Итак, уже наметилась целая плеяда характеров: неудачливые пионеры–мечтатели, практичные и энергичные победители, продолжатели, хваткие и напористые, скромные труженики, верные последователи, толкователи, почитатели прошлого…
Столько участников открытия. Хватит не на один том.
Что же они откроют у меня?
Требуется красочный пример. Вся литература — это красочные примеры. Вообще мы мыслим примерами. Без фактов рассуждение не убеждает. Представьте себе, что на первых страницах не говорилось бы ни о Колумбе, ни о Ньютоне. Что осталось бы? Общие слова.
Итак, нужен пример открытия, красочного, весомого и фантастического.
Фантастическое нужно мне лично, и не только потому, что я специалист по фантастике. С придуманными героями я свободен, могу хвалить и хулить их невозбранно. А насчет исторических личностей мнения такие устоявшиеся. Попробуй хулить Ньютона, хотя бы ущемлять немножко, заедят дивизии ньютоноведов, этих самых последователей–толкователей, чья жизненная миссия разъяснять молодежи, как же гениален был гениальный Ньютон.
Красочное и весомое нужно читателю. Кому же захочется вникать в подробности изобретения трехниточной шпульки (бывает такая?). Читателю подавай глобальное. Это не упрек. Шпулька понятна и интересна текстильщикам, земной шар — всем жителям Земли. Широкую аудиторию обеспечивает глобальность. Лет тридцать назад я бы выбрал что‑нибудь космическое: открытие Марса или марсианской цивилизации. Но в наше время так много открыто, так много измерено и сфотографировано на планетах. Марс уже не совсем фантастика.
Лет двадцать назад я бы выбрал биологическое: продление жизни до тысячи лет, эликсир вечной юности. Но за эти двадцать лет я столько написал на эту тему… съехать с нее пора.
И я обрадовался, когда мне в голову пришла идея управления временем. Фантастично. Масштабно. Красочно. И желательно.
Ведь говорят: “Хуже нет — ждать и догонять”. Несправедливо распределено время в этой жизни. У одних — завал, у других — цейтнот. Одни, лежа на кушетке, тоскливо взирают на календарь: “Ох, целых три недели до отпуска, проспать бы!” Другие, ероша волосы, лихорадочно листают учебник: “До экзамена одна ночь, всего одна ночь, а в голове глубокий вакуум, сверхглубокий…”
Как хорошо было бы, если бы в институтах, школах, учреждениях и просто на улицах, возле телефонов–автоматов были бы будочки с реостатом времени: одна — для томящихся ожиданием, другая — для догоняющих. В ожидальной будке время замедляется, часы прессуются в минуты, а в догоняльной — время ускоряется, минуты растягиваются в часы.
Допустим, осталось пять минут перед экзаменом. Студент забежал в будку, перечитал еще раз учебник, формулы подзубрил…
Ночной дежурный за восемь минут хорошенько выспался перед сменой.
Артист повторил роль… или новую выучил за минуту–другую, чтобы товарища заменить.
Заболевший лег в больницу для торопливых. Выздоровел за два–три часа.
Поэт отлучился от праздничного стола. Посидел в будке минуту–другую, сочинил экспромтом поздравительный мадригал.
Это все бытовые примеры. А разве в хозяйстве не с чем спешить?
Искусственные кристаллы. Они же месяцами растут. Как хорошо бы месяцы превратить в часы.
Новые породы выводят годами. Скрещивают, пробуют, выращивают, улучшают, размножают. А тут вывел, и через сутки сортовые семена, через двое суток бычки–производители.
Новое лекарство. Создано… и сразу проверено.
И чтобы ознаменовать успех — выдержанное вино. Густой пахучий нектар через неделю. Выдержанным вином я убедил колеблющихся. Очень нужно нам ускорение времени, очень!
3. СВАИ ДЛЯ ВОЗДУШНЫХ ЗАМКОВ
Ну хорошо, скажет читатель. Кристаллы, сорта, породы, лекарства, выдержанное вино за неделю — все это заманчиво… но обоснованно ли? Как управлять временем, вот в чем вопрос.
Собственно говоря, я — литератор — не обязан отвечать на такие вопросы. Я имею право сказать: “допустим”… допустим, черт с рогами существует; мое дело нарисовать его самой черной краской. Но мне не хочется пользоваться легковесным “допустим”. Я принадлежу к старшему поколению фантастов, вышколенному дотошными рецензентами, укорявшими автора в неосуществимости фантазий, в надуманности выдумки.
Позже пришло другое поколение, полагавшее, что наука может все, но выдумки ученых — бедствие. Тут уж ничего обосновывать не требовалось. Хватало: “Допустим, на нашу голову ученые бюрократы…” Но я же пишу о стоящем открытии. Вообще в данном случае и невозможно ограничиваться бездоказательным “допустим”. Я взялся изобразить, как делается подлинное открытие, я вынужден разобраться, что и как открывали мои герои. Нельзя же рассказать биографию Бора, не упоминая о модели атома Бора, или биографию Менделеева без менделеевской таблицы элементов.
Итак, нужно нам управлять временем: замедлять и ускорять.
Проблема замедления времени теоретически решена Эйнштейном. Согласно теории относительности время замедляется, когда растет скорость. В звездолете, летящем почти со скоростью света, секунды становятся длиннее земных часов, суток, лет и даже тысячелетий.
Но замедление не так уж волнует нас. Чтобы убить время, в конце концов можно заснуть. Сон наркотический, гипнотический, летаргический, гипотермический — вот вам и замедление.
Чтобы ускорить время, видимо, нужен какой‑то другой процесс, противоположный разгону ракеты. Но как уменьшить скорость людей и предметов, неподвижно стоящих на Земле? Какую‑то донулевую, мнимую скорость им надо придавать.
Мнимая скорость — это что‑то мнимое.
Безнадежно?
Вспомним, однако, что в ускоряющемся звездолете не только время изменяется. Растет его скорость, растет, стало быть, энергия, растет масса…
Стойте, забрезжило что‑то!
При замедлении времени энергия растет, и масса растет. Для ускорения времени энергия должна бы убывать, и масса тоже должна убывать.
Но масса может убывать и у неподвижного тела. Например, когда атомы соединяются в молекулы. И энергия при этом убывает, правда, ничтожно — на миллиардные доли, на стомиллионные…
Энергия выделяется и при ядерных реакциях. Тут уж масса уменьшается заметно: на тысячные доли.
Выделяется энергия, и когда сгущается газовая туманность, становится звездой. Вероятно, при этом уменьшается и масса: на миллиардные, миллионные, стотысячные доли. Все это за пределами измерений. Ни доказать, ни опровергнуть.
