— Не беспокойтесь, — предупредил Ольми. — Осознание формы тела формируется последним.
В течение нескольких минут, почти незаметно для глаз, искажения исчезли. Цвет из голубого стал более естественным, а прозрачные участки заполнились.
Когда формирование изображения завершилось, Ольми с удовлетворением отметил, что оно соответствует внешности, которую Инженер когда-то выбрал для официальных портретных миниатюр: стройный темноволосый мужчина среднего роста, с острым длинным носом, пронзительными веселыми черными глазами и кожей цвета светлого кофе.
Ольми все еще искал отклонения. Таинство, наложенное на составляющие личности, хотя и близкое к оригиналу Корженовского, было неточным. Однако этого хватало, чтобы вернуть Инженера в полное сознание, и сознание это должно было состоять из сливших вместе частичных составляющих, чтобы близко воспроизвести личность, которая была стерта — убита — еще до рождения Ольми.
— Добро пожаловать, — громко сказал Ольми.
Изображение пристально разглядывало их, затем попыталось заговорить. Его губы двигались, но не было слышно ни звука. Изображение внезапно подернулось рябью, а когда снова стало устойчивым, сказало:
— Я вас знаю. Я чувствую себя значительно лучше — совсем по-другому. Меня восстановили?
— Настолько, насколько смогли, — ответил Ольми.
— Я так мало помню — словно дурные сны. Вы были ребенком… когда мы впервые встретились.
Ольми почувствовал, как в нем нарастает еще одно чувство, которое Рам Кикура могла бы назвать атавизмом.
— Пятилетним мальчиком, — уточнил он.
Он хорошо помнил, как впервые нашел дубля Инженера в памяти их квартиры, помнил, как испугался и поразился, увидев человека, который был столь знаменит — и мертв.
— Как долго я был неполон, мертв или как это называется?
— Пять веков.
Восклицание Инженера могло бы показаться необычайно грубым в его время; для Ольми же оно было архаичным и забавным.
— Зачем меня вернули? Наверняка всем без меня только лучше.
— О, нет. — Ольми был искренен. — Это большая честь для нас — вернуть вас к жизни.
— Я, должно быть, полностью устарел.
— Мы можем исправить это за несколько часов.
— Я не чувствую себя… завершенным. Почему?
— Вам нужно созреть — восстановление еще продолжается. У вас нет собственного тела. Вы находитесь внутри медицинского робота.
Снова восклицание, еще более крепкое.
— Я отстал от времени. Только умственный карлик может поместиться внутри самого совершенного робота… — Изображение наклонило голову, исподлобья вопросительно разглядывая Ольми. — Я был поврежден, верно?
— Да.
— Чего не хватает?
— Таинства. Мы вынуждены были работать только с дублями.
— Чье Таинство его заменило?
Ольми показал на Патрицию.
— Спасибо, — сказал Корженовский после секундной паузы.
— Добро пожаловать. — Тон Патриции был неубедительным.
— Вы мне знакомы… Я видел вас раньше.
— Это Патриция Луиза Васкес, — ответил Ольми.
На лице Корженовского появилось выражение недоверчивости. Изображение протянуло руку Патриции. Она пожала ее, более не удивляясь твердости и теплоте изображения.
— Та самая Патриция Луиза Васкес?
— Та самая и единственная, — подтвердила она.
Изображение Корженовского с легкой ухмылкой откинуло голову назад.
— Мне чертовски много предстоит еще узнать.
Он отпустил руку Патриции, вполголоса извинившись, затем взял протянутую руку Лэньера и пожал ее коротко, твердо, но не настойчиво.
Лэньер испытывал благоговейный трепет перед человеком, который спроектировал коридор.
— У меня есть маленькая… я не знаю, что это — статуэтка, голограмма, что-то еще, — изображающая вас. У меня в столе. Вы были загадкой для меня многие годы… — Гарри понял, что лепечет какую-то чушь. — Мы с Земли, — внезапно закончил он.
Выражение лица Инженера не поддавалось описанию.
— Где мы? — спросил он.
— На Пути, у отметки один и три экс девять, — ответил Ольми.
— Где Пушинка?
— На орбите около Земли и Луны.
— Какой сейчас год?
— 2005, — сказала Патриция.
— Это год Путешествия? — с надеждой спросил Корженевский.
— От Рождества Христова, — поправил Ольми.
Инженер внезапно показался очень усталым.
— Сколько вам потребуется времени, чтобы полностью обучить меня?
— Мы можем начать прямо сейчас — еще до того, как созреет ваша личность. Хотите?
— Думаю, так будет лучше, верно? — Снова повернувшись к Патриции, Корженовский сказал: — Вы очень молоды. Какую работу вы проделали… сколько статей написали?
— Ни одной из моих важнейших.
— Не этого я ожидал… Не такого результата. Я имею в виду, как я мог все пропустить? А вы должны рассказать мне, как попали сюда… И почему именно вы?
Еще до того, как Ольми смог организовать запись информации, Патриция и Инженер углубились в беседу.
Через четыре часа исследователи, представлявшие семь различных рас, пользовавшихся коридором, собрались вокруг помоста. Каждая из этих рас продемонстрировала патронам-людям свою полезность, но никоим образом не подобострастие. Они были полноправными партнерами на Пути и отличались разнообразными формами — хотя не более разнообразными, чем неоморфы Аксиса, подумал Лэньер.
Среди них были три франта в блестящих серебристых накидках, которые, похоже, были их обычной одеждой за пределами Тимбла. Существо в форме двух перевернутых арок, соединенных толстой шишковатой веревкой мускулов, без глаз, с кожей блестящей и лишенной каких-либо черт, словно черное стекло, неподвижно стояло на четырех слоновьих ногах в нескольких метрах от франта, окруженное красной карантинной линией. Однако оно явно не испытывало никаких неудобств от местной атмосферы.
Исследователь с Тальзита стоял на своих восьми конечностях рядом с Йетсом на северной стороне помоста, окруженный силовым пузырем, содержащим специальную дыхательную смесь — очень малое количество кислорода со значительно более высоким процентным содержанием углекислоты и достаточно низкой температурой для того, чтобы конденсироваться на гибкой границе поля. Его словно покрытые мхом «рога» находились в постоянном движении. Все остальные исследователи-негуманоиды были также окружены подобными полями. Наиболее ошеломляющее впечатление производило волнообразное змееподобное четырехголовое существо, которое висело, словно заспиртованный образец, свернувшись кольцами в парящей сфере, наполненной зеленой жидкостью.
