На Балканах и в Болгарии температура была минус сорок-пятьдесят; побережье Адриатического и Эгейского морей затопило, Дунай далеко вышел из берегов, все сковало льдом. Люди поднимались в горы и устраивались там, мужественно перенося все лишения. Зимовали так же: в землянках и с печками, среди глубоких снегов; знали, что тепла дождаться можно.
В Польшу и Россию попали немногие из украинцев: слишком уж велико было собственное население этих стран — многие десятки миллионов людей; там не было места чужим. Часть поляков и так вынуждена была уйти в Чехию и Словакию, поскольку Балтийское море наступало с севера. Небольшая часть латышей, литовцев и эстонцев смогла уйти в Белоруссию и Чехию, остальные погибли. В Скандинавии и Великобритании, залитых морем и покрытых мощным ледяным щитом, почти никто не выжил; этот ледник, протянувшийся еще через Сибирь и Канаду, растает через несколько тысяч лет.
Брат Орлова Владимир, также предупрежденный и так же не послушавший предупреждения, упустил время. Он не успел вывезти семью из Приморского края в центр России: самолеты тогда уже все улетели, поезда не ходили; Приморье топило. В Европу попасть было нельзя, мигрантов не принимали; в Китае русским делать нечего — в Японии тоже. Оставались два пути: в Африку и Южную Америку. Об Африке и подумать было страшно, решили ехать в Бразилию.
Еле-еле собрали деньги на дорогу: уже невозможно было ничего продать, никто не покупал; все накопленное добро стало мертвым грузом, не имеющим никакой ценности. Владимир с женой, их сын и дочь перебрались морем в Японию, а оттуда другим теплоходом уплыли в Бразилию. В Тихом океане жестоко штормило: сооружения Панамского канала еле видны были над водой; их прошли, и не заметив.
Высадившись в Бразилии, сами убедились, что никто их здесь не ждал. Смирившись с участью, отъехали от побережья в горы и стали рыть большую землянку; последние деньги потратили на запас пищи. Володя и его взрослый сын успели еще заработать на строительстве убежищ для других; подкупили продуктов, заложили их в дальнюю холодную часть своего подземного жилища. Завели даже козу, несколько овец и кур; запаслись топливом и сеном для скотины. Это легко было сделать, поскольку в Бразилии скота и травы всегда было с избытком.
Поначалу пришлось отбиваться от непрошеных гостей, но вскоре они перестали беспокоить: наступили морозы. Сначала было минус сорок, затем и шестьдесят, и восемьдесят; местные бедолаги, не успевшие укрыться, быстро погибли. Привычным к морозу русским легче было переносить невзгоды, хотя и им пришлось тяжело. Всю Южную Америку здорово трясло, но их землянка выдержала угрозу обрушения.
Им повезет, они выживут. Только с Александром Орловым больше уже не увидятся и на Родину не вернутся... никогда.
Валентина, жена Орлова, ждала эвакуации два месяца; известий от Саши не было. К этому времени российские войска уже отступили к Воронежу — небо над всей Центральной Россией темнело, наступало похолодание, везде начались землетрясения.
Валя ходила через поле в соседний поселок Октябрьский, находившийся на берегу Волги; видела, как подтапливались районы Мещеры и Сормова, рушились многоэтажные здания Нижнего Новгорода. Погибали и сельские жилища, построенные на слабом ленточном фундаменте: они просто трескались по стенам и рассыпались как карточные домики. Землетрясения не были такими быстрыми и интенсивными, как их показывают в кино, просто сама земля все время гудела — то сильнее, то слабее; временами ее вибрация переходила в сильные, мощные толчки — тогда и обрушивались здания. Их дом был еще цел.
Когда позвонили из местной администрации, Валентина последний раз накормила кошек, со слезами выпустила их, взяла вещи и документы и пошла к пункту сбора; уже завершалась эвакуация населения областного центра, теперь стали вывозить остальных. Железная дорога не работала: полотно ее потрескалось, рельсы были сорваны и скручены в огромные жгуты; автобусами людей везли в Подмосковье, Смоленскую и Тверскую, другие ближние области. Машины трясло на разломах асфальта, то и дело приходилось объезжать глубокие трещины; иногда ехали по проселку вдоль основной трассы. В окнах автобуса видели тогда запыленные колонны беженцев, идущих по обочинам.
Их группу доставили в подмосковный город Клин; Валя помнила, что здесь родился и жил композитор Чайковский. И музей его там есть, только не до музеев сейчас было!.. Приехавших определили в большое новое убежище и сразу же послали на помощь строителям других бункеров, которых много еще было в округе.
Эти убежища устраивали так: в большом котловане вбивали сваи и перекрывали их бетонными плитами; сверху перекрытий насыпали землю. Внутри делали легкие перегородки, ставили печки и солдатские двухъярусные кровати или просто деревянные нары. Освещение обеспечивалось керосиновыми лампами, система вентиляции работала на ручном приводе; вода добывалась из собственных скважин ручными насосами, а отходы поступали в большие котлованы в стороне от убежищ, сверху накрытые землей. Запасы продуктов и топлива размещались в боковых подземных бункерах по периметру конструкции. Просто и удобно: от снега, стужи и сотрясений эти сооружения защищали, а ядерный удар им незачем было выдерживать. Каждое убежище вмещало несколько сот человек.
Когда сильно потемнело и похолодало до минус двадцати градусов, строительство прекратили и людей оставили в покое. Они устроились и стали жить под землей; жить и ждать солнца.
Масштабы работ по эвакуации и обеспечению сохранения жизни народа были гигантскими и все равно спастись могли далеко не все: едва-едва несколько миллионов человек были размещены в них из более чем ста миллионов, живших в Европейской России. Вывозили только население соседних с Москвой областей, а дальше них эвакуацию вообще не объявляли.
Южнее Брянска и Орла погибли все: там море залило обширные пространства Черноземья. Из регионов севернее и восточнее Твери, Ярославля, Костромы, Иванова, Нижнего Новгорода никого не везли: там взялись льдом разлившиеся воды Северного Ледовитого океана.
Из жителей Урала и Сибири уцелела лишь мизерная часть. Еще оставшиеся в живых пытались спастись в подвалах уцелевшей городской застройки, погребах сельских домов, самодельных землянках; немногим это удалось.
Лехина Настена и ее дочка ни под какую эвакуацию не попали — слишком далеко от Москвы; здесь ее и не планировали: некогда и некуда было вывозить людей. Убежища и так переполнились — их строили только в Нечерноземной зоне, куда не дойдет вода. К тому же фронт быстро приблизился к Курску, а за ним наступало море, легко разливавшееся по степной местности; успеть спастись было уже невозможно.
