Правда, разглядел я это не сразу, потому что основной фон также был черным, зрачки выделялись лишь изредка, поблескивая золотисто-красным под солнечными лучами, попадающими через занавески. "Неужели все инквизиторы черноглазые?" – с этой мыслью я взглянул на Романа. К моему облегчению, его глаза были обычного, карего цвета.
Хотя кресло было на редкость удобным, а может быть именно поэтому, я сильно нервничал, как на первом экзамене, под перекрестными взглядами этих троих.
Вопросы в основном задавал русоволосый, но порой вклинивались и Роман с черным, каждый раз заставляя меня вздрагивать. Я сам не понимал, что со мной твориться, раньше я никогда так не нервничал, даже под прицельным огнем лазеров мне было гораздо спокойней. Русоволосый расспрашивал о моем прошлом, моих умениях, достоинствах и недостатках, а Роман требовал представлять различные ситуации и делать выбор.
– Представь себе, что перед судом предстало трое грешников. Первый – убийца, на его счету восемь мирных жителей. Преступления совершались им с особой жестокостью, пять с надругательствами в крайней форме. Второй – элитный вор, работающий по богатым домам. Часто по заказу. Минимум провалов. Третий – бард, поющий революционные песни. Также в своих выступлениях он поощряет такие качества, как разврат и наркомания. Возможные приговоры: штраф, крупный штраф, тюремное заключение, пожизненное тюремное заключение, стирание памяти, смертная казнь. К чему приговорит их суд и почему?
– Смотря где, – честно пытался ответить я. – Если в том месте пропагандируют гуманность, – это слово невольно получилось с оттенком отвращения. – То, скорее всего ни смерти ни стирания не получит никто. Убийца – пожизненное, вор – заключение, а бард отделается штрафом, либо крупным штрафом. Хотя, если за моралью следят строго, то последнего могут и посадить. Если же законы более жестки, то убийце – смертная казнь, вору – стирание, барду – штраф и заключение.
Если власть правит железной рукой – барду смерть, пожизненное или стирание.
Разумеется, если суд подкуплен, любому из них может быть снижено, либо завышено наказание.
– Ты судья. Каков приговор и почему? – вступил в разговор черноволосый.
– На мой взгляд, самый опасный преступник – бард, потому что он может повести за собой народ. Ему смертная казнь. Насчет вора надо смотреть глубже, если он занимался секретными документами, проникал на закрытые объекты или потенциально способен это сделать – смерть, иначе – стирание. Убийце – стирание или пожизненное заключение.
– Почему ты готов оставить убийце память? – вонзился в меня взглядом черноволосый.
– Он не так опасен для власти, – попытался объяснить я. – Поэтому ему можно дать шанс исправиться… в строгих условиях.
К концу разговора с меня градом тек пот, даже руки слегка тряслись, когда меня наконец отпустили в приемную и Оля принесла чай. У меня сложилось впечатление, что эти трое знали обо мне чуть ли не больше, чем я сам. Смеркалось – неужели ЭТО продолжалось целый день? Я со вздохом повалился на диван. Последний раз я чувствовал себя так после недельного перехода по одной крайне негостеприимной планете, где постоянно дул горячий иссушающий ветер… а мы были без запасов пищи и воды. Ладно, по крайней мере если меня не возьмут, то я буду знать, что этому есть причина – я еще никогда не подвергался такому подробному допросу.
Уже стемнело, когда меня вновь позвали в кабинет.
– Мы готовы принять тебя в посвященные. Но прежде ты должен подумать. Если ты будешь работать у нас, то свобода твоя будет ограничена, как и свобода каждого из нас. Мы сможем послать тебя в любой город, либо местность, где ты нам можешь понадобиться. Ты перестанешь быть гражданским. Тебя отнюдь не всегда будут спрашивать о твоем желании выполнять какую-либо работу, или занимать какую-либо должность. И ты не сможешь уволиться. Точнее это можно будет сделать только по специальному разрешению, которое выдается очень редко. Ты узнаешь многое, о чем другим знать не положено и должен будешь молчать и подчиняться. Если ты готов к этому, прекрасно. Но мы предоставляем тебе возможность отказаться, пока не поздно.
После этих слов я окончательно убедился, что не ошибся в своем выборе. Поэтому единственным, что я ответил, было:
– Я согласен.
Оля. Май – Июнь 5374 года Со временем я стала замечать странности в гильдии инквизиторов. Мне начало казаться, что они занимаются похищением людей… По крайней мере некоторые признаки были налицо. Я решила быть внимательней, хотя внешне старалась не показывать этого. А убедится в своих подозрениях мне помогли странные случаи, изредка происходящие в стенах гильдии.
В конце мая в гильдию пришел поступать Гронкарт. После того, как я доложила об этом начальству, меня послали к охранникам внутренних помещений, куда мне входа не было, передать чтобы к шефу пришли старший судия и некий Экс Абджудикум.
Первого я знала, а вот второго… Мало того, что у него было весьма странное имя, но и выглядел он также странно, хотя рассмотреть подробно мне его не удалось.
Они заперлись в кабинете вместе с Гронкартом и провели там весь день… даже не попросив меня принести обед или чай. До этого времени такое случалось лишь дважды, но в те разы запирались только двое, без Экса, и не с мирным жителем (если так можно назвать Гронкарта), а с особо опасными преступниками. Причем преступников приводили в плащах с длинными капюшонами, так что я не видела их лиц. Но Гронкарт ведь не преступник (я, конечно, признаю, что он алкоголик, но по сравнению с остальными моими одномирцами, разве что кроме Миши, самый нормальный). Так зачем вызывать того же, кто разговаривает с особо опасными, да и еще одного?
Отпустили Гронкарта только вечером, причем вид у него был такой измотанный, будто он весь день тренировался при трех g. На мои вопросы он отвечать отказался.
Тогда я думала, что меня вызовет шеф, но он не спешил, а проявлять инициативу мне запретили еще в самом начале моей работы. Через час он снова вызвал Гронкарта, а когда тот вышел, то быстрым шагом, даже не попрощавшись со мной, покинул гильдию. Я поняла, что ему отказали.
На следующий день, решив подбодрить и, если понадобиться, успокоить Гронкарта, я направилась в тюрьму. Оказалось, что он уволился прошлым утром. Бедняга, он был так уверен в своих силах! Но что странно, в таверне его видели последний раз вчера поздно вечером, он зашел ненадолго, а потом отправился побродить по ночному городу. Решив, что он заночевал где-то в другом месте (может вообще напился с горя, алкоголик!), я вернулась.
Но через несколько дней я забеспокоилась всерьез. В тюрьме он так и не объявился, в таверне тоже, хотя практически все его вещи остались там… я имею в виду те, которые он не таскал постоянно с собой. Еще через два дня аренда комнаты кончилась – вот тогда встрепенулся и хозяин. Но наши поиски так ни к чему и не привели, в "Поющем дельфине" его видели последними.
