Горб стал совсем бесцветным. Стеклянная вода покрывала его тонкой пленкой. Неожиданно горб без всплеска ушел под воду. Осталась лишь рябь на воде, медленно удаляющаяся прочь от лодки. Наконец исчезла и она.
– Ушел… – шепотом сказала Вера. – Ведь правда, ушел?
Питер отрицательно покачал головой:
– Он пытается понять, что мы такое.
– Он не может понимать, – неестественным голосом заявил Йорис. Губы его дрожали. – У него нет мозга.
– Что-то такое, наверное, есть… Берегись!
Питер ударил пикой. Лодку качнуло – водяной слон ушел на глубину.
– Весло! – крикнул Питер.
Он уже греб, а Йорис, помешкав, засуетился и, сунув весло в воду, едва не уронил за борт. Питер что-то прорычал сквозь зубы. Лодка неслась вперед, легко раздвигая воду. Нужно было рискнуть раньше, подумал Питер. Всего час такой гребли, даже полчаса, если удастся выдержать темп, – а там прибрежное мелководье, слон не сунется…
– Йорис, не части! Вера, парус!
Торопясь, Вера спустила кливер, выгнувшийся назад от встречного ветра. Она пыталась подгрести рукой, пока Питер не прикрикнул на нее, чтобы не кренила лодку. Быстрее! Быстрее! Вера закусила губу. Существует то, что можно, и то, чего нельзя, что запрещено древней памятью жизни, трепещущей в каждом кусочке плоти, от миллионов поколений бессмысленных тварей, от первых студенистых комочков на дне мелководных лагун, от червей и панцирных рыб – ползающих, роющихся в иле, жрущих и прячущихся, чтобы в свою очередь не быть сожранными, потому что это-то и есть самое страшное. Можно погибнуть от голода, сгинуть в болоте, поскользнуться на краю сторожевой площадки донжона и сорваться с криком, но нельзя смириться, представив себя в пищеварительной вакуоли гигантской амебы, мерзкого создания полумертвой планеты… Ну же! Быстрее!
– Догонит? – спросила она, обернувшись.
Питер кивнул между двумя взмахами. Жаль, что Питер никогда не врет… Вера прекрасно понимала: догонит. Эта тварь принимает в воде любую форму и невероятно сильна. Но сейчас как никогда хотелось услышать обратное.
– Стоп! – выдохнул Питер.
Лодка, вильнув, ушла вбок. По волновому следу было хорошо видно, как там, где она только что была, прошло под водой громоздкое тело. Гораздо быстрее, чем лодка.
– Мало тебе? – злобно сказал Питер. – Еще захотел?
В десяти шагах от лодки из воды с шумом поднялся бугор и с шумом исчез. Лодку закачало на волнах.
– Влипли, – хриплым и низким голосом проговорила Вера. – Господи, как влипли…
– Ты хорошо плаваешь?
– А какой смысл? – Веру передернуло.
– Я тебя спросил о чем-то, – напомнил Питер. Раскорячив ноги, он пытался привстать, пристально вглядываясь во что-то впереди.
– Наверно, плаваю… Меня когда-то папа учил – там еще, на Земле… Море помню, ласты…
– В километре от берега есть островок, его отсюда не видно. Крохотный такой, низкий; когда сильные дожди, его вообще затапливает. По идее, сейчас он прямо по курсу. Если нас опрокинет, бери на палец правее башни и жми что есть силы.
– Ничего другого нельзя сделать? – спросила Вера.
Питер дернул щекой.
– Драться можно. Или молиться. Ни то, ни другое не поможет.
– А плыть – поможет?
– Слон не кинется на всех сразу, – сказал Питер. – Возможно, один из нас имеет шанс.
Вера покачала головой:
– Холодно, ногу сведет. И я вообще так не хочу.
– Дура! – тонким голосом крикнул Йорис и всхлипнул. – А он тебя спросит, хочешь ты или нет?
– Сам дурак! Трус!
– Тише, вы… Жить надоело?
– Дура конопатая!
– Трус! Трус! Проверь – штаны сухие?
– Тихо, я сказал!
– Бей!..
Лодка накренилась рывком – слон атаковал снизу. Большое, нечеловеческое, прозрачное, скрывающее в себе серые, как пищевая паста, мутные комки, ворочалось под килем, пучилось, выдавливая лодку из воды. Потеряв равновесие, коротко вскрикнула Вера, ударившаяся о шпангоут больной рукой. Взвизгнул Йорис. Опасно перегнувшись через борт, Питер пырнул пикой взбаламученную воду – раз, другой… На третьем ударе рвануло так, что пику едва не выдернуло из рук, но слон все же отступил, ушел на дно, лишь вода рябила и пузырилась там, где он погрузился – на целую минуту, а если очень повезет, то и на две.
– Весло!.. – скомандовал Питер.
– Потри-ка мне спину, – сказал Илья.
Дэйв шлепнул его мочалкой по спине и начал тереть.
– Легче! Легче! Озверел?
Дэйв выругался.
– Хорош банный день, – сказал Маркус. – Мыла нет, горячей воды нет. Песочком потереть кого-нибудь?
Людвиг опрокинул на себя ушат воды.
– Все-таки чуть теплая… Что ты хочешь от сырого торфа? Я еще когда говорил: нужно от котла трубы провести, чтобы теплообменник был в башне. Тогда была бы горячая. И синтезатор работает все хуже. Откуда мыло?
– У Лоренца небось есть. Только он не моется.
Кто-то прыснул.
– Он моется по ночам, – возразил Уве. – За «махер» свой дрожит. Так при кобуре и стоит под душем – себя трет и кобуру надраивает…
– Хе-е…
– Кто полотенце взял? Здесь висело.
– И из пасти у него воняет, как из…
– Зубы гнилые, оттого и бесится. Все болезни от зубов.
– Кстати, о душе. Моя очередь.
– Моя!
– Протри глаза. За Дэйвом я занимал, потом Киро. А тебя здесь вообще не было.
– Чего-о?
– Ничего. Давно в глаз не получал?
– Эй! Эй! Этого не хватало!
– У кого мое полотенце?
– Людвиг, ты правильный тевтон. Чья сейчас очередь?
– Запереть Лоренца снаружи, пускай в обнимку с кобурой посидит здесь суток двое-трое, умнее станет…
– Да он дверь прожжет!
– А ты откуда знаешь, сколько у него зарядов? Может, правда ни одного? А если два, так и на дверь хватит, и на тебя, умника, останется. В который раз об этом говорим. Надоело.
– Ладно вам, куда полотенце дели? Холодно же.
– Что?
– Да вот Пупырь полотенцем интересуется.
– Его вытереть никакого полотенца не хватит. Так высохнет.
– Совсем холодная пошла…
– А канючил-то как: с Питером, мол, хочу уйти! Сидел бы сейчас, деточка, в грязи по маковку и лапу сосал.
– Я не канючил!
– Нет, серьезно. Я сегодня целый день думаю, где они могут быть. Если разбили лодку, значит, идут берегом.
– Ха, берегом! Там болота бездонные!
– Положим, бездонных здесь не бывает. Вот за кряжем на юге – там да… Островки опять-таки, переночевать есть где. Мокроступы сделают, пройдут. От червей Питер отобьется. Он мне сам говорил, что дней за десять пройти можно. И потом, у них просто нет другого выхода.
– Это если лодку разбили… Ладно, ты не мели, ты предлагай. Что ты предлагаешь? Встречную экспедицию?
– Догадливый…
– Лоренц тебе устроит экспедицию! Торфа давно не нюхал – соскучился? Нужна его превосходительству экспедиция, как же! Он и Веру и Йориса спишет со спокойной душой, лишь бы Питер не вернулся…
– А ты ему это в лицо скажи.
– Умный, да? Вот интересно: каждый ждет, что другой себя подставит, а не он. Только зря надеешься: все мы здесь такие умные.
– Заткнись, шкет, надоел. Нет, в самом деле, что вы все его боитесь? царь он вам? бог?
– Люди вы или нет? Полотенце отдайте!
– Нет у него двух зарядов. Один – максимум…
Что-то давно меня не беспокоили.
С чего бы?
То, что он хулиган, я понял уже давно. Бывают радиохулиганы, бывают телефонные и всякие другие прочие, а этот – темпоральный. Прогрессируют потомки…
Не беспокоит пока – и хорошо.
Их у меня двадцать семь – двадцать семь маленьких уродцев, взрослых детей, с которыми я могу сделать все, что захочу. Например, один раз ошибется Диего, и все потравятся. Или на лагерь нападет цалькат. Или Анджей-Пупырь со временем найдет способ экранироваться от излучения странного солнца, и тогда жизнь пойдет своим чередом и Стефан спустя несколько лет женится на Маргарет…
Почему бы нет?
Мне делается страшно оттого, что я хочу им помочь, всем вместе и каждому в отдельности, а особенно Джекобу – ему в первую очередь. Они ТАМ живут своей жизнью, и чем дальше, тем меньше у меня власти над ними, если не резать по живому тупым скальпелем. Что им от того, что они придуманы? Вся штука в том, что они уже давно ВЕДУТ себя сами, вдобавок я подозреваю, что некоторые из них умнее меня, автора. Как я это допустил – не знаю. Им теперь лучше видно, и они, как мне кажется, хорошо знают, что делают, а я все чаще ловлю себя на том, что не всегда ясно понимаю глубинную суть их поступков и слов. И мне, автору, страшно им помогать, потому что может выйти еще хуже…
Кого мне выслушать, если они попросят помощи: Питера? Стефана? Анджея?
Найдутся и такие, кто попросит себе еще одно пирожное. Не мне их осуждать.
Предоставить их самим себе? Придется…
Одно мне известно точно, а значит, быть посему: Питер, Йорис и Вера так или иначе доберутся до «Декарта» – а вот что случится после? Что-то ведь должно случиться. Какие события посыпятся на головы двадцати семи? Кто из двоих возьмет верх – Стефан или Питер? А может быть, они помирятся? Хм… Что-то говорит мне, что нет. Ни за что. Напротив, очень может случиться так, что один из них убьет другого, сам или не сам, несмотря на мое обещание беречь героев. О, мои ребята могут многое! Если потребуется создать на планете ад, они обойдутся своими силами, без всяких цалькатов. Стоит лишь начать – и они примутся уничтожать друг друга с упоением, все более ощущая вкус к этому занятию. А может статься – во всяком случае, я на это надеюсь, – что за детьми прилетит спасательная экспедиция и, вывезенные на Землю, они будут жить и стареть долго и счастливо.
