Сегодня утром с помощью гусеничного трактора машина была доставлена на испытательную площадку.
Многие любовались необычайностью формы, приданной новой машине. Вспоминали первую, совсем маленькую модель, неожиданно появившуюся из-под земли при испытании шахтного бура. Сравнивали ее с новой.
Стальной веретенообразный предмет лежал на земле. Это был корпус «подземной лодки». Впереди в виде венца расположились резцы из крепчайшего сплава. Ими подземный аппарат должен разрыхлять породу, превращая ее в мелкий песок. Сзади корпуса лодки — плавники и хвост. Их назначение упираться в стенки образовавшегося прохода в земле и передвигать машину вперед.
Куда же, спрашивается, будет деваться земля, разрыхленная резцами лодки. Ведь она должна «расступиться», чтобы дать место двигающемуся подземному механизму! Или она выбрасывается наверх?
Нет. Земля не выбрасывается наверх, так как этот процесс связал бы и ограничил свободу движения лодки. При движении конического тела лодки разрыхленная порода распирается по сторонам. Она утрамбовывается в стенки прохода, образуемого механизмом, и эти стенки становятся прочными, неосыпающимися.
Но что же будет, если лодка попадет в каменный грунт? Ведь раздробленный резцами камень не сможет утрамбовываться в каменную породу. Для этой цели вдоль корпуса лодки предусмотрены специальные транспортеры. Они забирают распыленный камень и высыпают его сзади лодки.
Много волнений было по поводу прибытия в срок специального аккумулятора, очень маленького по размеру, но накапливающего в себе огромное количество электроэнергии, необходимое для приведения в действие мощных электромоторов лодки. Однако аккумуляторы прибыли в институт даже на день раньше, чем их ожидали.
Внутренность маленькой подземной лодки не отличалась особыми удобствами для человека, отправляющегося в ней путешествовать. После ее испытания должна была строиться настоящая, большая лодка, вмещающая нескольких человек и удобно оборудованная внутри. А первому подземному путешественнику предстояло лежать или сидеть в полусогнутом состоянии.
Но не это смущало Батю, стоявшего в глубоком раздумье перед машиной. Дело в том, что в кабине лодки отсутствовал подземный звуколокатор. Аппаратура, уже работающая в лаборатории Цесарского, безусловно была бы полезна для первой модели лодки, несмотря на то, что она просвечивала землю всего на пять метров, но прибор, в ожидании лучших результатов, все еще находился в форме лабораторного макета — устройства, совершенно непригодного для применения в лодке.
Правда, Крымов, собиравшийся совершить первое подземное путешествие, не придавал этому особого значения. Он считал, что проводить испытания, имея перед собой экран, позволяющий видеть впереди себя под землей, значительно удобнее, но если его нет, испытание можно провести и без него.
Однако этого мнения придерживался только один Крымов. Все остальные считали, что путешествовать под землей без звуколокатора очень опасно. Директор весьма неохотно дал согласие провести испытание, он долго отговаривал Крымова и советовал ему подождать.
В числе зрителей, собравшихся у подземной машины, находился и инженер Цесарский. Вместе с другими он внимательно осматривал машину.
Неожиданно до его слуха донесся следующий разговор:
— А может быть, трусите? — говорила маленького роста миловидная девушка, студентка, проходившая практику в лаборатории Трубнина.
— Как вам не стыдно так думать! Я же объясняю: Крымов отказал мне категорически!
Цесарский узнал голос Кости Уточкина.
— Но ведь вы сказали мне, что отправитесь в первое, самое опасное подземное путешествие и что об этом уже есть договоренность с Крымовым.
— Договоренность была, но сейчас он отказывается пустить меня под землю, смущенно продолжал Костя.
— Так ли это? Может быть, недостаточно настаивали?
— Пойду поговорю еще, — мрачно заявил Уточкин, отходя от студентки.
Цесарского почему-то заинтересовало, что Костя будет говорить Крымову, и он незаметно последовал за механиком.
Вокруг подземной машины, отчаянно жестикулируя, ходил Катушкин. Крымов, одетый в черный комбинезон, с пробковым шлемом на голове, как у танкистов, тоже волновался.
— Олег Николаевич! — обратился к нему Костя. — Я категорически настаиваю на выполнении вашего обещания…
— Отстань, Костя!
— Я не могу, Олег Николаевич! Почему рисковать должны именно вы? Я требую…
— Что?
— Олег Николаевич, выслушайте меня… Я требую не потому, что не хочу оказаться в глупом положении перед… Ну, вы знаете перед кем. Нет, у меня имеются другие соображения.
— Какие? Что ты от меня хочешь, Костя?
— Машина идет без звуколокатора, вслепую. Это значительно увеличивает опасность первого опыта.
— Ну?
— Давайте рассуждать так. Почему до сих пор нет подземного звуколокатора? Виновата лаборатория Цесарского. А я раньше был сотрудником его отдела, следовательно, вина за отсутствие локатора ложится частично на меня. Вы согласны со мной?
Увлеченные спором, Крымов и Уточкин не обратили внимания, что невдалеке стоит Цесарский и вес слышит.
— В таком случае я тоже виноват в отсутствии подземного радиолокатора, горячо ответил Крымов. — Я ничего не сделал, чтобы помочь Модесту Никандровичу…
Кто-то тихонько толкнул Крымова в бок, обращая таким образом его внимание на то, что близко находится инженер Цесарский и, быть может, слышит их разговор.
Модест Никандрович почувствовал себя чужим среди людей, продолжавших спорить и хлопотать возле машины. Чувство глубокой тоски овладело им. С тяжелым осадком на душе он покинул испытательную площадку. Медленно, низко наклонив голову, Цесарский шел по аллее парка. Он был настолько углублен в свои мысли, что не заметил, как к нему приблизился Батя, долго следовавший за ним.
— Отдыхаете? — участливо спросил он, поравнявшись.
— Нет, какой тут отдых! Наоборот, Иван Михайлович…
— Наоборот — значит, не отдыхаете, — шутливо заметил Батя.
— Представьте себе, Иван Михайлович, неладное что-то творится со мной. Состарился я, что ли?
— Что вы, Модест Никандрович? Какой же вы старик?
— Морально постарел…
— Не имеете права… Какая причина состарила вас так быстро? Разве вы принадлежите только себе? А люди, окружающие вас? А поколение подрастающее? А строительство в нашей стране? Стране, предоставившей людям возможность работать свободно! Как же можно думать только о себе и поддаваться «моральной старости»?!
Цесарский смотрел вокруг блуждающим взглядом и, казалось, думал совсем о другом.
Некоторое время шли молча.
— Слишком много неудач у меня со звуколокатором, — наконец начал Модест Никандрович. — Одна за другой, одна за другой. А тут еще измерителя напряженности ультразвукового поля нет. Да я уже вам говорил…
— Модест Никандрович! Неужели все дело только в этом измерительном приборе? Ну, а если бы его вообще на свете не было, неужели вся работа от этого остановилась бы? Ведь я помню, как вы работали над прибором ЦС-37… Ночи напролет, под проливным дождем проводили испытания. А когда что-либо не получалось, то боролись, находили выход… Ведь было так?
— Да и сейчас тоже!
— Не спорю, не спорю… Я просто говорю, что вам надо немного встряхнуться. А ваши претензии насчет того, что до сих пор не получен заграничный измерительный прибор, может быть, и основательны. Но предположим, что прибора заграница не пришлет? Неужели вы не сможете сделать подобного?
— Можно, конечно… — задумчиво протянул Модест Никандрович. — Где-то у нас валяется опытный образец. Он вообще работал… Но поймите, нет смысла заниматься кустарничеством, когда существует, по всем признакам, замечательный аппарат, изготовленный заводским путем!
— Не спорю, не спорю. Вам это виднее. Ну, что ж, придется ждать прибытия заграничного прибора… Как вы смотрите на то, что Крымов собирается проводить испытание без звуколокатора? Не слишком ли это опасно?
Модест Никандрович замедлил шаг.
— Должен вам сказать… — начал он, немного волнуясь. — Должен вам прямо сказать, поступок Крымова можно считать героическим. Да, именно героическим. Намеченное им испытание очень опасно. Да ведь это все знают! Неужели нельзя подождать месяц, в крайнем случае — два?
— Не соглашается Крымов, требует. Директор долго не разрешал проводить испытание, а потом неожиданно уступил. А я вот еще до сих пор не знаю…
— Крымов склонен к героическим поступкам, — перебил Цесарский. — Это натура романтическая, вдохновенная… По нему мало кто может равняться. Возьмите хотя бы того же Трубнина. Разве он способен на какой-либо самоотверженный поступок? Ведь нет же! Мало таких людей, как Крымов.
