Это не страх сердечной катастрофы, называемой «кардиофобией», не страх физической смерти, реальность которой вот так впервые обрушивается на неподготовленную душу и заставляет ее трепетать перед внезапно приоткрывшимся инфернальным занавесом небытия. Это, наконец, не просто навязчивый страх замкнутых или открытых пространств (клаустро- или агарофобия); это нечто ирреальное и тем не менее более мощное и сокрушительное, чем все другие страхи, — это страх смерти психической, страх сумасшествия, страх распада Я.
Метафизически — это ужас, связанный с отпадением от чего-то надежного и утратой его навеки. «Ужасом приоткрывается Ничто» (М. Хайдегер).
В обычном состоянии человек всегда может вернуться из своей поглощенности миром к себе, прийти «в себя», «опомниться» — это немецкий психиатр Конрад назвал «птоломеевским поворотом»; он делает человека центром мироздания, Все вращается вокруг него, все отнесено к нему, все существует для него. В здоровом состоянии человек может актом воли вновь как бы выступить «из себя», взглянув на себя извне, с некоторого расстояния и оказаться вновь в мире, который он делит с другими и в котором он представляет собой лишь незначительную частицу. Это уже «коперниковский поворот», означающий фундаментальную смену системы отношений.
Для нашего больного такая радикальная переустановка просто невозможна. Острый натиск страха, когда, на обыденном языке, «душа расстается с телом», напрочь парализует волю, разрушает гармонию с миром и с самим собой, и, измученный испытанным потрясением, он вдруг обнаруживает, что утратил некое средоточие Я — внутреннюю свободу. Это то, что называется острой деперсонализацией.
Она может возникнуть от разных причин, иметь ту или иную нюансировку в своих проявлениях, но во всех случаях поражает схожестью трудно определяемых субъективных переживаний; при внешней пустячности они полны внутреннего драматизма и настолько тягостны для больных, что больные предпочитают этому аду любые физические страдания.
Сразу скажу, что пароксизмы эти проходят: от лечения ли, от тишайших ли уветов времени. Но без лечения повторяющиеся приступы формируют навязчивые страхи, которые сами по себе отравляют жизнь, а главное — уводят в долину существования в депрессии нередко на многие годы.
В американской классификации болезней такие пароксизмы называются паническими расстройствами; они чрезвычайно распространены; на их лечение конгресс ежегодно выделяет не один миллиард долларов. Да, паника стала знамением нашего времени, печатью на лице обезумевшего в погоне за все новыми благами человека. «Не собирайте себе сокровищ на земле…»
Стандартизировавшие все и вся американцы выделили даже несколько типов расстройств личностей, склонных к паническим реакциям. Это представляет определенный интерес для всякого человека, который желал бы лучше разобраться в себе, и мы приводим эту систематизацию.
Избегающее личностное расстройство. Лица с избегающим личностным расстройством хотят общаться с другими людьми и, казалось бы, имеют для этого все возможности, но при этом они справляются со своей социальной тревогой посредством избегания. Им свойственны сверхчувствительность к отвержению, страх смущения и преувеличенные опасения вероятных опасностей или неловкостей в повседневных ситуациях.
Зависимое личностное расстройство. Лица с зависимым личностным расстройством чрезмерно полагаются на поддержку со стороны других людей. Им трудно проявить инициативу, и, предоставленные сами себе, они ощущают беспомощность. Они часто остаются на не приносящей удовлетворения работе или поддерживают тягостные межличностные отношения только для того, чтобы избежать ощущения покинутости; они все время как-бы играют вторые роли, поскольку боятся действовать независимо.
Обессивно-компульсивное личностное расстройство. Это педанты, что мешает им продуктивно жить и работать. Как высокая требовательность может сослужить им хорошую службу на работе, так неспособность принимать решения или выходить за рамки задания может нанести вред. Требовательность и стремление к мелочному контролю часто приводят к проблемам в межличностных отношениях. У них высок риск развития навязчивых состояний.
Пограничное личностное расстройство. Лица с пограничным личностным расстройством могут быть тяжелыми и утомительными в общении с людьми; их психическая жизнь и профессиональная деятельность отличаются постоянной нестабильностью. В отношениях с людьми они часто бросаются из одной крайности в другую, переходя от идеализации к обесцениванию. Обычно им свойственны импульсивность и саморазрушительные привычки — такие, как чрезмерные траты, злоупотребление лекарствами и спиртным, беспорядочные половые связи, приступы обжорства. Они нередко испытывают внезапные краткосрочные, но интенсивные перепады настроения. Этих людей отличает выраженное и стойкое нарушение идентичности, выражающееся в нечеткости образа самих себя и расплывчатости представлений об основных жизненных ценностях, выборе профессии и сексуальной ориентации. Они постоянно как бы убегают от кажущихся им невыносимыми ощущений скуки и внутренней пустоты. Своим поведением они часто провоцируют разрыв с другими людьми, несмотря на то, что боятся ощущения покинутости.
Специальная литература по пограничным состояниям сложна и обширна; любознательный читатель может обратиться к их классическому клиническому описанию в трудах П. Ганнушкина, Э. Кречмера, КЛеонгарда и других.
Но вернемся к нашему журналисту. Однажды возникнув, приступы паники повторялись многократно и не только в метро, но и в других ситуациях, исключающих возможность сиюминутной медицинской помощи: в кинотеатре, на лодочной прогулке, на даче. Одна за другой закрывались перед ним двери в мир удовольствий, не говоря уже о том, что он совершенно не переносил поездок в транспорте, а это представляло серьезную угрозу его карьере. В автобусах и троллейбусах он прибегал к уловкам: стоял возле двери, до предела сдерживая себя, чтобы не выскочить на остановке раньше времени, но иногда, не в силах одолеть страх, все-таки выскакивал и шел пешком. Езда на лифте и походы в магазин стали пыткой. Он уже не посещал театр, знакомых, не ходил на прогулки. Бросил выпивать и курить. Стал ипохондричным. Тело сковало его дух. Он погрузился в себя, постоянно испытывал какие-то неясные тягостные ощущения, и это все более делало его несвободным. Он находился в постоянной борьбе с собой и всегда терпел поражение. Ходил по врачам, но они не находили внутренней патологии; к экстрасенсам и разног? рода магам, ибо какое-то смутное чувство околдованности временами овладевало им; он ставил свечки в храме, рассеянно, не молясь и не сокрушаясь о греховных помыслах. Жизнь превратилась в беспросветное безрадостное существование. Он стал непродуктивным в работе, терял к ней интерес, считал себя неудачником, бездарным писакой, неисправимым эгоистом, бесчувственным бревном, и это его угнетало. Он подумывал уехать куда-нибудь в глушь, в деревню, и вести простую жизнь. Посещали его и другие, еще более мрачные мысли об избавлении от мучений.
