– Интересно, всегда ли ты могла растворяться? Даже когда не знала об этой способности? Или то, что с нами случилось, так тебя изменило?
Кэйт пожала плечами.
– Вот что! – внезапно воскликнула она. – Я напишу на листе бумаги: «Я – не мертвая» – и возьму с собой, когда в следующий раз буду растворяться. Тогда они будут знать, что со мной все в порядке.
Питер подумал-подумал и скривился.
– Привидение говорит: «Я – не мертвое»? Кэйт вздохнула.
– Ну… Как бы то ни было, я буду тренироваться. Если я много раз это проделаю, то, может, догадаюсь, как снять с крючка эластичную ленту, и тогда – пока-пока 1763 год.
– Как ты думаешь, а я смогу растворяться?
– Гидеон сказал, что ты это делал.
– Да? Я что-то не припомню.
– Попробуй! Ляг на кровать, расслабься и думай о доме. Представь себе мамино лицо и попытайся уйти отсюда.
– Хорошо, – не раздумывая, согласился Питер. – Попробую.
Он растянулся на кровати и заставил себя расслабиться. Попытался представить, как мама, присев на краешек кровати, подает ему перед сном стакан молока и разговаривает с ним, пока он пьет. Он сжал кулаки, будто заставлял себя вызвать этот образ, но в голове не появлялось никакой картины. В горле встал ком, и Питер растерялся. Почему он не может увидеть маму?
– Я даже не могу вспомнить, как она выглядит! – выпалил он. Кэйт видела, как сильно он огорчен.
– Ну ладно, ладно… тогда подумай о своей спальне, – предложила она. – Я считаю, важнее всего – расслабиться.
Питер сделал глубокий вдох и начал медленно выдыхать. Он вспомнил о том, как однажды Маргрит учила его загорать. Почти сразу послышался рокот прибоя. Плечи и шея, а затем руки и ноги стали тяжелыми и погрузились в плотный песок. Теперь он был спокоен. Сначала в голове возникло полосатое одеяло. Образ держался в сознании достаточно долго, и мальчик видел только темно-синие и белые полосы. Картинка странно успокаивала, и вскоре у него в глазах зарябило, будто где-то вдалеке заработал какой-то механизм. Немного погодя полосы превратились в спирали и стали поблескивать. У Питера было ощущение, что спирали проходят прямо через его тело и этот мир остается где-то позади. Вдруг перед ним появилось милое улыбающееся мамино лицо; она смахнула волосы с его глаз. Питер почувствовал прилив счастья. Как сильно ему не хватало мамы, как давно он не позволял себе поддаваться этому чувству. Вся тоска по маме, страстное желание, чтобы она вернулась домой, взорвались в нем острой болью.
– Ты в какой-то момент начал туманиться, – сказала Кэйт. – Думаю, у тебя получится растворяться.
Подошло время отъезда. Все семейство Бинг и большинство слуг сразу после завтрака столпились перед домом. Июльское солнце уже безжалостно палило. Кэйт и Питер томились в ожидании отъезда, и это ожидание казалось бесконечным. По спине Питера катился пот, но он не смел снять сюртук. Кэйт тоже страдала от тяжести своего сложного наряда и усиленно обмахивалась веером, который дала ей миссис Бинг. Хозяйка рассказала девочке о языке вееров: если ты держишь его так, это значит «вы мне нравитесь», если иначе – «подите прочь». В данный момент веер Кэйт явно говорил: «Я задыхаюсь, пожалуйста, позвольте мне расшнуровать этот дурацкий корсет».
Блестящая черная карета была запряжена четверкой сильных гнедых лошадей. Лошади терпеливо стояли, пожевывая удила, в то время как забравшийся на крышу кареты лакей привязывал там чемоданы. У одного чемодана оторвалась ручка, и лакей чуть не уронил его на землю. Когда же он все-таки поймал чемодан, то в нем что-то звякнуло.
– Хорошо, что поймал, Эндрю, – крикнула миссис Бинг. – А то были бы большие неприятности. – Она глянула на старших детей. – В этом чемодане находится запас портвейна преподобного Ледбьюри. Он считает, что хозяин каждой таверны разбавляет вино водой.
Питер наблюдал за мальчиком, который привел двух лошадей. Гидеон, закончив с багажом, подошел к лошадям. Не спеша обошел их, погладил по головам и даже что-то сказал им. Он обследовал глаза, копыта, задрал им губы и внимательно осмотрел зубы. Затем Гидеон велел мальчику пробежаться с лошадьми по двору, удерживая их на длинном поводе так, чтобы можно было оценить, каковы они в легком галопе.
– Я возьму черного жеребца, – сказал Гидеон. – Как его зовут?
– Полуночник, сэр. Он быстрый и выносливый, это уж точно, – ответил мальчик, – но на конюшне нет ни одного парня, которого бы он не лягнул.
– Вот и хорошо! – сказал Гидеон. – Я люблю животных с характером.
Было ясно, что бедняжка Джек Бинг не очень-то хочет ехать в Лондон. Несмотря на все усилия сестер, подбадривающих младшего брата, он схватился за мамину юбку так, как схватился бы матрос за мачту в бушующем море.
– Дядя Ричард пишет, что повезет тебя в шлюпке на Змеиный остров, и ты будешь кататься на пони в Воксхолл-Гарденс, и увидишь там прекрасных леди и джентльменов, – сказала одна сестра. – Нам так завидно, всем хотелось бы туда поехать.
– И король Георг дотронется до тебя и вылечит от золотухи, – сказала другая.
– Мне и так уже лучше, – возразил Джек сквозь складки маминой юбки.
Он упорно отказывался отцепиться от мамы, и миссис Бинг приходилось таскать его за собой, как третью деревянную ногу. Только когда Питер предложил ему поиграть в футбол, тот высунулся из складок платья. Джек, будто загипнотизированный, следил, как Питер ведет мяч по газону. Миссис Бинг поблагодарила Питера и предложила Сидни присоединиться к игре. Сидни выставил ногу вперед, уперев руку в бок и задрав подбородок, и снисходительно глянул на Питера. «Ну и воображала», – подумал Питер и послал мяч точно в Сидни, чтобы тот его поймал.
– Потише, сэр! – воскликнул Сидни. – Вы могли испачкать мой жилет!
Джек немедленно принял ту же позу, что и старший брат, и повторил своим тоненьким голоском:
– Потише, сэр, вы могли испачкать мой жилет!
Сестры громко рассмеялись, слуги прикусили губы, чтобы не присоединиться к девочкам, а Сидни, надувшись, потопал в дом.
Питер внезапно почувствовал руку Кэйт в своей руке.
– Я через минутку вернусь, – прошептала она ему на ухо.
– Куда ты? Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь оставить информацию моей подруге Миган, – ответила Кэйт.
– Что ты задумала? – спросил Питер.
– Ничего особенного. Это, конечно, может и не сработать…
Кэйт пошла за дом и нашла лестницу, которая вела в угольный подвал. Она осторожно спускалась, держась за грубые кирпичные стены, и удивлялась, какими новенькими и чистыми они выглядят сейчас. Она привыкла видеть эти стены черными, пропитанными вековой пылью и сыростью. Кэйт вспомнила, при каких обстоятельствах она попала в этот подвал. В первую же неделю ее появления в школе, девчонки из восьмого класса набросились на новенькую. Они говорили, что от нее пахнет фермой и ее туфли со шнуровкой такие немодные, что их даже бабушки не носят… А потом ее нашла Миган в этом подвале. Кончилось тем, что они пропустили урок, прыгая через веревочку, и их оставили после уроков. Этот подвал стал их секретным местом. Кэйт присела как раз там, где они всегда садились на рюкзачки, если им хотелось побыть в одиночестве.
