зловоние, надутое сквозняком из самого сердца древней гнили.
Октав обернулся к нам и теперь стоял в расслабленной позе, как тот, кто исполнил задуманное. Я был первым, кто сбросил с себя оцепенение. Вытащив складной нож – единственное подобие оружия, которое с собой захватил, – я кинулся к нему. Октав отпрянул, но увернуться не успел, и я вонзил четырехдюймовое лезвие в раздувшуюся черную массу, поглотившую верхнюю часть его головы и свисавшую на глаза.
И воображать не хочу, что именно пронзил своим ножиком; да оно и не поддается воображению. Существо было бесформенным, как гигантский слизняк, и у него отсутствовали выраженная голова, хвост и другие органы – мерзкая раздутая тварь, чью кожу покрывал густой, похожий на плесень мех, о котором я уже упоминал. Нож вошел глубоко, точно в гнилой пергамент, и тварь тут же сдулась, как проткнутый мочевой пузырь. Из отверстия хлынул поток человеческой крови, смешанный с темной массой – вероятно, недопереваренными волосами, студенистыми комками размягченных костей и ошметками какой-то белой творожистой субстанции. Одновременно Октав пошатнулся и рухнул на пол как подрубленный. Пыль, потревоженная его падением, заклубилась вокруг неподвижного тела.
Пересилив отвращение и давясь прахом, я склонился над Октавом и оторвал обмякшую тварь от его головы. Тварь поддалась легко, словно тряпка, но, видит Бог, лучше бы я этого не делал. Под ней оказалось то, что уже нельзя было назвать человеческим черепом, ибо череп был выеден подчистую, до самых бровей, – остался только голый полупереваренный мозг. Я выпустил тварь из внезапно онемевших пальцев, и, падая, она перевернулась, обнаружив на обратной стороне розоватые присоски, расположенные кругами, а в центре бледный диск, покрытый сплетенными нитями, похожими на нервные волокна.
Коллеги напирали сзади, однако довольно долго никто не мог вымолвить ни слова.
– Как думаете, сколько времени он мертв? – шепотом озвучил Хальгрен ужасный вопрос, который про себя задавали мы все.
Никто не захотел или не смог ответить; нам оставалось лишь с ужасом таращиться на Октава.
Спустя некоторое время я с усилием отвел взгляд; краем глаза заметив остатки прикованной мумии, я впервые с механическим, ирреальным ужасом осознал, что у нее также отъедена половина головы. Затем мой взгляд скользнул вбок, к недавно обнаруженной двери в стене. Я даже не сразу понял, что привлекло мое внимание. Изумленный, я направил фонарь вниз, в бездну, где, словно черви, копошились тени, которым не было числа. Казалось, что тьма вскипела, и наконец омерзительный авангард неисчислимой армии хлынул через широкий порог: явились такие же безобразные отвратительные кровопийцы, как тот, которого я оторвал от недоеденной головы Октава. Одни были по-змеиному тонкими, плоскими и напоминали круглые тряпки или куски кожи; другие, толстобрюхие, двигались с ленивой медлительностью. Я не представлял, чем они питались в этом запечатанном вечном мраке, и молюсь о том, чтобы никогда этого не узнать.
Я отпрянул, передернувшись от ужаса и отвращения, а черная армия со скоростью ночного кошмара продолжала извергаться из бездонной пропасти, словно тошнотворная блевотина перекормленной преисподней. Когда эта армия двинулась на нас, перекатываясь через распростертое тело Октава, я заметил, что якобы мертвая тварь, которую я оторвал от его головы, шевельнулась и задергалась, отчаянно желая перевернуться и присоединиться к остальным.
Впрочем, ни я, ни мои товарищи не стали смотреть дальше. Мы развернулись, бросились к выходу между рядами урн – ползучая масса демонических пиявок устремилась за нами – и в слепом ужасе домчались до первого перекрестка. Забыв друг о друге, обо всем на свете и думая только о погоне, мы разбежались в разные стороны по разветвляющимся коридорам. Я слышал, как позади меня кто-то споткнулся, упал и чертыхнулся. Проклятие перешло в безумный вопль, но я знал, что, повернув назад, навлеку на себя неминуемую погибель, уже настигшую того из моих товарищей, кто бежал последним.
Сжимая фонарь и складной нож, я мчался по одному из боковых коридоров, который, если я правильно запомнил, рано или поздно должен был привести меня в большой внутренний склеп с расписным полом. Здесь я оказался в одиночестве. Остальные предпочли держаться главных катакомб, и я слышал вдали приглушенную какофонию безумных воплей: похоже, до нескольких археологов добрались их преследователи.
Кажется, я ошибся направлением; коридор петлял и кружил, ветвясь и поворачивая под незнакомыми углами, и вскоре я затерялся в черном лабиринте, где бессчетные поколения ничья нога не тревожила пыль веков. Хранилище пепла снова затихло; я слышал только собственное учащенное дыхание, тяжелое и хриплое, словно дыхание Титана.
Внезапно мой фонарь выхватил из темноты человеческую фигуру. Не успел я совладать с испугом, фигура проследовала мимо меня размашистым, механическим шагом в направлении внутренних катакомб. Судя по росту и телосложению, это был Харпер, но точнее сказать я не мог, ибо глаза и верхняя часть его головы были скрыты раздутым капюшоном, а бледные губы сжаты, словно он пребывал в столбняке – или в объятиях смерти. Кем бы он ни был, человек уронил фонарь и вслепую бросился в кромешную тьму, побуждаемый неземным кровососом искать источник высвобожденного ужаса. Я знал, что Харперу уже не помочь, и я даже помыслить не мог о том, чтобы его остановить.
Сотрясаемый крупной дрожью, я продолжил свой путь, встретив еще двоих, шагавших мне навстречу и с той же механической скоростью и самоуверенностью пожираемых заживо сатанинскими пиявками. Вероятно, остальные археологи вернулись по главному коридору, ибо их я не встретил и никогда больше не видел.
Остаток пути я проделал в мареве адского ужаса. И снова, думая, что скоро выйду во внешнюю пещеру, я обнаружил, что заблудился, и снова побежал вдоль бесконечных рядов урн в незнакомых склепах, тянувшихся без конца и края. Мне уже начинало казаться, что миновали годы; я задыхался от спертого древнего воздуха, ноги заплетались, но тут впереди показался благословенный проблеск дневного света. И я рванулся к нему, оставляя позади кошмары чужеродной тьмы, что преследовали меня, и проклятые тени, что роились вокруг, и увидел, что из склепа наружу ведет низкий проход, заваленный обломками, откуда струится жидкий поток солнечного света.
Это был другой выход, не тот, через который мы проникли в сей смертоносный подземный мир. Мне оставалось пройти футов десять, когда без звука и предупреждения что-то упало мне на голову, мгновенно ослепив меня и сомкнувшись, словно натянутая сеть. Лоб и череп одновременно пронзили миллионы игл, боль разрасталась, проникая до самой кости и со всех сторон стекаясь к мозгу.
С ужасом и страданиями этого мига не сравниться всем преисподним земного безумства и исступления. Я ощущал омерзительную
