Мы двинулись дальше, шагая уже по лунной поверхности. Хотя скафандр весил больше двадцати килограмм, я по‑прежнему ощущал себя гораздо легче, чем на Земле. Воздух в скафандре был немного странный — совершенно лишёный каких‑либо запахов — но я быстро к нему привык, хотя…
Нет, показалось. На секунду я подумал, что начинается новый приступ головной боли, но ощущение прошло практически сразу же.
Перед нами была стена кратера. Пока мы шли, солнце исчезло за ней, и стали видны звёзды. Я продолжал вглядываться в чёрное‑пречёрное небо в поисках Земли, но, конечно же, её отсюда не было видно. А вот…
— Это Марс? — спросил я, указывая на яркую точку света, немного отличавшуюся оттенком от остальных — она могла быть красной либо зелёной, но я никогда не слышал о «зелёной планете».
— Точно, — ответил Квентин.
Нам понадобилось минут десять, чтобы то шагом, то прыжками добраться до кратерной стены, которая теперь уходила ввысь над нашими головами, крутая и неровная. Посколько мы были в тени, Квентин включил фонарь, встроенный в скафандр в центр груди, а потом протянул руку и переключил что‑то на моём скафандре, включая такой же фонарь.
— Ух ты, — сказал я, глядя на чернильную стену. — Она выглядит… трудной.
— Ещё бы, — дружелюбно отозвался Квентин. — Когда легко — никакого интереса. — Он не стал ждать ответа, что было хорошо, потому что я не знал, что ответить. Вместо этого он отстегнул клапан на кармане и вытащил из него горный пистолет. — Видите? — сказал он, указывая свободной рукой. — Целитесь в трещину в скале.
Я кивнул.
Он прицелился, потом выстрелил. Звука не было никакого, но пистолет явно разрядился с немалой отдачей, судя по тому, как рука Квентина дёрнулась назад. Металлический штырь беззвучно воткнулся в скалу. Квентин проверил его, чтобы убедиться, что он сидит прочно, и продел сквозь него верёвку.
— Всё очень просто, — сказал он.
— Сколько крюков у него в обойме?
— Восемь. Но в карманах уйма запасных, так что не беспокойтесь.
— Э‑э… похоже, у него приличная отдача, — сказал я, указывая на пистолет.
— Зависит от установки мощности, — объяснил Квентин. — Но на максимуме, когда мы работаем с гранитом… — Он подрегулировал что‑то на пистолете и выстрелил в сторону от кратерной стены. Штырь метнулся через лунный вакуум и взметнул пыль там, где упал.
Я кивнул.
— Порядок? — спросил Квентин. — Ну, тронулись!
Мы начали взбираться по каменной стене, поднимаясь всё выше и выше, к солнечному свету.
Это возбуждало. Я был под открытым небом, и в отсутствие окружающих меня стен я, похоже, по крайней мере на время перестал чувствовать себя пленником. Мы выбрались на гребень кратерной стены, и…
…и яростный свет солнца ударил мне в глаза, вызвав новый приступ головной боли, прежде чем шлем потемнел. Боже, как бы мне хотелось, чтобы мой мозг перестал болеть…
Мы немного прошлись по серой поверхности, загибавшейся к слишком близкому горизонту. «Величественное запустение» — так сказал об этом Чандрагупта, цитируя кого‑то ещё. Так оно и было. Я упивался этой суровой красотой, пытаясь игнорировать боль между ушами.
Вскоре в динамиках шлема послышалось пикание, контрапунктом к пульсирующей боли: нас предупреждали об ограниченности запаса воздуха.
— Ну что же, — сказал Квентин. — Пора домой.
«Домой», подумал я. Чёртов ремонтник лунобусов прав. Пора вернуться домой, раз и навсегда.
Дешон и Малкольм весь перерыв провели, разыскивая информацию и совещаясь, и когда мы вернулись в зал суда, я услышал, как Дешон говорит Карен, что он «готов, и готовее уже не станет». Как только вошёл судья Херрингтон и все мы снова сели, Дешон начал свой перекрёстный опрос Алисы Неруды, биоэтика из Йеля.
— Доктор Неруда, — сказал он, — я уверен, что присяжных очень заинтересовал ваш рассказ о джерримендеринге границ между личностью и её отсутствием.
— Я бы не стала обвинять высший суд страны в джерримендеринге, — холодно ответила она.
— Вероятно. Но в вашем комментарии о людях, которые становятся более чем одной индивидуальностью, имеется зияющий пробел, не так ли?
Неруда посмотрела на него.
— Да?
— Похоже на то, — сказал Дешон. — Ведь клонирование человека технически возможно с какого года? С двадцать второго или вроде того?
— По‑моему, первый клонированный человек родился в 2013‑м, — ответила Неруда.
— Значит, я ошибся, спасибо, — сказал Дешон. — Но разве клонирование не состоит в том, что мы берём некую личность и делаем из неё две? Ведь оригинал и клон генетически идентичны, и тем не менее они оба обладают всеми правами и являются людьми.
— Вам нужно прослушать мой курс, мистер Дрэйпер. Это действительно интереснейшая теоретическая проблема, но она не имеет отношения к американским законам. Во‑первых, разумеется, никто в здравом уме не скажет, что это один и тот же человек. И, во‑вторых, клонирование человека всегда было запрещено в США — оно запрещено даже в Канаде — так что американскому законодателю не было нужды инкорпорировать концепцию человеческих клонов в определение личности. — Она скрестила руки на груди, словно говоря «Вот так‑то!» — Индивидуализация остаётся частью действующего права.
Если Дешон был обескуражен, он удачно это скрыл.
— Благодарю вас, доктор Неруда, — сказал он. — Вопросов больше не имею.
— И на этом мы сегодня закончим, — сказал судья Херрингтон. — Присяжные, должен вас предупредить о…
Прошло уже немало времени с тех пор, как я общался с другим экземпляром меня, но сегодня вечером это случилось снова, когда я смотрел по телевизору матч «Блю Джейз». Они играли так погано, что, похоже, я позволил своим мыслям отвлечься. Возможно, мой зомби и не возражал против зрелища их разгрома, но моё сознание не могло больше этого выносить, и…
И внезапно у меня в голове появиась другая версия меня. Я приказал телевизору отключиться и напряг слух.
Это странно…
— Привет! — сказал я. — Привет, ты там?
Что? Кто?
Я вздохнул, снова прошёл всю канитель объяснений, кто я такой, закончив словами:
— И я знаю, что ты думаешь, будто сейчас 2034 год, но это не так. На самом деле сейчас 2045.
О чём ты говоришь?
— Сейчас 2045 год, — повторил я.
Само собой. Я и так это знаю.
— Правда?
Конечно.
То есть, это не тот самый экземпляр с проблемами с памятью, с которым я разговаривал в прошлый раз. Чёрт, интересно, сколько их всего.
