Из собственного опыта я почерпнул: пересекать границу райских врат, дабы побеседовать с какой-либо персоной – какой бы заманчивой ни казалась возможность интервью, – означает пойти на риск. Своенравный святой Петр, будучи не в настроении, возьмет да и не выпустит вас назад. Так что подумайте хорошенько – ведь если, войдя в Рай с целью поговорить, скажем, с Наполеоном, вы в результате нечаянно покончите жизнь самоубийством, ваши друзья и родные могут с горя отправиться вслед за вами.
* * *
Теперь что касается веры или неверия в Загробную жизнь. Некоторым из вас, наверное, известно, что я не христианин, не иудей, не буддист и вообще не религиозный человек в общепринятом смысле этого слова.
Я гуманист, и это, помимо прочего, означает, что я стараюсь вести себя порядочно, не ожидая награды или наказания после смерти. Мои германо-американские предки, обосновавшиеся на Среднем Западе в эпоху нашей Гражданской войны, называли себя «свободомыслящими», имея в виду то же самое. Так, например, мой прадед Клеменс Воннегут писал: «Если то, что проповедовал Христос, есть благо, то какое имеет значение, был ли он Богом?»
А сам я как-то написал следующее: «Если бы Нагорная проповедь Христа не была посланием во имя сострадания и милосердия, я не хотел бы быть человеком. В таком случае я вполне мог бы родиться гремучей змеей».
Я являюсь почетным председателем Американской гуманистической ассоциации, сменившим на этом по большому счету бесполезном посту покойного доктора Айзека Азимова, выдающегося и очень плодовитого писателя и ученого. На мемориальной церемонии по случаю его смерти я сказал: «Айзек теперь на небесах». Ничего смешнее я придумать не смог. Мои коллеги-гуманисты чуть животы себе не надорвали. Умора! Несколько минут потребовалось, чтобы восстановить хоть какое-то подобие торжественности.
Эту шутку я, разумеется, выдал еще до своего первого опыта приближения к смерти – того, что был случайным.
Так что надеюсь, что, когда мне самому настанет черед присоединиться к хору ангелов или чему бы там ни было (Боже упаси, конечно), кто-нибудь не растеряется и скажет: «Он теперь на небесах». Кто знает? Может, все это мне и вовсе приснилось.
Выбрал ли я себе эпитафию? Напишите так: «Все было чудесно и совсем не больно». Чем бы это ни было, я, признаться, легко отделался.
* * *
Не располагая достоверной информацией о каком бы то ни было Боге, гуманисты довольствуются тем, что по мере сил служат единственной абстракции, о которой у них есть хоть какое-то представление: своим ближним. Впрочем, для этого им совсем не обязательно вступать в Американскую гуманистическую ассоциацию.
Да, и еще: эта книга моих бесед с покойными создавалась в надежде выручить немного денег. Только не подумайте, что с целью личной наживы. Я хотел помочь Общественной радиостанции города Нью-Йорка, которая располагается в центре Манхэттена и дает пищу для размышлений своим и моим ближним, поскольку делает то, чего ни одна коммерческая радио– или телекомпания уже не может себе позволить. А именно: работает в соответствии с неотъемлемым правом каждого человека знать, отчетливо выделяясь на фоне столь распространенной раболепной тенденции публицистов и рекламодателей предлагать публике лишь пустые развлечения и никчемные увеселения.
В то время как многих сотрудников этой радиостанции вполне удовлетворяют традиционные религии, коллективный эффект, который они производят на свою аудиторию, есть не что иное, как гуманизм – идеал настолько приземленный и далекий от чего-то сверхъестественного, что я никогда не пишу его с большой буквы. Слово «гуманизм» в том смысле, в каком я его употребляю, не означает ничего запредельного и является всего лишь удобным синонимом «элементарной порядочности и соблюдения норм общежития».
* * *
Я желаю всем и каждому долгой и счастливой жизни, что бы с вами ни случилось потом. Не забывайте пользоваться солнцезащитным кремом! И не курите сигарет.
Сигары же, напротив, полезны для здоровья. Есть даже целый журнал, восхваляющий сигары, – с моделями атлетического телосложения, популярными актерами, толстосумами и их молодыми женами на обложках. Все они в полном восторге от сигар. Так почему бы в следующий раз не снять для обложки главного врача государственной службы здравоохранения США? Ведь сигары делаются из смеси толченых орехов кешью, гранолы и изюма, вымоченной в кленовом сиропе и высушенной на солнце. Так, может, съесть сегодня парочку на сон грядущий?
В оружии тоже нет ничего плохого. Спросите Чарльтона Хестона, которому довелось однажды сыграть роль Моисея[36]. В порохе нет ни грамма жира и ни одного процента холестерина. То же относится и к разрывным пулям. Спросите своего сенатора или сенаторшу, или представителя в Конгрессе, насколько полезны для здоровья оружие и сигары.
* * *
Мой покойный дядя Алекс Воннегут, младший брат моего отца, начитанный и умный джентльмен с гарвардским дипломом, работавший страховым агентом в Индианаполисе, тоже был гуманистом. Как и все остальные в семье. Одним из самых поразительных человеческих качеств для дяди Алекса всегда было то, что люди в массе своей необычайно редко замечают, что счастливы.
Сам же он всегда обращал внимание на неповторимые мгновения счастья. В летнюю жару, потягивая лимонад в тени яблоневых деревьев в кругу семьи, дядя Алекс мог прямо посреди беседы вставить: «Ну разве это не чудесно?»
Теперь я и сам произношу эту фразу в моменты беспечного и столь естественного блаженства: «Ну разве это не чудесно?» Возможно, эта семейная реликвия, доставшаяся мне от дяди Алекса, теперь пригодится кому-нибудь еще. Мне она действительно помогает не забывать, как все обстоит на самом деле.
* * *
Ну что ж, хватит о серьезном, теперь побеседуем о сексе. О женщинах. Фрейд сказал, что не знает, чего хотят женщины. Как ни странно, я знаю это совершенно точно. Они хотят, чтобы у них всегда было с кем поговорить. О чем же они хотят разговаривать? Они хотят разговаривать обо всем.
А чего хотят мужчины? Они хотят, чтобы у них была куча приятелей и чтобы к ним предъявляли поменьше претензий.
Почему сегодня столько людей разводятся? Все потому, что мало кто из нас нынче может похвастаться большой семьей. Раньше, когда мужчина и женщина вступали в брак, невеста получала значительное пополнение списка людей, с которыми можно болтать обо всем на свете, а жених, в свою очередь, получал еще большее число приятелей, которым можно рассказывать тупые анекдоты.
Некоторые американцы (хотя, прямо скажем, очень немногие) до сих пор живут большими семьями. Например, навахо. Или Кеннеди.
