- Те, кто получает это среднее образование, самые интеллигентные, самые восприимчивые люди. Они еще не отвлечены повседневными заботами жизни, они еще пытливы, горячи, неравнодушны, каждый из них может стать солдатом науки.
- Но зачем же дезориентировать их? Вот вы были против голосования среди ученых. Так ведь общее голосование неспециалистов еще бессмысленнее! Поймите, что вы, объективно говоря, удовлетворяете, сами того не подозревая, довольно низменную жажду сенсаций. Вместо уголовной - научная...
- Значит, молчать во всех случаях, когда наука не сказала еще последнего слова? Мы не знаем точно происхождения солнечной системы - следовательно, молчать о тех точках зрения, которые выдвигают ученые, споря друг с другом? Значит, молчать, скрывать от народа, скажем, значение нуклеиновых кислот, управляющих развитием всех частей организма, поскольку вчерашние ученые отрицали кибернетическое начало жизни? Значит, молчать о теориях рака, поскольку их несколько и нет единой? Значит, передать науку в храмы, переименовать профессоров в жрецов, перейти им на тайный жреческий язык, латынь или санскрит, скрывать в темноте научных капищ живую мысль от людей? Подумайте только, к чему вы призываете! Ведь, по-вашему, теорию относительности нельзя было публиковать, потому что существовали ее противники. А ведь теория в свое время стала пробным камнем идеологии! Папа римский не боялся оперировать научной гипотезой, провозглашая ее как откровение перед сотнями миллионов католиков! А вы? Вы отвергаете воинствующий стиль, цепляетесь за научное единогласие, которое означало бы застой в науке и торможение прогресса.
Веселова-Росова зажала уши.
- Довольно, довольно, Сергей Андреевич! Я не хочу с вами ссориться. Вы способный экспериментатор, но...
- Способный экспериментатор! - с горечью перебил ее Буров. - Всяк сверчок знай свой шесток. Разрешите уйти?
Мария Сергеевна встала. Она задержала руку Бурова, когда он прощался:
- Мы еще поговорим с вами, Сергей Андреевич. Я ведь очень ценю вас.
Буров вежливо склонил голову, поцеловал ее руку.
Когда дверь за ним закрылась, Мария Сергеевна тотчас подошла к телефону, набрала номер.
- Леночка, это вы? Ну вот... вас сейчас нельзя волновать, вы в отпуске, а я назойливо лезу с просьбами. Только на вас вся надежда... - И она заговорила тихим убежденным тоном. - Я ведь женщина, Леночка, - закончила она. - Я знаю, какое вы можете оказать на него влияние.
Сергей Андреевич долго бродил по Москве. Дома ему бросилась в глаза красная лампочка на автомате, подключенном к телефону с записью в его отсутствие всего, что Бурову хотели передать. Включив магнитофон, Сергей Андреевич с радостью услышал голоса друзей, до которых дошел слух о конфликте между Буровым и сотрудниками его института. Некоторые ученые советовали ему быть выдержанным, некоторые, в том числе совсем незнакомые, поддерживали его право на собственное мнение. Редакции нескольких центральных газет просили связаться с ними, если он согласен дать интервью.
И вдруг зазвучал женский низкий, волнующий Бурова голос:
- Сергей Андреевич! Мне сейчас лучше всего было бы прятаться от вас... а я прошу... я прошу прийти ко мне. Вы знаете адрес. Я очень жду... Сразу же, как только вернетесь домой.
Буров даже не стал звонить в газеты, помчался к ней...
Он впервые входил в ее квартиру. Знал, что она живет не одна, с этой странной Калерией, которую так решительно отстранил от себя в последнее время Овесян.
Лена сама открыла дверь, чуть смущенно улыбаясь. Она оставалась привлекательной даже в ее положении, в ней была красота грядущего материнства.
- Здравствуйте, Сережа, - сказала она, протягивая руку.
Как редко она называла его так!
Шаховская сразу провела его через общую гостиную в свою спальню, где чувствовался легкий аромат духов. Перед зеркалом были разбросаны таинственные пузырьки и баночки, у стены стояла еще незанятая, аккуратно прибранная детская кроватка. Шторы на окнах были приспущены.
- Здесь нет медвежьей шкуры, придется вам сесть со мной рядом на диван, сказала Лена с улыбкой.
- Мне бы сейчас что-нибудь пожестче, - угрюмо отозвался Буров, - пол пещеры или поваленный бурей ствол дерева, в крайнем случае обрывистый берег реки. - И он тяжело опустился на низкий и широкий, покрытый мягким ковром диван.
- Опять у вас, Буров, налитые кровью глаза бизона, опять вы ломаете изгородь коралля, - совсем не с упреком сказала Шаховская.
- Вы слышали, что произошло в институте?
- Мне звонила Мария Сергеевна.
- Ну вот!.. И вы тоже против меня?
- Нет, не против. Но я знаю, о чем вы думаете.
- Колдовство?
- Нет, просто я помню наш разговор об Апокалипсисе, ядре и броне.
- О двух противоположных, всегда борющихся началах?..
- Да, о них. И если есть Б-субстанция, должна быть противоположная ей А-субстанция. Не так ли?
- Лена, черт возьми! Кто вы такая? Сколько раз я задаю себе этот вопрос!.. В средние века вас сожгли бы на костре.
- Я согласна взойти на костер. Но только вместе с вами...
- Если вместе со мной, то... зачем на костер?
Он взял ее руки в свои, посмотрел в глаза.
- Знаете, зачем я должна была вас увидеть? - сказала она, чуть отодвигаясь.
- Чтобы по поручению Марии Сергеевны отговорить от выступления в общей печати.
Лена кивнула.
- А знаете, зачем я вас позвала?
Он молчал, выжидательно глядя на нее.
- Чтобы восхититься вашей принципиальностью, вашим упорством, вашей силой бизона науки.
- У женщины есть страшное оружие против мужчины. Похвала и лесть подобны ножницам, которыми Далила срезала кудри Самсона, лишив его силы.
- Нет, Буров, вас нельзя лишить силы. Может быть, вас можно сломать, но сломить... Нет, сломить нельзя!..
- Сломать - это уничтожить. Для этого пришлось бы отнять у меня возможность трудиться. Такая казнь у нас невозможна.
- Как много людей на Западе обрадовались бы "такой казни", с радостью отказались бы от труда...
- Да ведь это все равно что перестать дышать!
- Но дышать иногда трудно.
- Да, когда взбираешься на гору. Но тем больше хочется вдохнуть воздуха... тем больше хочется сделать, Лена.
- Тогда дышите, Буров, всей своей грудью дышите! И взбирайтесь... к самым звездам.
- Хочу, Лена, добраться до дозвездного вещества. И вместе с вами... Я знаю, вы друг. Мне было очень важно сейчас убедиться в этом.
Буров поцеловал руки Елены Кирилловны и ушел. Она провожала его, и глаза ее в полутьме передней, где она не зажгла огня, светились.
Он спускался по лестнице через три ступеньки, ему хотелось вырвать столб из земли и забросить его на крышу дома.
