Джефри Кейн - Нашествие нежити

Глава 7

В "Бельвю" царил невообразимый хаос. Даже холлы были забиты пострадавшими, которым не хватало коек. Медицинским персоналом начинало овладевать раздражение, естественная жалость ко всем этим зомби вокруг них вытеснялась отвращением, страхом и ненавистью. Врачи и сестры работали день и ночь без передышки и еле держались на ногах. При виде всех этих страданий доктор Клайн ощутила острый приступ гнева, она была убеждена, что должна находиться в своей лаборатории и что с каждой уходящей секундой они теряют все больше и больше шансов помочь несчастным людям. Находиться в компании Натана и Штрауда она считала бессмысленным. Они стояли у палаты для буйных, где содержался доктор Вишневски. - Странный он какой-то, - заметил санитар, могучий детина, который, судя по его виду, мог сломать Вишневски пополам и даже не заметить. - Как он там? - поинтересовался Штрауд. - Обыкновенно, буйствует... В дверь колотит.., кричит, чтобы его выпустили. - Откройте, - попросил Штрауд. Санитар отказался, сославшись на то, что у него нет разрешения. Натан ткнул ему под нос полицейский жетон. - С вашим начальством мы все уладили. Открывайте, мистер Гиллием. - Мне-то что, как скажете. Пеняйте потом на себя. - Давайте, давайте, - поторопил его Штрауд, прижимая к груди открытую коробку, в которой он принес кости из котлована, и обратился к своим спутникам: - А вы все ждите здесь. - Штрауд, на нем, конечно, смирительная рубашка, но не забывайте, что зубы-то" у него еще остались, - запротестовал Натан и протянул ему свой пистолет. - Вот возьмите-ка. - Он мне не потребуется, - отказался Штрауд. Перкинс, в свою очередь, отважно предложил сопровождать его в палату. - Нет, я войду один. Кендра Клайн на все это сказала: - Может, это не он, а вы сошли с ума, Штрауд. - Может, и так, - не стал спорить он. Штрауд протиснулся в узкую щель приоткрытой двери и осторожно прикрыл ее за собой, остальные столпились у окна. Почувствовав присутствие постороннего, Вишневски проворно перекатился с одного бока на другой и сел на стопке матрасов, заменявшей ему кровать. Штрауд обратил внимание, что в палате почти нет металлических предметов, а те, без которых обойтись оказалось невозможным, были обтянуты пухлой мягкой обивкой. Завидев Штрауда, Вишневски склонил голову к плечу и подозрительно прищурился. - Это я, доктор Вишневски, - обратился он к сумасшедшему. - Эшруад, - выдохнул Вишневски. - Ты... Ты жив? Штрауд был изумлен и поражен тем фактом, что Виш говорил спокойно и внятно, как любой нормальный человек, но тем не менее назвал его тем же именем, что и до него употреблял демон. - Да нет же, меня зовут... - Штрауд.., да, Э-эйб... Эйб Штрауд. - А вас, сэр? - Вишневски... Но все называют меня Виш. - Вы помните, что с вами произошло, доктор Вишневски? - Нет... Проснулся вот здесь... А эти мерзавцы обращаются со мной как со слабоумным. Придушить бы их всех! - Он вскочил на ноги и бросился к двери, за стеклом которой маячили лица наблюдавших за ними людей. - Мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с мухой в банке, слышите, вы там! Не дождавшись ответа, Вишневски с неожиданной силой пнул дверь и презрительно бросил: - Просто негодяи! - А это помните? - спросил Штрауд. Вишневски, туго спеленутый смирительной рубашкой, неуклюже опустился на колени и заглянул в коробку с костями, где лежал также свиток пергамента, вынесенный с корабля Леонардом. - О, Господи!.. Ну, да, конечно.., мы.., мы были на корабле! - Правильно, - подбодрил его Штрауд. - А дальше? - А когда вернулись... Вышли на поверхность... Шел дождь... Вокруг нас стал подниматься зловонный туман... - А еще что-нибудь помните? - Больше ничего.., кроме.., кроме дезинфекции... - А после нее? - Леонарда унесли на носилках. - Еще что? - Вы... Вы упали. - Точно. - Больше ничего не помню. - А кирку? - Какую кирку? - Вы подобрали кирку... Вишневски покачал головой. - Нет, этого я не помню. - Занесли ее надо мной... - Да что вы, Эйб! Ничего такого не помню. Штрауд попробовал зайти с другой стороны. - Доктор Вишневски! - Слушаю вас. - Почему вы назвали меня Эшруадом? Вишневски смотрел на Штрауда непонимающими глазами. - Неужели? Эшруадом, вы говорите? - Что означает это имя, вы знаете? - Я... Мне нужно посмотреть.., в книгах... Пойдемте ко мне в лабораторию, Штрауд... Вы.., вы можете вывести меня отсюда? Штрауд начал развязывать на нем смирительную рубаху. За дверью поднялся встревоженный шум и суета. Штрауд же опасался, что Вишневски или сидевший в нем демон - попытается убить своего освободителя, и тогда собравшиеся за дверью ворвутся в палату и впопыхах убьют Вишневски. Штрауд даже поежился от мысли, что жизнь этого человека сейчас у него в руках. Он ломал голову, как избавить Вишневски от заклятья дьявольского корабля. - Доктор Вишневски, - воззвал он, - вы должны собрать все силы, чтобы одолеть эту.., штуку. Соберите все силы до последнего и боритесь, черт бы вас побрал! - Что я и делал! Боже, как я боролся, Штрауд. Все это время здесь, в полном одиночестве, поговорить даже не с кем... Пустота, ничего, кроме звука собственного голоса! Если вы оставите меня здесь, я действительно сойду с ума, клянусь вам, Штрауд! Штрауд распустил последнюю завязку на смирительной рубашке, и заломленные за спину руки Вишневски бессильно повисли вдоль тела. Вишневски не сводил глаз с коробки. - И кроме того, Штрауд, у нас с вами столько работы, не будем терять времени! - Вот теперь вы дело говорите, доктор, - одобрил его Штрауд. - Леонард... Что с Леонардом? - Боюсь, что нам придется обходиться без него, Виш. Вишневски скорбно уронил голову и, помолчав, тихо проговорил: - Славный был человек... - Да нет, он просто в коме, доктор, - поправил его Штрауд. - Все равно, что смерть для такого человека. По ведь вы.., вы же вышли из комы, Штрауд! Может, еще есть надежда? - Надежда умирает последней, сэр. - Ладно, Штрауд... Выведите меня отсюда! - Для того и пришел. Былая улыбка тронула губы Вишневски, но сквозила в ней непривычная печаль и усталость. - К тому же я чертовски проголодался, - признался Виш. Штрауд внимательно посматривал на Вишневски, с головой ушедшего в работу. Каким бы сумасшедшим он ни казался медикам в "Бельвю", Штрауд находил его сдержанным и суховатым, несколько, правда, растерянным и сбитым с толку тем, что его то и дело покидает способность ясно и четко восстанавливать в памяти недавние события, из-за чего Виш обрушивал на Штрауда тысячи вопросов сразу... Но даже в состоянии такого "безумия" мозг Вишневски функционировал блестяще. Работали они в лаборатории Вишневски, помещавшейся в Музее древности, где ученого окружали предметы, знакомые ему на протяжении всей сознательной жизни. Еще ребенком Вишневски неодолимо тянуло к знаниям, как беспробудного пьяницу к вину. Школу он закончил в четырнадцать лет, в семнадцать стал выпускником колледжа. Ученую степень доктора философии получил уже "в зрелом" возрасте, т.е. когда ему исполнился двадцать один год. С той поры занимал ряд должностей в различных музеях и колледжах по всей стране. Специализировался он на американской, греческой и этрускской археологии раннего периода. Виш принимал участие в раскопках па территории современной Тосканы, написал несколько обширных трудов по этому предмету и собрал крупнейшую частную коллекцию документов, относящихся к этрускам, которую завещал передать после своей смерти музею. Леонард подключился к его работе по изучению этрусков во время раскопок в Тоскане, и с тех пор они стали настолько близкими друзьями, что и водой не разольешь. Теперь Вишневски переживал за Леонарда и частенько отрывался от работы, озираясь по сторонам, словно в надежде, что он вот-вот появится. - Знаете, мы с ним вроде старой супружеской пары, - признался он Штрауду. - Вот только я не осознавал, как много у нас общего, пока его не стало... - Не надо так говорить. Ведь этого еще не случилось.., пока... И не случится, если мы найдем разгадку этой тайны, доктор Вишневски, уговаривал его Штрауд. - Да... Конечно... Сейчас, когда жертвой стал Леонард.., это касается меня лично. Странно, раньше мне казалось, что меня очень трогает судьба несчастных, пораженных этим.., недугом, но только теперь я страдаю по-настоящему... Ну, за дело! И он опять с головой погрузился в работу. В окружении этрускских реликвий из его коллекции, научных журналов, книг, фотографий с места раскопок в Тоскане Виш быстро пришел к твердому убеждению, что лишь работа поможет ему сохранить рассудок. Он кропотливо изучал предметы, вынесенные ими с проклятого корабля, и с помощью Штрауда приступил к методичным попыткам точно установить, с чем они столкнулись. В первую очередь он провел много долгих часов за исследованием костей, с тем чтобы определить возраст и сравнительные физические данные этруска, жившего на земле еще до Христа. С наружной стороны у дверей лаборатории несли караул вооруженные полицейские. Формально они считались конвоирами "сумасшедшего" ученого, условно отпущенного на волю в связи с чрезвычайным характером ситуации, но Штрауд также инструктировал их быть готовыми отразить нападение сил, которые в любой момент могут прорваться извне и поставить под угрозу важнейшую работу, осуществляемую в стенах лаборатории. Уж слишком часто дьявольская сила начала заставать Штрауда врасплох, исподтишка подкрадываясь к нему и выслеживая с помощью какой-то телепатии, которая оставалась за пределами его понимания. В больнице Святого Стефана она для атаки на него использовала Вайцеля, на улице бросила против Штрауда ходячих мертвецов, а еще раньше, на стройке, - Вишневски. Получалось, что кто-то или что-то наводит зомби на Штрауда, и он резонно опасался, что они могут внезапно объявиться и в лаборатории. И еще Штрауд никак не мог забыть предпринятой Вишневски попытки покушения на его жизнь и потому и работавшему с ним рядом ученому полностью не доверял. Окончательно ли Виш избавился от коварной напасти? Или его держат про запас в заговоре против Штрауда? Фу, глупость какая, подумал Штрауд. Все происходящее гораздо шире, нежели какой-то тривиальный заговор против него - одного человека. Эта.., штука нацелилась на них на всех, и Штрауд просто оказался в особенно уязвимом положении. Все, что случилось с ним, может произойти с любым другим... Вишневски, будто прочитав его мысли, пристально взглянул ему в глаза, но вслух произнес, видимо, совсем не то, что подумал: - Переживаете за Леонарда, Эйб? - Да.., очень. - Шансов у него не так уж много, признайтесь - В настоящее время он по-прежнему в коме, но врачи делают все, что в их силах. - Но почему же меня пощадили, Штрауд? И вас? Почему Леонард, а не мы? - Ну, вы по природе своей боец, а что касается меня... - Леонард тоже боец. Так что это не объяснение. - Твердость духа, трезвость ума, сила воли? Сам не знаю, в чем причина. Мне говорили, что вы подожгли свою первую палату в "Бельвю", хотя руки у вас были связаны, да и спичек не было... Как вам это удалось? Вишневски и сам терялся в догадках. Его только постоянно тревожило смутное ощущение, что он не должен доверять Штрауду, что в этом человеке кроется нечто странное и страшное и что он обязан не спускать с него глаз. Штрауд взглянул на часы. Шесть часов вечера. Два дня назад он сошел с трапа самолета в аэропорту имени Кеннеди. Время работало против них. Сэмюел Леонард, доктор философии, куратор раздела археологии Американского музея в Нью-Йорке по-прежнему пребывал без сознания в больнице Святого Стефана, где группа врачей из эпидемиологического центра во главе с доктором Кендрой Клайн неотрывно следила за его состоянием по показаниям приборов Клайн стала проявлять особый интерес к Леонарду после того, как ее помощник Марк Уильямс сообщил, что его электрокардиограмма регистрирует интересные отклонения, указывающие, что организм борется за возвращение к сознанию. С этой минуты наблюдение за Леонардом усилили, но в течение дня никаких дальнейших изменений отмечено не было. Доктор Клайн терпеливо оставалась со Штраудом и Вишневски, но когда оба целиком ушли в свою возню с какими-то грязными костями и насквозь пропыленными фолиантами, она уговорила Натана позволить ей вернуться в больницу, чтобы надлежащим образом подготовить передачу дел своим коллегам, прибывающим ей на смену утром следующего дня. Ее беспокоило, как долго сможет Леонард только собственными силами бороться с недугом, и она ломала голову над тем, как ему помочь. Она пригласила двух специалистов-невропатологов, которые согласились с ее предположением, что в организме Леонарда происходит, как они выразились, "перетягивание каната" между сознанием и беспамятством. Кендра понимала, что надо действовать, что-то предпринимать, и срочно. Она хотела дать ему столь необходимые дополнительные жизненные силы. Но это, однако, могло стоить ей работы, причем в любом случае, окажется ли она права или ошибается. Времени на то, чтобы проверять и перепроверять полученную ее людьми сыворотку, не было. Не было его и для того, чтобы получить требуемые разрешения и согласие бесчисленных лиц и организаций, даже от ближайших родственников Леонарда. По мнению невропатолога, Леонард сможет продержаться еще не более часа. - Но препарат может его и убить, - догадавшись, какая в ней происходит борьба, предостерег Кендру Марк Уильямс, когда они снова остались одни. - Он и без того умирает, Марк. А нам необходимо испытать сыворотку... Ведь остальные.., остальные просто мумии какие-то. Они уже сдались. Леонард же, по крайней мере, хочет жить и еще борется. - Я лично никогда не вводил человеку такую дозу стимуляторов, осторожно заметил Марк. - И не будете. Это сделаю я. - Но, доктор Клайн... - запротестовал было Марк. Но Кендра уже надевала защитный костюм, без которого входить в изолятор запрещалось. - Да неужели вы сами не понимаете, Марк? У нас просто нет выбора. В городе уже тысячи людей, находящихся в том же состоянии, что и Леонард. Надо что-то делать. - По крайней мере, следовало бы заручиться разрешением эпидемиологического центра, - посоветовал Марк. - Да они же понятия не имеют, с чем мы здесь столкнулись. Отправленные нами материалы совсем сбили их с толку. - Тогда, может, посоветуемся с Джеймсом Натаном? - Ладно, будь по-вашему. Попробуйте дозвониться до него, Марк, не теряйте времени. - Но вы ведь меня дождетесь? - попросил Кендру Марк и поспешил через холл к телефону. Ждать Марка она не стала. Закончив с переодеванием, Кендра наполнила шприц сывороткой и по внутренней связи попросила дежурную бригаду, следившую за мониторами, открыть тамбур. Войдя в него, она выждала несколько минут, пока специальной обработкой уничтожались могущие оказаться на ней микробы, а затем открыла последнюю стеклянную дверь и направилась к неподвижно лежащему Леонарду. - Ну, как дела у доктора Леонарда, Энн? - поинтересовалась она у своей помощницы, наблюдавшей показания приборов. - Ничего нового... Все по-прежнему, доктор. Кендра машинально кивнула за толстым стеклом маски, закрывавшей ее лицо вплоть до плотно обтягивающего голову капюшона. Она приближалась к Леонарду, пряча от окружающих шприц в опущенной вдоль тела руке. На память ей вдруг пришли слова Штрауда, которому она позвонила в Музей древностей за несколько минут до разговора с Марком. - У Леонарда в городе есть кто-нибудь из близких? - спросила она Штрауда. После долгой паузы Штрауд дрогнувшим голосом проговорил: - О, Боже, нет... Неужели мы его потеряли? - Нет, нет... Не в этом дело... - Еще нет, хотите сказать? - Я просто хотела узнать, есть ли у него кто-нибудь из близких, кто... - Виш вот говорит мне, что у Леонарда никого нет. - Пока он держится... Борется из последних сил. - Кендра вкратце рассказала Штрауду об отмеченных на электрокардиограмме изменениях. - С виду он кажется хрупким, но разум и дух у него необыкновенной силы, - заметил Штрауд. - В нашем случае это может оказаться решающим фактором. - Вы что-то хотите мне сказать, доктор? - насторожился Штрауд. - Да нет... В общем нет, ничего. - Чувствую, вы что-то пытаетесь мне сказать, - упорствовал он. - Правда, ничего... Просто подумалось... - Леонард достоин любого риска, доктор Клайн. Он нужен нам, и я знаю, что, если бы он мог говорить, он потребовал бы от вас использовать все возможные шансы. - Вы ничего не понимаете... Нет, этого я не могу! На этой фразе Кендра, словно испугавшись самой себя, бросила тогда трубку. А сейчас стоит над беспомощным телом человека, некогда полным жизни. Дрожащей рукой она подняла шприц. Глубоко вздохнула, пытаясь унять колотившую ее дрожь. И в этот момент ее отвлек громкий голос Марка, заставив обернуться к уставившимся на нее во все глаза людям за стеклянной дверью: - Доктор Клайн! Будем делать все, как следует в нормальной обстановке. Натан ввел военное положение, просил передать, что городские власти берут па себя всю ответственность за любые эксперименты, которые мы пожелаем здесь проводить. Впервые с той минуты, когда она приняла решение и начала одевать защитный костюм, Кендра вздохнула легко и свободно, напрягшиеся до онемения мышцы расслабились. - Слава Богу! - воскликнула она. - Богу-богу-богу-богу-богу-богу! - - забубнил один из коматозных пациентов, поднимаясь с койки и срывая оплетавшие его тело трубки и провода. Уставив на Кендру жуткие белки закатившихся под лоб глаз, он судорожными шагами направился к Кендре. - Уходите, доктор Клайн! Быстро! - донеслись до нее из-за двери всполошенные крики. Кендра попятилась к двери, не оборачиваясь, толкнула ее рукой, а перешедший на бег зомби вдруг резко остановился у тела Леонарда и упал на него грудью, словно защищая от нее. Уже из-за двери Кендра увидела, как, дернувшись несколько раз, зомби сполз на пол, Леопард же оставался на койке в полной неподвижности. Зубчики на его электрокардиограмме становились все ниже и слабее. - Нельзя терять ни секунды, Марк! Всем приготовиться! - встревоженным голосом распорядилась Кендра. - Том, немедленно одеваться! Ее помощник Том Логан застыл будто окаменевший, и Марку пришлось крепко встряхнуть его, чтобы привести в чувство. - Приготовить изолятор номер два! Быстро!