…Песни путь лежит — между гор река,
Пусть душа летит вдаль за облака,
Пусть она махнет над землей крылом,
Я ей подсоблю по воде веслом.
Лодочку качнет, словно колыбель —
Мой последний сон, мягкая постель.
Под землей течет давняя река,
Вот и мой черед пасть у ног творца…
Закрыв глаза, я под скрип снега уплывал то ли в Гнездо, то ли в Мир Теней.
Станислав Меньков
На всех парах
Железная дорога ныряла под свод подозрительного леса: из его глубин поднималась молочно-белая струйка пара. Казалось, белоснежное копье пронзало серые доспехи зимнего неба. Откуда-то тревожно тянуло навозом. Однако размышлять над всем этим большевику было недосуг, люди собрались.
— Товарищи! Уже тринадцать лет, как в нашей стране установлена власть рабочих…
Свист.
— …и крестьян.
Свист.
— А как говорил наш Вождь Владимир Ильич Ленин, социализм есть советская власть плюс парификация всей страны, — большевик встревожено оглянулся, но на этот раз свист ему не мешал.
— Потому мы, власть, идущая путем прогресса, — Дорнштейн снова помолчал, — и заботящаяся о благе, как уже было сказано, рабочих и крестьян…
Свист.
— …приступаем к форсированной модернизации населенного пункта Обломовка. Раньше вас гнобили и угнетали помещики, — партиец запнулся и продолжил, — но теперь все изменится. К лучшему.
Свист.
— Падут, — Дорнштейн посмотрел написанное на руке химическим карандашом слово, — заскорузлые, да, заскорузлые устои и обычаи, и настанет новое, прогрессивное, изобильное…
Свист.
— … советское общество свободы…
Свист.
— …равенства…
Свист.
— …и братства…
Свист.
— Знаете, что произошло в сопредельных Гореловке, Нееловке а также Неурожайке? И знаете, кто это сделал?
Послышался неразборчивый шум: «Враги! Интервенты!», «Господь Бог наш Иисус Христос», а старорежимный староста надрывался: «Не мы это, честное слово, помилуйте, гражданин товарищ!».
— Это сделала Партия! — и прибавил гораздо тише: — А никакой не бог, которого, как известно, нет в природе.
Свист стремительно нарастал. В раздражении Дорнштейн пнул ногой вечно не вовремя свистящую трубу бронепоезда, и она со скрежещущим стоном рухнула в снег, взорвавшийся звоном ледяного стекла. Так как большевик в то же время опирался на трубу рукой, он последовал за ней.
— Грамотные есть? — спросил он, отвернувшись от толпы и залезая опять на крышу бронепоезда.
— Есть-с. Многие. Библия в каждом доме лежит… («Лежать-то она, конечно, лежит» — глухо пробормотал какой-то жилистый мужик с носом-картошкой) Да все-таки насчет, если позволите, Бога: кто же все это вокруг сотворил-с? — ехидно сказал доктор, единственный просвещенный человек в округе; его лысина не порозовела на морозе, а оставалась вызывающе белой. Религиозность позволяла ему бестрепетно списывать профессиональные неудачи на волю Божью.
Дорнштейн поднимал над бронепоездом красный стяг.
— Я же сказал — Партия! Российская Коммунистическая Партия большевиков!
Зимнее солнце, флаг и голова посланца губцентра оказались на одной прямой; солнце просвечивало сквозь знамя.
Озаренное красным холодным светом, лицо большевика казалось окружено нимбом демонического святого.
* * *
Белый пар продолжал нагло подниматься из глубин леса, надменно игнорируя происходящее в деревне.
Черные покосившиеся избы, старая дранка крыш, угрюмые изможденные лица — революционер не знал, всегда ли была такой Обломовка или только недавно стала. Его интересовало только настоящее и будущее.
— Староста, — прошипел он, посверкивая золотым зубом.
— Аверьян, — представился мрачный, но сохранивший остатки патриархальной величественности старик со спутанными волосами.
— Ты всем заправляешь? — мрачно спросил Дорнштейн.
— Я, — неуверенно сказал Аверьян, сглотнув. Дорншейн прибыл на бронепоезде, никого еще из приезжих обломовцы пока не видели; тем не менее, большевик и в одиночку внушал старосте неподдельный ужас. Скажут, старорежимник, и все — под суд.
— Контрреволюция есть? — задал Дорнштейн следующий вопрос
Лицо Аверьяна в секунду приобрело выражение благодушной тупости. Он якобы непонимающе уставился на Дорнштейна.
— Сейчас я сам все узнаю, — скучным голосом сказал большевик. — Ра-азгружай!
Он точно отработанным движением пнул бронепоезд, двери вагонов стали одна за другой открываться, а потом поезд словно вытошнило потоком пугающего вида механизмов и конструкций.
— Собира-ай! — тем же не терпящим возражений тоном приказал большевик.
Селяне в растерянности начали грохотать и лязгать металлическими частями. Никто не имел понятия, как все это собирать, и мужик с носом-картошкой решился:
— А к чему это приделывать? — спросил он с порой пробуждающимся у крестьян хамством, демонстрируя Дорнштейну конструкцию, посвистывающую от встроенного внутрь парового микродвигателя. Больше всего это напоминало ногу, стонущую (непонятно чем) и дергающуюся в конвульсиях.
— Эх, да какая разница! — махнул рукой большевик. — Главное — энергично!
— Оно же работать не будет, — глухо заметил доктор.
— Ммм… А ты как думаешь? — спросил большевик у картошки.
— Не, не будет, — сказал картошка.
— Вот и нашли контрреволюцию, — радостно объявил Дорнштейн. — Вы собирайте, голубчики, не отвлекайтесь.
— На чем же оно работает? — продолжал допрос доктор. Похоже, обвинения его не напугали. — На угле? Где нам его взять?
— Скоро подвезут, — в голосе Дорнштейна прорезались истерические нотки фанатизма, — А пока их будет питать Пламя Революции!
— Что это? — спросил доктор.
— Увидишь. Работай.
И доктор наклонился к металлическим огрызкам. Голос посланца обладал нечеловеческой властью, и когда он приказывал, все как-то механически торопились выполнить его распоряжения. Дорнштейн сновал то там, то тут, и дело рьяно двигалось — и вскоре около насыпи железной дороги возникло целое воинство скрюченных чудищ, порожденное безумной фантазией коллективного бессознательного крестьянских масс.
— Во-от, — удовлетворенно щуря наглые глазки, резюмировал большевик. — А теперь — смотрите!
Он дернул за рычажок одной из конструкций, и она энергично двинулась, только почему-то назад. Дорнштейн быстро вскочил на нее и поспешил переключить рычаги. Штуковина поползла вперед, пожирая снег перед собой.
— Вы там садитесь! Управлять поймете как, это легко! — крикнул он через левое плечо.