Майкл Муркок - Ледовая шхуна. Маниту. Врата Азерота.Самый большой счастливчик

— Ты говоришь не то, что думаешь. Ты любишь меня. Твое сегодняшнее настроение естественно — все стало так сложно. Ты говорила, что это не так… Ты говорила, что ты моя, и это именно то, что лежит в твоем сердце.

Он не смог подавить отчаяния, явственно прозвучавшего в его голосе.

— Я думаю то, что говорю, капитан, и если вы уважаете старые традиции, вы будете уважать мое требование видеться как можно реже.

— Нет! — яростно прорычал он, подавшись к Ульрике. Она отшатнулась от него с ледяным выражением на лице. Протянув было к ней руки, Арфлейн сделал шаг назад, пропуская ее.

Теперь он понял, что истинной причиной такой резкой смены отношений между ними была ее совесть. Оспаривать ее решение он не мог — это было ее право. Надежды на лучшее растаяли, как дым. Она медленно вышла. С перекошенным отчаянием лицом он хлопнул дверью, сломав при этом замок.

Поспешно вернувшись в свою комнату, Арфлейн принялся собирать вещи. Он был уверен, что выполнит ее требование, что не увидит ее до тех пор, пока корабль не будет готов к выходу. Он тотчас же отправился на «Ледовый Дух» и приступил к работе.

Закинув на плечи мешок, он быстрым шагом направился по извилистым коридорам к выходу из дома, надеясь, что свежий воздух выветрит из его головы сумрачные мысли.

В зале он встретил удивленного Манфреда Рорсейна.

— Куда вы, капитан? Неужели на корабль? Я думал, что вы отправитесь туда завтра…

— Сегодня, — прорычал Арфлейн, постепенно обретая утерянное самообладание. — И прямо сейчас. До выхода на лед я буду спать на борту. Так будет лучше…

— Возможно, что это так, — согласился Рорсейн, обращаясь больше к себе, чем к Арфлейну. Он молча проводил взглядом большого рыжебородого моряка, поспешно направлявшегося к выходу.

Из всех вновь открытых для себя черт своего характера больше всего Арфлейна поражала никогда раньше им не замечаемая способность отказаться от своих принципов ради обладания чужой женой. Точно так же абсолютно не вязался с ними тот факт, что, не видя эту женщину, он никак не может примириться с этим.

Напротив, он скверно спал, постоянно возвращаясь в мыслях к Ульрике Ульсенн. Он ждал, уже без всякой надежды, что она вернется к нему, когда же этого не произошло, Арфлейн был вне себя от гнева. Он ходил по кораблю, по любым пустякам кричал на команду, рассчитывал матросов, нанятых им днем раньше, распекал, почем зря, офицеров в присутствии экипажа, при этом требуя, чтобы ему докладывали обо всем, что происходит на судне, приходя, однако, в ярость, когда его беспокоили по пустякам.

За ним сложилась репутация хорошего шкипера, сурового и непоколебимого, но в то же время честного. Китобои, составлявшие костяк команды, стремились попасть на «Ледовый Дух», несмотря на таинственную цель предстоящего путешествия. Теперь же многие из них раскаивались в этом.

Арфлейн подписал контракты с тремя офицерами, вернее, оставил на борту двух имеющихся, а в качестве третьего пригласил Уркварта Длинное Копье. Казалось, что Уркварт не замечает странного состояния Арфлейна, но Потчнефф и старый Кристофф Хансен были удивлены и расстроены происшедшей с ним переменой. В отсутствие Уркварта, что случалось довольно часто, они, пользуясь моментом, обсуждали эту проблему со всех сторон.

Арфлейн понравился им с момента самой первой встречи: Потчнефф высоко ценил в нем честность и силу духа, Хансен же ощущал с ним более тесную связь, основанную на воспоминаниях о днях их соперничества. Ни тот, ни другой не понимали причины возникшей в Арфлейне перемены, и все же, веря своему первоначальному впечатлению, они надеялись, что вскоре все станет на свои места. Однако день ото дня терпение Потчнеффа таяло, так что Хансен едва уговорил его повременить отказываться от должности.

Огромное судно почти полностью заменило паруса и такелаж. Арфлейн самолично проверял каждый штифт, каждый узел и каждый линь. Он осматривал корабль дюйм за дюймом, проверяя прилегание крышек люков, натяжение такелажа, правильность положения рей. Время от времени он испытывал рулевое колесо, по-разному поворачивая полозья корабля. В рабочем состоянии они были неподвижно связаны друг с другом и с поворотным столом. Однако на фордеке, сразу же над громадным сальником рулевого вала, находился аварийный штифт, а рядом с ним — тяжелая металлическая кувалда. Выбив штифт, можно было развернуть полозья под углом друг к другу, создав тем самым некоторое подобие огромного плуга, врезающегося в лед, чтобы обеспечить немедленное торможение корабля. Арфлейн часами проверял это устройство, изредка сбрасывая на лед два тяжелых якоря, находящихся по оба борта корабля в нижней части днища. Системой рычагов они были связаны с верхней палубой. Пропущенный через последний рычаг, штифт удерживал якорь от падения на лед, рядом с каждой стойкой наготове лежали кувалды, чтобы в случае крушения, мгновенно выбив чеку, освободить якоря. Вообще якорями пользовались довольно редко, а хороший капитан старался обходиться без них, поскольку в случае контакта со льдом корабль, идущий на полной скорости, выходил из строя.

Сначала, встречаясь с Арфлейном, экипаж радостно приветствовал его, но вскоре команда стала избегать этих встреч, а суеверные китобои начали поговаривать о проклятии и обреченности экспедиции. Однако очень немногие поспешили расторгнуть контракт.

Арфлейн молча наблюдал с мостика, как тюк за тюком, бочка за бочкой загружался трюм корабля провиантом.

С каждой новой тонной груза он вновь проверял работоспособность колеса и якорей.

Однажды, заметив Потчнеффа, проверяющего, как один из матросов закреплял лини на грот-мачте, он подошел к ним и повис на вантах, оценивая крепость узлов К несчастью, один из них оказался недостаточно крепким.

— Вы называете это узлом, мистер Потчнефф? — оскорбительным тоном произнес он. — Я думал, что в ваши обязанности входит проверять качество выполняемых работ.

— Так точно, сэр!

— Мне хотелось бы доверять своим офицерам, — усмехнулся Арфлейн. — Учтите это на будущее.

Вечером Хансен едва убедил своего товарища остаться на корабле.

Шло время. Здесь были назначены четыре порки за незначительные проступки. Казалось, что Арфлейн умышленно провоцирует экипаж убраться с корабля еще до выхода на лед. И все же многим он импонировал, а тот факт, что на корабле вместе с ним находился Уркварт, служил дополнительным стимулом для дальнейшего пребывания под командованием Арфлейна.

Изредка на борт поднимался Манфред Рорсейн. Обычно Арфлейн докладывал, что до выхода корабля осталось еще две недели, но с каждым разом, под тем или иным предлогом, он все дальше переносил дату, мотивируя это своей неудовлетворенностью оснащения корабля, ссылаясь на опасность предстоящего путешествия.