– Я уже и без того положил свою карьеру на алтарь судьбы Джин, лишь бы только она стала Коброй, – холодно заметил Корвин, – и если Приели считает, что способен выжать из меня все соки, то его постигнет горькое разочарование.
– Могу себе представить, – вздохнул Чандлер. – Хотя на вашем месте я не стал бы недооценивать то, с каким искусством он манипулирует общественным мнением. Тихо подать в отставку или уйти с позором – это, знаете ли, две разные вещи. Я полагаю, ему доставит огромное удовольствие, если вдруг подвернется возможность смешать имя Моро с грязью. Вот уж где он отведет душу.
Корвин почувствовал, как его нервы напряглись. Имя Моро. Оно стало неотъемлемой частью ранней истории Миров Кобры, превратившись в одно из немногих имен, которые на Авентине с малых лет было известно всем и каждому. Много лет назад защита доброго имени явилась одним из решающих факторов для его отца во время подавления восстания Шаллинора и его последующих усилий по формированию на Авентине новой политики. Это имя оставалось одним их немногих истинных ценностей, которые он, Корвин, намеревался передать своим племянницам, а будь у него собственные дети, то и им. Мысль о грязных лапах Приели заставила его содрогнуться…
– Пусть только попробует, он ещё о многом пожалеет, – тихо возразил он Чандлеру. – Можете, если хотите, назвать это угрозой или же констатацией факта. Однако сделайте так, чтобы он понял.
Чандлер кивнул.
– Я попытаюсь. Мне просто хотелось, чтобы вы поняли, с чем в данном случае имеем дело. Как бы там ни было… полагаю, что вам пора. Не стану вас задерживать. А вы, разумеется, поставите сегодня вечером брата в известность…
– Безусловно, – вздохнул Корвин. – спокойной ночи, сэр, и… огромное вам спасибо.
Генерал-губернатор одарил его мрачной улыбкой и исчез с экрана.
Еще несколько секунд Корвин сидел не шевелясь, тупо уставясь в погасший экран. Значит, Приели было мало просто поставить их семью в дурацкое положение. Нет, он возжелал настоящей крови. Что ж, если ему не терпится ввязаться в борьбу, разгневанно подумал Корвин, мы её гарантируем. К тому же Корвин занимался политикой куда дольше, нежели Приели. Так или иначе, он исхитрится и взвалит всю ответственность на подлого Отверга.
Так или иначе.
Корвин глубоко вздохнул, постарался отогнать навязчивую мысль и поднялся из-за стола. В конце концов, впереди его ждало семейное торжество, и ему по крайней мере стоит попытаться изобразить на лице радость. Пусть даже на самом деле на душе у него скребли кошки.
***
Красные отблески заката на небе быстро тускнели и гасли в ранних сумерках весеннего вечера в Капиталии. Джин остановила машину у тротуара и вышла. Несколько мгновений она просто стояла в сгущающихся сумерках, оглядывая дом и задаваясь вопросом, почему это место, где она родилась и выросла, теперь выглядит в её глазах совершенно иначе. Ведь не потому же, что её не было здесь четыре недели, – сколько раз она отлучалась из дома и на более длительное время. Нет, сам дом не изменился. Дом её детства… а вот сама она уже давно не ребенок. Она стала взрослой. Взрослой женщиной-Коброй.
Направляясь к дому, она почти машинально включила оптические усилители, и поэтому заметила в здании и окружающем его пространстве кое-что для себя новое. Инфракрасная настройка позволяла заметить небольшую утечку тепла в углу её спальни – неудивительно, что в этой комнате зимой всегда было холоднее, чем в остальном доме. Телескопическое увеличение показало, что теоретически неподвластная времени облицовка начала потихоньку растрескиваться возле сточных желобов. А телескопический обзор дупла в высоком дереве борлаш, что росло во дворе, обнаружил пару блестящих бусинок-глаз какого-то зверька. Воспоминания о давно ушедших днях, надежды на будущее – все это смешалось с реальностью настоящих мгновений. С реальностью, которая, несмотря на вое преграды, стала воплощением её самых честолюбивых устремлении. Она стала Коброй.
Позади Джин раздался негромкий звук затормозившего автомобиля, и она встрепенулась, оборачиваясь, в надежде увидеть дядю. Но это оказался Мандер Сан.
– Эй, привет, Джин! – позвал он её, высунув голову из окошка машины, – подожди минутку!
Джин сделала несколько шагов назад и перешла на другую сторону улицы, где затормозил Мандер.
– В чем дело? – спросила она, с опозданием заметив серьезное выражение его лица, – что-нибудь не так?
– Не знаю, – Мандер, казалось, сверлил её глазами. – Может, это всего лишь слухи… послушай, сегодня днем один приятель моего отца сказал мне… В общем, он занимается обработкой данных для Директората. Тебе известно, почему ты была допущена в Академию?
По очевидным причинам, то есть по официальным причинам – вертелся ответ на языке Джин, но она сдержалась.
– Мне известно только то, что мне было сказано. А что объяснили тебе?
– Что это была сделка при закрытых дверях, – сердито бросил Мандер, – твой дядя-губернатор увидел в этой миссии хороший шанс для себя. Если она окажется успешной, то он сохранит свой пост, а если нет… ему придется подать в отставку.
Джин почувствовала, что у неё пересохло во рту. Память о той ужасной ночи несколько недель назад снова промелькнула в её мозгу, ночи, когда её отец стрелял в Монса, ночи, когда она отправилась упрашивать дядю. Корвина, чтобы тот постарался – ну хоть как-нибудь – добиться для неё места в Академии.
– Нет, – прошептала она. – Нет, он ни за что бы не пошел на такое. Ведь политика – это смысл всей его жизни.
Сан беспомощно пожал плечами.
– Мне неизвестно, правда это или нет, Джин. Просто я подумал… ну, что, может быть, ты этого не знаешь. И что, может быть, мне следует поставить тебя в известность.
– Но почему? Чтобы я ещё больше разнервничалась перед нашей миссией? Мне и без того не по себе, – набросилась она на Мандера, и охватившее её до этого оцепенение неожиданно сменилось вспышкой гнева.
– Нет, – спокойно отозвался Сан. – Только потому, чтобы ты первой узнала это от друга. И еще, чтобы сказать тебе, что мы, остальная команда, будем стоять за тебя горой.
Джин от удивления раскрыла рот, и, так и не найдя нужных слов, закрыла его. Гнева её как не бывало.
– Для того, чтобы… что ты сказал? Сан посмотрел ей в глаза.
– Прежде чем ехать сюда, я переговорил с Рафом и Питером, – сказал он. – Мы все сошлись во мнении, что ты отличный товарищ и не заслуживаешь, чтобы на тебя ещё взваливали лишнюю обузу, – ответственность за чьи-то действия, – он негромко фыркнул, – а ещё мы согласились, что любой, кто затеет какое-то грязное дельце, вроде этого, против Губернатора Моро, просто гнусный негодяй и интриган. И что этот человек нарочно устроил так, чтобы до тебя дошел слушок как раз накануне отлета. И как я уже сказал… я подумал, будет лучше, если ты узнаешь обо всем этом от друзей.
