Вереница стоявших перед ними машин медленно поползла к перекрестку, над которым в потоке дождя возвышалось здание окружного суда. «Чероки» тронулся с места.
Блетчер вздохнул и… теперь его голос прозвучал почти умоляюще:
— Мои парни хотят знать, зачем ты сюда приехал. Я все еще не знаю, что им ответить.
Фрэнк дотянулся до приемника и снова включил, покрутил верньер громкости.
«Кронос квартет» заполонил салон «чероки». «Черные ангелы» Георга Крамба. В тему, ничего не скажешь! Почище бетховенской «Судьбы»!
У следующего светофора Фрэнк повернулся к Блетчеру. Его тон уже не был столь уверенным, как несколько минут назад, в голосе слышалась мольба человека, который хочет только одного — чтобы его оставили в покое:
— Я приехал сюда, потому что у меня есть жена и дочь. И я хочу, чтобы они были в безопасности.
Блетчер ждал продолжения. Не дождавшись, вздохнул:
— Значит, так? Прежняя дружба для тебя, похоже, ничего не значит.
Фрэнк отвернулся, глядя на дождь, на армию черных зонтов, марширующих вдоль дороги. С каждой минутой армия разрасталась, на манер черного глянцевого паука, раскинувшего щупальца по всему городу.
Блетчер еще раЭ глубоко вздохнул, а затем осторожно спросил… Последняя попытка пробиться через броню:
— Ты не хочешь рассказать, что произошло? Почему ты ушел из ФБР?
— Нет. Не хочу.
«Чероки» резко тормознул перед зданием суда.
Блетчер обиженно поджал губы и открыл дверцу. Он уже вылез из машины, но вдруг просунул голову обратно в салон:
— А как это у тебя получается, Фрэнк?
Фрэнк холодно посмотрел на него. Молчал.
— Чертов фокусник! Ты чертов фокусник!
— Где-то я это уже слышал. От тебя же, нет?
Дверца захлопнулась… Фрэнк Блэк остался один, наблюдая за тем, как Блетчер продирается сквозь пелену дождя ко входу в здание. Он, Фрэнк Блэк, полжизни бы отдал, чтобы это были только фокусы — ловкость воображения и никакого мошенничества. Если бы…
Домой Фрэнк вернулся, когда уже стемнело. Припарковав «чероки», он несколько минут просто сидел в машине и любовался домом на краю аккуратной лужайки.
Там, в округе Колумбия, они с Кэтрин месяцами вспоминали Сиэтл. Кэтрин неизменно доставала альбомы со старыми фотографиями, и они с удовольствием разглядывали снимки — но тогда их интересовали не знакомые лица, а места, на фоне которых они были засняты, где происходили важные события: обручение, барбекю с жадными поцелуями на заднем сиденьи автомобиля, веселые вечеринки, свадебные приемы и бейсбольные матчи. Они вновь и вновь рассматривали строгие особняки на Капитолийском Холме, большие здания в стиле пост-модерн, прячущиеся между елей на берегу озера Вашингтон, дома более поздней постройки вдоль северной стороны Грин Лейк. Потом они приезжали сюда вместе с Джордан, чтобы подыскать себе жилье. Целых две недели просматривали объявления, колесили по округе вместе с агентами по недвижимости, проверяли состояние водопроводной системы и фундаментов, осматривали стены и деревянные полы.
Этого дома не было в их списке. Его заметила Джордан, когда в один из таких дней они вместе с агентом возвращались в отель.
— Вон там, папа! — закричала она, указывая на небольшой коттедж с открытым крыльцом, окруженный изгородью из азалий. — Вот дом! Наш дом! Пусть он будет нашим!
Фрэнк рассмеялся и повернулся к Кэтрин:
— Она совсем как та малышка из «Чуда на тридцать четвертой улице».
— На нем табличка «продается», — заметила Кэтрин. — Может быть, остановимся и посмотрим?
Агент — холеная уверенная дама средних лет — выглядела смущенной.
— Его нет в наших списках. Мы можем пока обойти его снаружи, а потом я узнаю, что можно сделать.
Они вернулись сюда на следующий день. И еще через день. Тогда же оформили все необходимые бумаги. Дом был коричневым, а оконные ставни покрыты шелушащейся серо-зеленой краской. Однако Кэтрин и Джордан с самого начала решили, что он должен быть желтым.
— Ему так хочется быть желтым, — настаивала Джордан.
— Не могу спорить с домом, — соглашался Фрэнк.
Так что по возвращении на прежнее место жительства им пришлось не только упаковывать вещи, но и часами ходить по магазинам, рассматривая образцы красок. «Желтый подсолнух», «Парижское утро», «Лимонная мечта», «Пшеница» — кто бы знал, что существует такое множество оттенков желтого цвета? Но в конце концов Кэтрин и Джордан сделали свой выбор: «Одной ногой в раю», желтая латексная полуглянцевая краска от Бенджамина Моора, и яркая белая — для отделки.
Сейчас, сидя в машине, Фрэнк улыбался. Их маленький дом откровенно сиял в мягком свете уличного фонаря. Вокруг лампочки на крыльце порхали мотыльки. Окно спальни на втором этаже излучало легкое золотистое сияние, и, глядя на его граненые стекла, Фрэнк вспомнил сказку о пряничном домике с леденцовыми окнами.
«Если мы пока и не одной ногой в раю, — подумал Фрэнк, — то уж точно стоим в его дверях». Нет ничего лучше, как возвращаться вечером ДОМОЙ. К любимым, к любящим тебя людям. Только тот, кто однажды уже почти потерял дом и семью, вернув их, может изо дня в день наслаждаться банальным вкусом счастья. Для таких людей он никогда не приедается, не набивает оскомины. Напротив, счастье на то оно и счастье, чтобы никогда не повторяться. Оно вечно, если умеешь его ценить. Фрэнк умел. Слишком дорогую цену он заплатил за него.
Блэк вышел из машины и направился к дому. Но…
.. позади раздался повелительный хлопок автомобильной дверцы.
— Фрэнк Блэк?
Замер. Обернулся, инстинктивно сжимая кулаки.
С противоположной стороны дороги от припаркованной машины отделилась фигура и уверенно направилась через лужайку прямо к Фрэнку.
Фрэнк выжидал, чувствуя леденящую волну неконтролируемого страха. Ну, не страха, но опаски. Кто?
Высокий, мускулистый и бритоголовый мужчина. Где-то одного возраста с Фрэнком. Усы а ля морж, а ля Ватсон. (М-м, усы — особая примета, бросающаяся в глаза. И не исключено, что — накладные. У вас ус отклеился! Нет, пока нет…) Непромокаемый плащ и модные твидовые брюки. Ботинки, впрочем, как и плащ, дорогие, но неприметные. Одежда, точеные черты лица, прямой взгляд — излучали силу и уверенность в себе.
— Я Питер Уоттс, — голос оказался низким и ровным. — Из группы. Я мог бы отправить вам факс, но решил представиться лично. Это облегчит впоследствии нашу совместную работу.
Фрэнк позволил себе приветливо улыбнуться и протянуть руку.
