– Добрый человек, – сказала я, – ты меня явно с кем-то путаешь.
Я ошиблась, выразившись «до предела». До предела округлились его глаза сейчас. Он рухнул в кресло и некоторое время пребывал в недвижности. Затем спросил пересохшим горлом:
– Как ты вошла?
– Очень просто. Через дверь.
– Этого не может быть! – взвизгнул он.
– Как не может, когда есть?
Он уже успел настроиться враждебно.
– Зачем?
– А ни за чем. Просто хотела проверить, не тебе ли адресовано вот это. – И я бросила талисман на стол.
Он испугался, как и прочие до него. Но не только. Талисман его притягивал. Твайту безумно хотелось взять его в руки и повертеть. Однако он не решался.
– Что сие значит?
– А я надеялась, что ты мне это объяснишь.
Твайт сполз с кресла, придвинулся к столу, потирая руки, а может, он сам себя удерживал. Потом покосился на меня.
– В общем, я так понимаю, – сказал он после долгой паузы, – раз ты могла миновать все преграды и даже не заметить их – ты существо не вполне обыкновенное и с тобой можно говорить открыто… но все же я хотел бы знать, откуда у тебя камень Великой Матери и как ты нашла меня?
– Камень попал ко мне случайно, а к тебе меня направил Хошан. (Это было тайное имя колдуна из-за перевала. Не для меня, конечно, тайное.)
– Так. – Твайт задвигался вокруг стола. Его прямо-таки распирало от любопытства и страха. – Ты не ошиблась! Я знаю много, очень много… здесь древние знаки… тысячи лет прошли с тех пор, как умерли те, кто ими пользовался, а они были нашими общими учителями… Все забылось обо всем обитаемом мире есть лишь несколько человек, знающих малое количество этих знаков, может быть, я один… – Он бросился к полкам, стал копаться в книгах, смел кучу ни на что не похожих обрывков. – Где же я видел? У Гермеса… нет, не у Гермеса, хотя Трисмегист знал все… и не в «Сефер Йецира», точно… именно у саисцев… – Он хлопнул себя по лбу. – Вспомнил! «Шу» и «Тефнут» – вот как читаются знаки. Они трактуются как символ единства сил… мужское и женское… движение и дыхание… но почему? – Он опять впал в забытье, как в первое мгновение, бормоча: – Ведь для этого есть другие знаки, столь же могущественные, но более употребляемые? Почему не обычный гексагон? Почему не звезда Соломона? Почему? – Он уже обращался ко мне, будто я сама вырезала надпись на камне.
– Матерь Божья, я и слов-то таких не слышала!
И этим я его добила окончательно. То ли «Матерью Божией», то ли своим невежеством. Я уж думала, что мне придется приводить его в чувство, но он с трудом вымолвил:
– Как тебя зовут?
– Ирруби.
– Странное имя… Тайное или явное?
– У меня одно имя.
– Вот как. – Снова молчание. – И что ты, Ирруби, вообще умеешь?
– Почти ничего. Заговор снять. Бородавки вывести.
– А как ты добралась до Хошана?
– Никак. Я велела ему, и он пришел.
Твайт поднялся – хламида по полу, ручки подъяты к потолку, заменяющему небеса, сам – мне по плечо.
– Все прекрасно! Ты правильно сделала, придя ко мне. Немного усилий, Ирруби… и ты будешь управлять миром!
«Семь светил проходят по дорогам Олимпа, и лучами их соткана вечность, Солнце, дающее смех, это свет вдохновенья, Луна, создающая боязнь, молчание и память, Сатурн, отец справедливости, Юпитер, дарующий удачу, мир и производительность, Марс, отец порывов и борьбы, Венера, подарившая людям желание и наслаждение, от нее же они получили улыбку для смягчения их доли в мире падения, Меркурий, который дает человеческой природе мудрость, слово и убеждение, он же послал им изобретательность».
Зубрили Трисмегиста. «Изумрудную скрижаль» я уже помнила лучше, чем святоша «Pater noster». Теперь я принялась за «Деву мира».
Для Твайта я была подарком судьбы. Он действительно знал много, но распорядиться своими знаниями не умел, главным образом из-за недостатка решимости. Поэтом он не занял заметного места среди чернокнижников, не говоря уже о Высоком Доме. И тут являюсь я – одаренная, но невежественная. Я буду управлять миром, а он будет управлять мной. Таковы были его устремления, хотя он сам себе не отдавал в них отчета. Мне, впрочем, было все равно. Я вступила в мир, где все черпалось из книг. Ничего здесь не было общего с прежним деревенским ремеслом, когда распускают волосы и машут веревкой, чтобы вызвать бурю, или дают беременной женщине съесть первый плод с дерева, чтобы был хороший урожай. Упущенные знания нужно было наверстать. С самого начала я прикидывалась дурой большей, чем была, потому что Твайту это было приятно и подстегивало его учительское рвение. «Сила без мудрости – ничто», – говаривал он. И он меня ею напичкивал. Мудрость греческая, мудрость римская, мудрость египетская, мудрость иудейская, мудрость коптская, мудрость сиро-халдейская – меня скоро должно было начать рвать мудростью!
– Ты перестала слушать, – сказал Твайт. – Нельзя отвлекаться, когда речь идет о столь важных вещах. Vir sapiens dominatur astris.[2]
– А я не vir, a virgo.[3]
– Если ты будешь со мной спорить, то никогда не научишься ничему, кроме как выводить бородавки!
– Тоже неплохое занятие, – огрызнулась я. – От него-то польза есть.
В дверь постучали, и я подошла к окну глянуть, кто. Это был Руфий, каноник от Святой Бригиты, баловавшийся тайными науками и потому заглядывавший к Твайту. Хозяин приказал впустить, а самой убираться куда-нибудь. Он всегда боялся, что кто-то проницательный разглядит во мне нечто иное, чем простую служанку. Я с удовольствием оторвалась от колодца знаний, подхватила корзину и отправилась в торговые ряды. В околотке у нас говорили: «Наконец-то Твайт решился завести домоправительницу» и понимающе ухмылялись. Совершенно, между прочим, напрасно. Никаких поползновений на мой счет Твайт не предпринимал, отчасти по причине своего преклонного возраста, а также потому, что продолжал меня бояться.
Шел снег. В этом году зима настала рано, и люди по привычке с опаской ждали установления льда, ибо в это время обычно возобновлялись военные действия. Но пока ничего такого не было слышно. Видно, потеряв независимость, город получил-таки передышку. И голода здесь не было. Во всяком случае, в лавках было что выбирать, а выбирать мне приходилось тщательно, даже если путь мой не лежал дальше пекаря. Причиной привередливости был Твайт, который следил, как бы я не съела чего нечистого. Это тоже было новшество, раньше я ела только для утоления голода.
Я вернулась с наступлением темноты. Каноник ушел. Не знаю, о чем они говорили, по-моему, Твайт всегда морочил ему голову, но в этот раз вид у него был озабоченный. Мне он ничего не сказал, только сообщил, что ночью решил повторить опыт с зеркалами, хотя все предыдущие были неудачными. Должно быть, несмотря на самоуверенность, его терзала неопределенность, и он хотел, чтобы я увидела в магическом зеркале какие-нибудь указания относительно своей судьбы. Отсюда и его отчаянные попытки составить мой гороскоп. Я считала это занятие бесполезным, так как не знала времени своего рождения, но Твайт, хоть и твердил строку Вергилия Мага насчет мудреца, повелевающего звездами, в то же время все ставил в зависимость от этих звезд. Звезды, числа, буквы – все у него мешалось и одно подменяло другое.
