— Врач? — усмехнулся Револьс. — Меня исследовала на днях целая медицинская комиссия.
— Эта комиссия решает вашу судьбу, Револьс.
— Мою судьбу?
— Да. Все зависит от того, признают ли они вас психически здоровым или больным.
— Но ведь я совершенно здоров!
— Конечно, я не сомневаюсь в этом. Но комиссия пришла к противоположным выводам. И в ваших интересах взять себя в руки и вести себя на комиссии так, как, по мнению этих идиотов, должен вести себя здоровый человек.
— А кто именно?
— Это я вам подробно расскажу.
— Увы, это ни к чему, — грустно сказал Револьс. — Комиссия-то уже прошла.
— Так и быть, я добьюсь для вас новой комиссии.
— О, спасибо, — громко сказал Револьс, приходя в хорошее настроение. — Я верил и знал, что бог меня не оставит, что он пошлет мне защитника.
— Это долг каждого христианина — помогать друг другу, — заметил Триллинг.
* * *
Толстая решетка и давно не мытые стекла единственного окна делали комнату полутемной. Окно выходило во двор. Чахлый клен, наполовину облетевший, несмело заглядывал в окно. Двор был грязным и никогда не убирался. Там и сям кучи антрацита, битого кирпича, песку. Большой мусорный ящик, наполненный с верхом, довершал общее впечатление.
Во двор вошел мужчина лет тридцати. На нем была вельветовая куртка с закатанными рукавами и спортивные бутсы на толстой каучуковой подошве.
Осторожно оглядевшись, мужчина нырнул в подъезд. Он миновал два марша ветхой деревянной лестницы, пропахшей мышами, и отпер обшарпанную дверь. Войдя, он тщательно заперся изнутри.
— Зябнешь, бедняга? — обратился он к клену, заглядывавшему в окно. — Что делать, жизнь наша собачья..
В комнате пахло промозглой сыростью, и мужчина включил газовую горелку, чтобы немного нагреть воздух.
Наша любовь словно лилия
В заводи тихой реки, — мурлыкал он под нос, убирая комнату.
На квадратном столе, стоявшем посреди комнаты, беспорядочной горой громоздились различные миниатюрные детали, волноводы, лазеры и транзисторы.
Но человек, видимо, не считал, что на столе царит беспорядок. Пройдя мимо стола, он подошел к стальному шкафу, похожему на банковский сейф. На боковой стенке сейфа имелось несколько приборов. Их круглые циферблаты приковали к себе внимание человека. Он долго вглядывался в показания приборов, пристально следил за капризными движениями легких стрелок.
— Нет, еще не готово, — сказал он сам себе и вытащил сигарету. — Но уж на этот раз промашки не будет, клянусь честью!
Несмотря на относительную молодость, человек был более чем наполовину сед. Глаза его беспокойно бегали, мелкая непрерывная дрожь в руках изобличала хронического алкоголика.
Придвинув стул, видавший лучшие времена, он освободил себе краешек стола и принялся делать какие-то расчеты. Карандаш быстро скользил, исписывая листок за листком, а человек то улыбался, то хмурился, время от времени тихонько бормоча: «Данные рентгеновского анализа надо ввести на целый час раньше… Гм, мешает коэффициент усиления… Выигрывая в скорости, я проигрываю в мощности… А интеграл-то расходится!»
Быстро стемнело. Серенький день уверенно шел к своей гибели. Человек повернул выключатель, и тусклая, казалось, насквозь пропыленная лампочка осветила лабораторию. Ранние морщины на угрюмом лице человека, подчеркивавшиеся вечерними тенями, стали еще заметнее.
— Что-то опаздывает мой лучший друг, — тихо произнес человек, по странной ассоциации улыбнувшись далеким воспоминаниям. Улыбка неожиданно скрасила его, сделав почти привлекательным. На щеках появились юношеские ямочки, глаза молодо заблестели.
Неожиданно послышался тихий стук в дверь. Улыбка тут же сбежала с лица человека. Он устало подошел к двери и отпер ее. В дверь быстро проскользнула грузная фигура, в темных очках и шляпе, надвинутой на самые глаза.
— Добрый день, Кроули, — сказал вошедший.
— Здравствуйте, Хозяин.
— Я задержался сегодня немного. Как твои успехи?
— Нужны деньги, — сказал Кроули.
— Опять деньги?
— У вас их как будто немало.
— Ты получишь все, что причитается, только после… после реализации.
— Мне деньги нужны сейчас, — угрюмо сказал Кроули.
— Чтобы снова напиться до бесчувствия и потом валяться в городской сточной канаве?
— А хотя бы и так, — вызывающе ответил Кроули.
— А знаешь ли ты, чего мне стоило вытащить тебя из полицейского управления? Я ведь и не подозревал даже, что ты находишься за решеткой и должен быть судим за нарушение правил поведения в общественном месте.
— Может быть, было бы лучше, если бы вы оставили меня там, — тихо сказал Кроули.
— Что, что? Ты эти разговоры оставь, уж это, во всяком случае, будет лучше для тебя. У нас есть контракт. И учти: неустойка может тебе дорого обойтись.
— Я пошутил, Хозяин, — произнес Кроули. — Но мы договорились с вами, что эта попытка будет последней?
— Мое слово — закон, — сказал хозяин, снимая пыльник и шляпу.
— Мне как раз перед вашим приходом припомнилось детство, — сказал Кроули. — Весна на ферме… апрельское солнце… и отец, готовящий машины к пахоте.
— Ну, что ж. Закончишь нашу работу, получишь деньги, и ты — вольная птица. Сможешь купить себе, если захочешь, хоть три фермы, хоть целый десяток. Ты уже закончил отладку?
— Нужна еще примерно неделя.
— Неделя?.. Это слишком много. Уложись хотя бы в три дня. Сможешь, а?
— Это очень трудно. Придется круглосуточно дежурить здесь. Не возьмешь ведь помощника…
— Послушай, я удвою твой гонорар. Ты только уложись в три дня. Хорошо?
— Ладно, постараюсь.
— Вот и отлично. Да и тебе самому интересно поскорее разделаться с этим.
— Вы принесли? — спросил Кроули.
— Конечно, я для этого и пришел. Вот последшж рентгеновский снимок… Анализ крови… Электроэнцефалограмма… Кажется, это все, что тебе требуется?
Не отвечая, Кроули внимательно рассматривал анализы.
— Большие изменения в коре головного мозга, — сказал он после долгой паузы. — Видите? Вот эти пики на графике стали более высокими и острыми. Значительно усилилась аритмия общей деятельности, этих провалов в прошлый раз еще не было.
— Так что, пожалуй, без новых данных адресата и не разыскать было бы?
— Конечно, не разыскать. Ведь машина не то, что человек. Она угадывать не может.
— Так смотри, Кроули, ровно через три дня я буду у тебя. Чтобы все было готово к запуску. А если… В общем, думаю, ты сам понимаешь.
«Сам понимаешь, — горько усмехнулся Кроули, оставшись один. — А что, собственно, я понимаю? Что надо как можно скорей избавиться от этой мерзости. Может быть, пойти в редакцию газеты и все рассказать? Нет, поздно. Газеты наверняка подкуплены. Хозяин не простит мне этого, он выдаст меня правосудию, и тогда наверняка — электрический стул».
