Терри молча слушал его. «Так вот, какие они патриоты? Все это, оказывается, слова. А они тоже мошенники».
Пирс до конца дней своих так и не понял, что произошло. Он не успел еще досказать фразу, которая, по его мнению и по мнению людей, пославших его, должна была добить этого недоразвитого мышонка (так они между собой называли Брусса), как полетел вниз.
Будучи допрошенным после того, как пришел в сознание, Пирс заявил одному репортеру (а может быть, это вымысел самого репортера – чего с ними не бывает!), что его выбросили с шестого этажа и он случайно остался в живых.
Но если придерживаться истины, следует сказать, что пролетел Пирс всего четыре метра – по лестничной клетке между 6-м и 5-м этажом. Увечья, однако, оказались серьезными. И это самое удивительное, ибо мы не знаем за Терри Бруссом особых достоинств в смысле тяжелой атлетики. Надо же так разозлиться!
Постучали поздно ночью. Терри услышал голос Бахбаха:
– Это я, откройте, Терри.
– Не открою, – ответил Брусс.
– Не глупите, у меня к вам серьезное дело.
– Не желаю ни о чем с вами говорить, – резко сказал Терри.
– Я к вам по-дружески, не как официальное лицо.
– Это одинаково, я теперь знаю, – сказал Терри и ушел в спальню. Но настойчивый звонок заставил его вернуться к двери.
– Я вам не открою, звоните хоть до утра, – сказал Терри.
– Вы откроете! – посуровел мягкий голос Бахбаха.
– Не открою. Оставьте меня в покое.
– Тогда я к вам как официальное лицо. Откройте дверь. Я представитель БИП.
– Предъявляйте ордер, берите понятых, тогда войдете, – теряя самообладание, сказал Терри.
– Я это сделаю, – пригрозил Бахбах.
– Делайте. – И, выругавшись, Терри ушел в спальню.
Несколько минут за дверью стояла тишина. Потом опять задребезжал звонок. Терри не вставал с кровати. Звонили еще и еще… Потом Терри услышал голос Бахбаха:
– Взламывайте двери.
Раздался лязг железа и звук отдираемой доски.
В комнату вбежал Бахбах, за ним два агента с пистолетами в руках и восковые с перепуга соседка и сосед из квартиры на пятом этаже.
– Почему вы не открывали? – гневно спросил Бахбах. – Я рассматриваю это, как сопротивление властям.
– А мне плевать на то, как вы это рассматриваете, – воскликнул Терри и повернулся на кровати лицом к стене.
Он ждал чего угодно, но только не того, что произошло дальше.
– Я прошу вас извинить меня, – услышал он вкрадчивый голос Бахбаха, обращавшегося, по-видимому, к понятым. – Господин Брусс удостоен чести быть принятым президентом Бизнесонии, но не поверил в это и отказался ночью открыть дверь своей квартиры. Нам пришлось прибегнуть к силе, и для того, чтобы засвидетельствовать соблюдение законности, пригласить вас. Теперь все в порядке. Благодарю вас, извините… И вас тоже прошу удалиться.
Терри понял, что последние слова относятся к агентам БИП. Он услышал, как хлопнула входная дверь, но не повернулся на кровати.
– Даже боксеры, изувечив друг друга на ринге, подают после поединка руки в знак примирения. А. я вам не нанес ни одного ушиба, хотя мог… и имел право это сделать.
– Ваше право осталось за вами, – возразил Терри, не поворачиваясь к собеседнику.
– Оставим препирательства. Мы одни, и давайте поговорим начистоту.
– А звукозаписывающие аппараты? – зло спросил Терри.
– А мыслезаписывающие аппараты? Ведь я не боюсь их.
– Я и так знаю ваши мысли. Вы казались мне честным человеком, теперь я знаю, кто вы и чего хотите. Вы хотите завладеть моим прибором в своих личных, корыстных целях.
– Это откуда же у вас такая информация? – спокойно спросил Бахбах.
– От Пирса. Вашего знакомого… или агента. Пирса Шэя.
Бахбах с минуту молчал, потом сказал все так же спокойно:
– Слушайте, вы, теленок… или мышонок, как вам будет угодно. Я не знаю, о чем говорил вам этот Шэй, и знать не хочу. Вам понятно? Я не одного такого, как вы, скрутил в бараний рог. Встаньте и подойдите к столу! – крикнул он.
Терри, машинально подчиняясь, поднялся с кровати и подошел к столу.
– Довольно церемониться, – сказал Бахбах. – Я подготовил вам блестящие возможности. Не хотите?
– Нет, – твердо ответил Терри.
– Тогда мы вынуждены воспользоваться тем, чем располагаем в силу обязанностей, возложенных на нас государством, – сказал Бахбах и выложил перед Терри пачку фотографий, которые запечатлели его во время ночной встречи с Марин Беллоу.
Снимки отразили все, что произошло в течение часа с лишним, пока Терри был в комнате Беллоу. Часть фотографий была безобидной: Терри подправляет подушку, на которой видна голова Марин, подает ей флакон с лекарством… Но вот другие: он расстегивает ей блузку… Вот она сидит на тахте, ноги ее обнажены куда больше, чем это показывают на своих обложках даже самые легкомысленные журналы, и у Терри взгляд, не оставляющий сомнения в том, что его привлекает. Потом поцелуй, который Марин навязала Терри. Наконец один из снимков весьма удачно выразил стремление показать близость Терри к Марин, когда он укладывает ее на тахту, хотя известно, при каких обстоятельствах все это произошло.
– Что вы скажете? – спросил Бахбах.
Терри стоял перед ним бледный, растерянный.
– Подлецы! – сказал он. – Теперь я понимаю, зачем понадобилась вся эта комедия.
– Но поймет ли это ваша невеста? – хладнокровно заметил Бахбах.
А что поделывает все это время старик Харви, которого мы оставили в состоянии, весьма далеком от того, что принято называть трезвым. Можно себе представить, как он выглядел на другой день утром, когда явился в мясную лавку на 42-й улице, где встретился за прилавком со своим другом Рувом Остриг.
Пожелав своему напарнику доброго утра, Рув пожаловался на головную боль, оговорившись, однако, что не винит Харви за обильное угощение.
– Я понимаю, что ты от души угощал. И я был бы самой последней скотиной, если бы стал тебе выговаривать. Но голова у меня, честно скажу, не лучше, чем у того старого быка, мясо которого мы с таким трудом сбыли на прошлой неделе.
Харви тоже пожаловался на головную боль. Тогда Рув взглядом указал ему на бокал с джином, приготовленный под прилавком.
– Выпьем, пока никого нет, – предложил он.
– Ты настоящий друг! – обрадовался Харви и, не медля, опрокинул рюмку похмеляющего.
Выпитое привело его в экстаз, он стал распространяться в дружеских чувствах к Руву. Последний в свою очередь с восхищением говорил о дочери Харви и приятном молодом человеке, с которым встретился за столом.
