— О-о, вполне возможно, что кровосмешение еще возможно, — сказал Ворон, — это мы скоро увидим.
Самообладание Толтеки лопнуло. Его кулак с силой вылетел вперед.
Ворон выбросил вверх руку — Зио бросился ему на плечо — и блокировал улар. Одна рука скользнула вниз и сжала Толтеку за предплечье, вторая ухватила бицепс намериканца, нога скосила его под лодыжку. Толтека оказался пригвожден к полу. Кот заорал и потянулся к нему когтями.
— Не нужно, Зио.
Ворон отпустил. К ним спешили несколько его человек. Взмахом руки он отослал их.
— Ничего, — крикнул он, — я просто демонстрировал захват.
Корс, казалось, сомневался, но в этот момент кто-то воскликнул:
— Вон, идут! — и всеобщее внимание переключилось на дорогу. Толтека поднялся, он был слишком захвачен приливом злости, стыда и смущения, чтобы что-то заметить во время парада.
Да и замечать-то было особенно нечего. Жители Инстара шли легким, быстро сокращающим расстояние шагом, без особого порядка. Одеты они были легко. Каждый нес с собой обед, который понадобится в пути, немного запасной одежды и больше ничего. Но их головы, смех и пение напоминало птичью стаю, солнечный свет на ряби озера, и то и дело кто-то из взрослых пускался танцевать среди носящихся ребятишек. Так они прошли мимо — вереницей из ярких туник, загорелых тел, украшенных венками светловолосых голов — в горы и Священный Город.
Но Эльфави оторвалась от них. Она подбежала к Ворону, схватила обе руки солдата и крикнула:
— Пойдем с нами! Разве ты не чувствуешь это, лиафа?
Он долго смотрел на нее, лицо его одеревенело, прежде чем помотать головой.
— Нет, извини.
Слезы затуманили ее глаза, и это не походило на гвидионцев.
— Ты, значит, никогда не сможешь быть Богом?
Голова ее поникла, желтая грива скрыла лицо. Толтека стоял и смотрел. Что он еще мог сделать?
— Если бы я могла дать тебе силу, — сказала Эльфави, — я бы отказалась от своей.
Вырвавшись, она воздела руки к солнцу и закричала:
— Но ведь не может же быть, чтобы ты не чувствовал этого! Бог уже здесь, везде, я вижу, как By светит из тебя, Ворон! Ты должен пойти!
Он сложил руки в рукава.
— Ты останешься здесь со мной? — спросил он.
— Всегда, всегда.
— Сейчас, я имею в виду. Во время Бейля.
— Что? О… нет, да… ты шутишь?
Он медленно проговорил.
— Мне сказали, что Ночные Лица иногда открываются и под Обрывом Колумнилла. Что не все приходят домой.
Эльфави отступила на шаг.
— Бог не просто хороший, — умоляла она, — Бог настоящий.
— Да, настоящий как смерть.
— Великий Айлем! — взорвался Толтека. — Чего ты хочешь, а? Все, кто могут ходить — идут туда. У некоторых должна быть начинающаяся болезнь, или слабые сердце или артерии. Напряжение…
Ворон не обращал на него внимание.
— То, что происходит, это тайна, Эльфави? — спросил он. С лица ее исчезло напряжение. Вместо него проступило веселье.
— Нет, просто слова так бедны и неуклюжи. Как я говорила тебе той ночью в убежище.
Внутри него закипала злоба.
— Ну, слова могут описать по крайней мере несколько вещей. Скажи мне то, что можешь. Что вы там делаете со своими физическими телами? Что записала бы камера?
Кровь отхлынула от ее лица. Она стояла не шевелясь. Наконец, из обступившей ее тишины.
— Нет. Не могу.
— Или тебе нельзя? — Ворон схватил ее за голые плечи с такой силой, что пальцы его впились в них. Казалось, она этого не чувствовала.
— Ты не должна говорить о Бейле, или не хочешь, или не можешь? — рычал он. — Быстро, ну!
Толтека попробовал пошевельнуться, но у него словно сомкнуло суставы. Инстарцы, танцуя, проходили мимо, поглощенные своим весельем, они не обращали ни на кого внимания. Остальные намериканцы, казалось, были возмущены, но Уилденви небрежно вытащил пистолет и ухмыльнулся им в лицо. Эльфави задрожала.
— Я не могу сказать! — задыхаясь, произнесла она. Лицо Ворона застыло.
— Ты не знаешь, — сказал он. — Поэтому?
— Отпусти меня!
Он выпустил ее. Она споткнулась о куст. Какую-то минуту она пригнулась к земле, дыша с какими-то всхлипами, то входившими, то вырывавшимися из нее. Затем, мгновенно, словно опустился занавес, она снова впала в счастье. На ее щеках слезы еще играли на солнце, но она, несмотря на свои синяки, засмеялась, прыгнула вперед и поцеловала Ворона в застывшие губы.
— Тогда жди меня, лиафа!
Она вихрем развернулась и, прыгнув, скрылась в толпе. Ворон стоял не шелохнувшись, глядя им вслед по мере того, как они таяли на дороге. Толтека никогда бы не поверил, что человеческая плоть могла оставаться неподвижной так долго.
Наконец намериканец едко заметил.
— Ну, что, ты удовлетворен?
— Некоторым образом. — Ворон оставался неподвижным. Слова его не произвели никакого впечатления.
— Только не надо обольщаться, — сказал Толтека. — Она сейчас в ненормальном состоянии. Подождем, пока она вернется и снова станет самой собой, прежде чем обнадеживать себя.
— Что? — Ворон повернул голову, утомленно моргая. Казалось, он узнал Толтеку лишь через несколько секунд. — Ага. Но ты ошибаешься. Это вовсе не ненормальное состояние.
— А?
— На твоей планете тоже есть свои сезоны. Вы считаете весеннее возбуждение болезнью? Это неестественно — чувствовать оживление ясным осенним днем?
— На что ты намекаешь?
— Неважно.
Ворон поднял и опустил плечи, как старик.
— Пойдемте, господин Инженер. Мы вполне можем вернуться на корабль.
— Но — а-а! — Палец Толтеки уткнулся в лохланнца. — Ты хочешь сказать, что догадался…
— Да. Конечно, я могу ошибаться. Пойдем. — Ворон поднял Зио и стал деловито устраивать кота в своем рукаве.
— Что?
Ворон двинулся вперед.
Толтека схватил его за руку. Ворон резко развернулся. Какие-то мгновенья на лице лохланнца была такая ярость, что намериканец отступил. Ворон хлопнул рукой по кинжалу и шепотом сказал:
— Никогда больше так не делай.
Толтека напрягся.
— Что ты задумал? — потребовал он. — Если Бейль действительно опасен…
Ворон сдержался.
— Я понял твою мысль, — сказал он уже более спокойно, — ты хочешь пойти туда и быть наготове, чтобы защитить ее, да?
— Да. Вдруг они в самом деле лежат там в коматозном состоянии. Какой-нибудь зверь может пробраться мимо сторожевых роботов и…
— Нет. Ты останешься здесь. Все останутся. Это мой приказ, как военного командира.
Суровость Ворона угасла. Он облизал губы, словно стараясь собраться с мужеством.
— Разве ты не понимаешь, — добавил он, — это продолжается уже более тысячи лет. К нынешнему времени у них развилась — не они выработали, а вслепую развилась — некая система, которая сводит опасность до минимума. Большинство из них выживают. Одни только предки знают, какое тонкое равновесие ты можешь нарушить, войдя туда.