Короткий изогнутый коридор вел в широкий зал… Тишина стояла полнейшая. Легкая пыль толстым слоем лежала у ее ног, безмолвно свидетельствуя о том, что ни животные, ни вода не проникали в это святилище в течение столетий. Пока кто-то из хопи не обнаружил новый вход в пещеру… Это место было, возможно, слишком древним, для того чтобы племя, живущее на поверхности, сохранило память о нем, но попробовать стоило. Она не сомневалась, что Стрэнд не побеспокоился испросить разрешения старейшин — его интересовала только окаменевшая история. Живые традиции пугали старого Стрэнда.
Стены зала были покрыты пиктограммами и петроглифами, первые были многоцветными, вторые — сильно углублены в камень. Рассеянно кивая, Бренна то и дело фокусировала глаза на манящей темноте в глубине зала. Она присела на камень в центре грота, изучая настенные рисунки в рассеянном свете. Цвета сохранили первозданную яркость, указывая на то, что пещера долгое время оставалась запечатанной.
Картинки были связаны по смыслу, словно рассказывали историю… Любопытство покрыло спину мурашками; уже давно она не испытывала такого интереса к работе. Бренна ждала, прислушиваясь к внутреннему голосу. Он молчал. Уже больше года прошло с тех пор, как она заигрывала с призраками прошлого. Неужели ее дар пропал втуне? Была ли она в конце концов…
Наконец, что-то похожее на некую эмоцию коснулось ее дуновением холодного ветра. Она содрогнулась, несмотря на зной снаружи. Что-то звало ее… Бренна встала, инстинктивно двинувшись в сторону внутреннего коридора.
— Там тупик, — голос А-Ттавитт, громко прозвучавший в тишине, испугал Бренну.
Скрывая внезапное раздражение, Бренна холодно сказала:
— Там был проход, я вижу что-то вроде небольших отверстий.
— Там был ранен доктор Стрэнд. — Бренна вздрогнула при этих словах. — Это спровоцировало сердечный приступ. — Странное чувство росло, полностью охватывая Бренну. Это не были новые призраки; старые наступали из небытия. От них исходила почтительность, любезность… то же самое ощущение неловкости, которое охватывало ее в соборах. Резко развернувшись, гоня свои мысли, она направилась по коридору к выходу. А-Ттавитт озадаченно шла следом.
Данкан ждал их у подножия проема.
— Готова для месы? — спросил он, останавливаясь, чтобы стереть пот со лба ярко-красной банданой.
— Да, старик, веди и говори, — отозвалась она на своем языке, обнимая его на ходу. Лицо А-Ттавитт было сосредоточенно-нейтральным, ни любопытства, ни смущения.
— Быстро же мы вернулись к нему, — заметил Данкан на том же языке. За годы их совместной работы они выработали собственный язык — смесь гэльского и кимрского, приправленная удобными заимствованиями из других наречий. Обычно в присутствии посторонних они им не пользовались:
— Привычка, — пробормотала она, оборачиваясь к спутнице, которая тем временем переместилась на левый фланг их маленькой процессии. — Простите меня, А-Ттавитт, но я хотела рассказать ему о тех пиктограммах, а мой инглез бедноват для описания.
— Разумеется, — вежливо ответила А-Ттавитт. Одни лишь глаза на ее лице сохраняли какое-либо выражение: они были настороженными.
Данкан остановился.
— Мисс А-Ттавитт, нет необходимости сопровождать нас. Я еще не забыл дорогу в Ораиви. Почему бы вам не подобрать все диски по раскопкам, чтобы мы могли изучить их после обеда?
С видимым облегчением хрупкая девушка заспешила обратно в палатку.
— Почему расстроена? — спросила Бренна на своем языке.
— Боится хопи. Асбин распространяет всевозможные слухи, включая и то, что Стрэнд был убит теми самыми людьми, которые призвали его. — Данкан осторожно ступал по пыльной дороге.
— Есть правда в слухах?
Данкан еле заметно пожал плечами, давая понять, что им следует заниматься своими делами.
— Стрэнд был здоровым человеком? Как его ученица, ты, возможно, знаешь больше.
— Заболевание сердца, полностью контролируемое медикаментами. Он был крепкий старый гусь. — Она улыбнулась, показывая, что лучше помолчать. Скорее всего, здесь, на тропинке, не было видеокамер или подслушивающих устройств, но недавние события научили Бренну осторожности.
— Предполагается, что мы обсуждаем пиктограммы. Как они тебе показались?
— Вот так, с ходу, я бы определила их принадлежность как хопи или анасази, — ответила она.
— Хм. С ходу… На это нельзя полагаться. Что-то почувствовала? — Вопрос был задан намеренно; он хорошо знал о ее странной способности видеть «сны наяву», а также о том, что может вызвать эти видения. Знал и то, что в последнее время эта способность стала своенравной.
— Возможно. Чувство… страха… коснулось меня, словно я вновь оказалась в Иерусалиме. — Она припомнила чье-то манящее присутствие. — Система пещеры не ограничивается первым залом. Я начну сегодня ночью. Что-нибудь от А-Ттавитт о том, как они были обнаружены?
— Обнаружены или сделаны?
Бренна улыбнулась при этих ядовитых словах.
— Я думаю, найдены, если под «сделаны» ты подразумеваешь «сделаны недавно».
Данкан хрипло зашептал в ответ.
— Мисс А-Ттавитт говорит, что нашел их пастух, — она не знает, почему позвали Стрэнда. Она уважает мастерство старика, но заблуждается насчет его ограниченности не больше, чем ты.
Они были уже почти на вершине месы.
— Мирный народ, — пробормотала Бренна на чистом гэльском. — Насколько мы можем быть уверены, что это по-прежнему их образ жизни?
— Им удалось мирно одолеть геологов и навахо, — коротко отозвался Данкан.
Подъем стал круче, и Бренна с заметным усилием переставляла ноги.
— С помощью правительства и тех же навахо, — уклончиво ответила она. — Удалось бы им добиться таких результатов, если бы были нарушены водоносные пласты? И только навахо знают, почему угроза разрушения их церемониальных фетишей заставила власти отклонить заявку на владение землей. — Она остановилась, прислонившись к скалистому выступу, чтобы восстановить дыхание.
— Эту историю они держат в тайне — о том, как типонис перешли от навахо к хопи. — Данкан сполз на землю под скалой, медленно и глубоко дыша.
После того, как придирчивый взгляд Бренны определил, что старику лучше, она принялась разглядывать расстилавшийся под горой простор, который обретал яркие краски по мере того, как солнце поднималось все выше. Скульптурные рельефы скал, кудрявые овцы, полосы возделанной земли, покрытые хлопком, кукурузой, бахчой… Жара испепеляла их, солнечный свет выжигал лица, напоминая Бренне о том, что она оставила сумку с походными вещами в лагере. Чувствуя, что даже медленная ходьба болезненно отдается в суставах, Бренна внезапно подумала о своей бабушке и ее неистовой любви к своей земле. Земле, за которую Уинифред Кэри отдала жизнь, как была готова умереть Бренна, защищая своего Бога. Она не была в Уэльсе во время восстания; ее не было там во время событий, которые уничтожили обе враждующие стороны ее семьи.