Клетка была покрыта куском багрового шелка, и кто в ней находится, я не разглядел. Уинстон тоже. По-моему, он вообще ничего не различал, будучи совершенно подавлен церемонией встречи, и только все время придерживал на голове шляпу, точно боясь, что под напором музыки и оваций она улетит неведомо куда.
Надменный старик пожевал губами, и в одно мгновение все стихло. Пошла речь.
- Дорогой товарищ Кадряну! - ("Это я Кадряну, - пронеслось в моих мозгах. - Авеля больше нет. Прощай, крестный сынок!"). - От лица коллектива Управления позвольте приветствовать вас на новом ответственном посту и выразить надежду, что под вашим руководством...
Дальше полилась заурядная бюрократическая речь, из тех, что произносятся неизвестно для кого - ни для встречающих, ни для прибывших, ни для публики, которая будет, зевая, читать назавтра отчет в газетах. Для кого произносятся эти речи? Для Истории? Боюсь, на ее месте я давно бы умер со скуки. Единственная информация, какую удалось выловить, заключалась в следующем: оратор с клеткой являлся здешним экзекутором, то бишь правителем канцелярии.
Увлеченный своими мыслями я не заметил, как речь кончилась.
- ...наш скромный подарок! - провозгласил экзекутор и протянул мне клетку.
- А что там? - полюбопытствовал я, принимая подношение.
Экзекутор жестом фокусника совлек багровое покрывало. Сотрудники ахнули и несанкционированно зааплодировали. Духовой оркестр исполнил туш. Мы с барменом уставились на клетку.
Внутри сидела маленькая мышь. Свет, музыка, овации ошеломляюще подействовали на серенькое существо. Мышка метнулась по клетке взад-вперед и застыла, мелко дрожа.
- Это вклад жителей Города № 3 в общепланетное движение по борьбе с серой опасностью! - объявил экзекутор. - Первая партия вредителей передана в карающие руки государства!
Он повесил на клетку табличку "Есть 1000!" и подключился к овациям. Я поднял подарок над головой и показал присутствующим, отчего аплодисменты усилились многократно. Уинстон оторвался от шляпы и тоже похлопал. При этом он не отрывал вдумчивого взгляда от клетки. Вообразить ход его мыслей было несложно. Бьюсь об заклад, он думал: "За полдня тыщу штук наловили. Это полтора миллиона... Сливки сняли, дальше пойдет медленней. Если выращивать в питомнике по две тысячи в сутки, это будет три миллиона. Если по пять тысяч..." Его прошибла испарина.
Экзекутор жестом указал на микрофоны. Не хватало мне еще толкать тут речи... Я отрицательно помотал головой и сделал строгое лицо, как бы говоря: "Повеселились, будет. Пора за работу!"
Надо отдать должное, экзекутор понял все без слов. По мановению его брови аплодисменты оборвались. Бармен по инерции сделал еще два-три жалких хлопка, но устыдился и снова взялся за шляпу.
Оркестр заиграл нечто мобилизующее, полное энтузиазма. Мы двинулись вверх по лестнице: впереди я с клеткой, прижатой к животу, на полшага позади экзекутор. Подавленный величием церемонии Уинстон сдернул шляпу и заспешил следом. Его свежеобритая голова сверкнула под светом ламп, как начищенная медная сковорода.
Дело в том, что в поезде бармена мы обрили.
Эта идея пришла мне в голову неожиданно. В конце ужина, когда Уинстон убирал со стола посуду, я опять обратил внимание на его невероятное сходство с Измаилом из "Сверчка", а равно с Черчиллем (кем он, черт побери, все-таки работал?..). Такая закавыка могла сорвать всю операцию.
Я немедленно поставил Уинстона в известность относительно возникших у меня опасений и поинтересовался его мнением на сей счет. Бармен промычал что-то невразумительное. По его словам, за сорок два года жизни он успел привыкнуть к своей внешности и не хотел бы с ней расставаться. Кроме того, он не совсем понимал, каким, собственно, образом можно это провернуть. Уинстон явно выказывал признаки страха, чем определенно подорвал в моих глазах репутацию Большеглухаревских мафиози.
- Ну-ну, не трусьте, - сказал я наставительно. - Для дела стоит и пострадать.
Бармен повел на меня глазами мученика. Я вспомнил список своих примет, перечисленных в "Утреннем вестнике", и благожелательно посоветовал:
- Надо изменить форму ушей. Или носа. Всего-то и делов!
- Носа? - пролепетал бармен. На него было жалко смотреть.
- Лучше ушей, - продолжал я безжалостно. - У вас уши узловатые. Сейчас позовем охранника и все исправим.
Уинстон был близок к обмороку. Не будь субординации, он давно уже продырявил бы меня насквозь. Я понимал это и наслаждался спектаклем.
Сошлись на том, что ограничимся снятием волосяного покрова (тут я невольно вспомнил вторчерметовскую планету, инопланетян-заготовителей, автопереводчика... Эх, времячко было!..)
- Молодой человек, - высунулся я в коридор к охраннику. - Дайте, пожалуйста, ножик!
Мрачный верзила молча протянул мне финку.
- Нет! - вскричал трусливый бармен. - Здесь есть все, что надо!
Он слетал в умывальную комнату и принес оттуда бритвенные принадлежности (хорошая штука - вагон-люкс). Мы кликнули охранника и четверть часа спустя Уинстон предстал миру в новом обличье, хотя и весь в порезах.
- Теперь хорошо, - удовлетворенно сказал я, а сам подумал: "Надо было форму носа менять. Проклятье, ничем эту мафию не проймешь!".
Обритый бармен преобразился, но не в ту сторону. Теперь он еще более жутко смахивал на Черчилля, только без сигары и с голым черепом.
Сомневаюсь, чтобы во время торжественной встречи в Управлении кто-нибудь обратил внимание на моего спутника. Смена руководства неподходящий момент для догадок и сопоставлений. Экзекутор, тертый калач, не проронил ни слова. Он завел нас на второй этаж, в приемную бывшего начальника Горэкономупра, ныне по воле Отчета пребывающего в небытие.
Уинстон, не теряя времени, устроился за секретарским столом и зашелестел бумагами. Он как будто родился для этой должности, и если бы я не знал, что под мышками у него обретаются два короткоствольных револьвера, то о лучшем секретаре не мог бы и помыслить. А впрочем, кто знает, какие предметы обретаются под мышками у секретарей других приемных? Кто лазил к ним под мышку? Никто. А значит, не о чем и толковать.
Мы с экзекутором прошли в кабинет.
Я сразу поставил клетку на стол и принялся рыться в карманах в поисках завалявшихся крошек. Таковых не оказалось.
- Потом принесу, - шепнул я. - Потерпи пока.
Мышонок (а судя по размерам, до взрослой особи ему было еще далеко) ничуть не расстроился. Он окончательно пришел в себя и с любопытством осматривался вокруг.
Осмотрелся и я, но ничего мало-мальски примечательного не обнаружил. Да и что собирался увидеть я здесь, в кабинете бывшего начальника Главэкономупра - логове кровавого зверя? Настольную игрушечную дыбу, горку черепов в углу? Таких излишеств экс-начальник и в заводе не держал, не сделал привычки, ибо аккуратист он был редкостный и всяких новаций на дух не переносил.
