-и! — завопил Гриша.
— Не думай о ноге, — внезапно выдал бродяга. — Это не твоя вина. Мы уже об этом говорили.
— Да-а… знаю. Нейтан, слушай. Может, это даже к лучшему? Гильмеш гениальный хирург, ему под силу прооперировать тебя. Наверное, поэтому мама приняла такое решение.
— Мне плевать, чем она руководствовалась, — холодным голосом брызнул мальчик. — Никто не в праве решать за меня. Моя рука, моя нога, — сумбурно перечислял, начиная кипятиться, — они результат только моего выбора! моей свободы! Я не позволю лишать меня этой свободы последствий! Даже, Розе.
— Она же любит тебя, дурака кусок! — не выдержав, вбросил Гриша. — Не говори так будто ненавидишь её! Все её действия во благо тебе! Думаешь, ей легко далось решение?! Уверен, ничего подобного! — он выдохнул и продолжил. — Тебе тяжело… понимаю… но-о….
— Если бы это было так… если бы по-настоящему любила, тогда она не позволила бы меня забрать. Мне во благо быть здесь и НАЧХАТЬ, ЧТО Я ОСТАНУСЬ ИНВАЛИДОМ.
— ДА ТЫ ЗАДРАЛ УЖЕ! ЭГОИСТ!!
Выкрикнул Гриша и бросил разбрызгиватель в стену. Он блеснул на Нейта глазами цвета морского дна; фыркнул, сдерживая желание съехаться ему по морде, и ушёл.
— Ну, и КАТИСЬ отсюда! — крикнул ему в след Нейт. — Катись! Катись… катись…
Он свернулся в клубочек, продолжая повторять одно и то же слово. Кое-как Нейтан помылся сам. Закончив, он поплелся в свою комнату, на пути в которую его перехватила Лотти. Она озадаченно окинула его взглядом от ног, кончиков пальцев рук и мочек ушей, пока не остановилась на густой чёрной шевелюре.
— Давай, тебя пострижём? — ненавязчиво попросила девочка.
— Зачем это? Не хочу.
— Да брось ты, — ответила, похлопав по плечу. — И правда, ведь оброс, а будешь красивым, и девочки потянутся, — улыбнувшись, дополнила Лотти.
— Делай, что хочешь, — отстраненно пробубнил он. — Ты всё равно упертая, проще согласиться сейчас, чем, когда ты будешь насильно меня стричь, — произнес, засветив еле заметную улыбку.
Шарлотта мигом сбегала в девичью спальню и забрала оттуда несколько разных расчесок, ножниц и даже прихватила гель для волос. По возвращению она усадила Нейта на стул, укрыла его плотной белой тканью и принялась ловко орудовать парой ножниц.
— Тебе покороче? — задорно спросила она.
— Как хочешь…
— Значит, оставим немного длинны на затылке, а чёлку подравняем. Объем на макушке тоже пусть будет, главное, чтобы не торчали, как ветки в гнезде, — хихикая, добавила.
Повисло молчание, прерываемое лишь щелчками ножниц. Лотти, напевала себе под нос какую-то незатейливую мелодию и тем самым приводила его голову в порядок. Клочок за клочком волосы цвета смолы подали на пол. И вот она закончила.
— Ну всё, — радостно утвердила Лотти. — Ещё пару таких стрижек, Нейт, и можно будет парик делать.
В ответ последовало тугое и неохотное угуканье. Нейта изнутри пробивала злость, которая в любой момент могла вырваться наружу, излившись на близких. Он сдерживал этот порыв как мог, но эти улыбки, это веселье… они убивало его. Ему так хотелось выплеснуть эти чувства, освободиться от этого неприятного ощущения тошноты внутри, однако страх навредить Лотти, Грише или кому-либо ещё был куда сильнее.
Мальчик сбросил с себя покрывало, убрал стул на место и косым взглядом просверлил Лотти. Намекая: «Уходи». Она всё прекрасно понимала, но… Резким рывком обняла его со спины.
— Ты чего делаешь?! — от неожиданности выдал Нейт.
— Не уходи, — еле слышимо пробормотала. — Не уходи… Нейт.
Он задрожал.
— Я и не хочу. От меня ничего не зависит. Отпусти, Лотти, — сказал, попытавшись выйти из объятий.
— Нет! — крикнула она, сильнее сдавив. — Если от тебя ничего не зависит, то хотя бы не делай вид, что ненавидишь всех!! Никто в приюте не желает тебе бесполезной жизни… никто не хочет тебя отпускать. И поэтому хватит… хватит… хватит, — она уткнулась в рубашку, и слёзы медленным ручьем потекли вдоль спины. — Но нам приходится улыбаться… приходится, понимаешь?
— С чего ты взяла, что я вас ненавижу? Это ведь всё Роза… эта она. Я знаю, что она хочет лучшего для меня. Я всё прекрасно понимаю.
Поступок Розы тяжело лёг ему на сердце. И на то были причины, достаточно веские, чтобы вызвать столь бурную реакцию.
«С рождения я не имел ничего, — произнес про себя Нейт, зарывшись в рыжих кудрях. — У меня не было имени, имени, данного мне от рождения… у меня не было дома, куда я мог бы вернуться. Не было ничего. Я был абсолютно одинок. Но она подарила мне всё: имя, дом, семью, чувство важности. Всё, что я имел по праву рождения была лишь свобода, свобода выбора и последствий, за которую я держался. Лишь эта свобода сближала мне с другими, теми, у кого хотя бы была эта частичка своего. Ведь только она была со мной с того момента, как я открыл глаза… лишь она доказывала мне, что я человек несмотря на отсутствие даже имени. Поэтому я не могу простить её… особенно её. Как она могла поступиться с моей свободой?»
— Лотти, — обратился он, легонько оттолкнув. — Я не ненавижу тебя, Гришу и всех остальных. Можешь быть спокойна. Я вас люблю, любил и буду любить. А теперь можно я побуду один и успокоюсь? Вечером вечеринка всё-таки. К тому же думаю, младшим нужна твоя помощь.
Она оставила его. До вечера Нейт не выходил из комнаты, он лежал на кровати, прибывая в напряженных размышлениях. К нему приходила Эли, чтобы собрать вещи; неоднократно стучалась Роза, желая объясниться; в надежде извиниться приходил и Гриша, но он опасался входить внутрь. Однако ко всем Нейт был глух. Звуки шагов, или того как кто-то мнется в проходе, никак не трогали его. Он пуще обычного зарылся в себе.
«Я тот, кто смотрит на небо и ищет ответ. Ты дала мне имя, сказала кто я… тогда почему?»
В уме всплывали воспоминания из детства, они обрывочными волнами накатывали на него, топя в себе.
«Привет. Я Нейтан из Норта. Можно поиграть с вами?»
«Безродный… бее… какой противный», — бросались задиры.
«Не хочу я играть с безродной швалью… Ты небось заразный».
«Нет, я обычный. У меня и прививки все есть. Вот посмотрите на следы»
«Фу-у… ты чего делаешь?! Папа, — истерично, — ко мне пристаёт безродный»
Кто бы что не говорил, но статус фамилии ценился больше самого человека. И таким, как Нейт, было особенно тяжело. До того, как он узнал, как работает общество, он никак не мог
