После того как с ним ознакомились власти, его факсимиле опубликовали в вашингтонских газетах, выпустивших по этому случаю специальный номер.
Вот это письмо.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Второе письмо
«На борту «Грозного»,
15 июля сего года
Старому и Новому Свету.
На предложения, сделанные мне различными государствами Европы, а также Соединенными Штатами, я могу дать лишь один ответ:
Я решительно и бесповоротно отказываюсь от тех денег, которые мне предлагают в уплату за мой аппарат.
Это изобретение не станет ни французским, ни немецким, ни австрийским, ни русским, ни английским, ни американским.
Аппарат - моя собственность, и я буду пользоваться им по своему усмотрению.
Он дает мне неограниченную власть над всем миром, и никакая человеческая сила ни при каких обстоятельствах не сможет ему противостоять.
Пусть никто не пытается завладеть им. Он недосягаем, и таким он будет всегда. Если мне захотят причинить зло, я воздам за него сторицей.
Что касается денег, которые мне предлагают, то я презираю их, я в них не нуждаюсь. К тому же в тот день, когда мне заблагорассудится обладать миллионами или миллиардами, мне достаточно будет протянуть руку, чтобы взять их.
Так пусть знают все: Старый и Новый Свет против меня бессильны, моя же власть над ними беспредельна.
И это письмо подписываю я,
Властелин мира».
Таково было содержание письма, адресованного правительству Соединенных Штатов и доставленного в департамент полиции без посредничества почты. Но человека, который принес это письмо в ночь с 14 на 15 июля, никто не видел.
А между тем и в эту ночь, вплоть до самой утренней зари, множество любопытных продолжало осаждать здание департамента полиции. Впрочем, как им было заметить подателя, а может быть и самого автора письма в тот момент, когда он, затерявшись в толпе, опускал ею в ящик для корреспонденции? Ведь ночь была темная, безлунная; с одной стороны улицы нельзя было разглядеть, что делается на другой.
Я уже сказал, что факсимиле этого письма немедленно появилось в газетах, которым власти передали его буквально в первый же час. Но не подумайте, что публика приняла его за чью-то неуместную шутку. Ничуть не бывало. Правда, такое именно впечатление создалось у меня самого пять недель тому назад, когда я получил письмо с Грейт-Эйри. Но, говоря откровенно, теперь даже и о нем я склонен был думать по-иному, и моя первоначальная уверенность несколько поколебалась.
Да, как в Вашингтоне, так и во всей Америке письмо «Властелина мира» приняли всерьез, что было, в сущности говоря, вполне естественно, и если бы кому-нибудь вздумалось расценивать его иначе, огромное большинство читателей газет возразило бы: «Нет, это не мистификация! Письмо действительно написано самим изобретателем неуловимого аппарата, - это не подлежит сомнению».
Итак, благодаря какому-то странному, но вместе с тем понятному настроению -умов вопрос этот был, повидимому, для всех совершенно ясен, и все удивительные факты, к разгадке которых не было ключа, получили теперь вполне определенное толкование.
Вот к чему оно сводилось.
Действительно, изобретатель на какое-то время исчез, но теперь он снова подал признаки жизни. Он не стал жертвой несчастного случая, а просто укрылся в убежище, недоступном для преследования полиции. Там он и написал ответ на предложение правительства, но, не желая отправлять этот ответ по почте, что могло бы открыть его местопребывание, он явился в столицу Соединенных Штатов и, как это было сказано в официальном извещении, сам принес письмо в здание департамента полиции.
Что ж, если этот человек рассчитывал таким образом наделать шуму и в Старом и в Новом Свете, то он добился своего. В тот день миллионы людей, читая и перечитывая газету, «не верили своим глазам», если употребить столь банальное выражение.
Почерк письма, которое я не переставал разглядывать, был резкий, с энергичным нажимом пера. Графологи непременно увидели бы в этих строчках признак бурного темперамента и трудного характера.
И вдруг у меня вырвался возглас, которого, к счастью, не слышала моя старая Грэд. Как это я сразу не заметил сходства между этим почерком и почерком письма, присланного мне из Моргантона?!
Кроме того (и это совпадение было еще более многозначительно), инициалы, заменявшие подпись, являлись, видимо, начальными буквами слов: «Властелин мира»... И где же он писал это письмо? На борту «Грозного». Очевидно, так назывался аппарат тройного действия, управляемый таинственным капитаном!
Так значит, эти строчки принадлежат ему, как и строчки первого письма, которое под страхом смерти запрещало мне возобновлять расследование на Грейт-Эйри!
Я встал, вынул из ящика письменного стола письмо от 13 июня, сравнил его со снимком, помещенным в газете... Сомнений не оставалось: тот же характерный почерк, та же рука!
Мозг мой продолжал усиленно работать, пытаясь сделать выводы из этого известного мне одному сходства, из этого графического тождества обоих писем, автором которых мог быть только командир «Грозного», Страшное, но вполне заслуженное название!..
Я спрашивал себя, не позволит ли это совпадение возобновить поиски с более определенными данными, не сможем ли мы направить наших агентов по более верному следу, который, наконец, и приведет их к цели?
И я думал: какая же связь существует между «Грозным» и вершиной Грейт-Эйри, что общего между чудесами, наблюдавшимися на Голубых горах, и не менее чудесными появлениями фантастического аппарата?
Не колеблясь более, я положил письмо в карман и помчался в департамент полиции.
Я спросил, у себя ли мистер Уорд.
Получив утвердительный ответ, я бросился к двери, постучался, пожалуй несколько громче, чем это было принято, и, услыхав «войдите!», - задыхаясь, ворвался в кабинет.
Мистер Уорд как раз рассматривал письмо, опубликованное в газетах, но не копию, а подлинник, тот самый, который был опущен в ящик департамента полиции.
- Что-нибудь новое, Строк?
- Судите сами, мистер Уорд!..
И я вынул из кармана письмо с инициалами.
Мистер Уорд взял его и, не читая, осмотрел со всех сторон.
- Что это за письмо? - спросил он.
- Как видите, письмо, подписанное инициалами.
- А какой на нем почтовый штемпель?
- Почтовой конторы Моргантона, в Северной Каролине...
- Когда вы его получили?
- Тринадцатого июня, больше месяца назад.
- И что вы тогда подумали об этом письме?
- Что кто-то решил подшутить надо мной.
