Печально слонялся он по комнате, думая лишь о Гонзаге и его предательстве. И лишь вера во Франческо и нежелание попусту волновать Валентину удерживали Пеппе от того, чтобы поделиться своей тревогой с остальными. Если бы он знал, сколь она обоснована, то наверняка дал бы волю языку. Ибо в это самое время, когда он помогал фра Доминико уносить грязную посуду, Гонзага беседовал с Каппоччо, охранявшим северную стену.
Без обиняков он сказал наёмнику, что напрасно он сам и его товарищи поддались утром уговорам Франческо, ибо доводы рыцаря ничем не подкреплены.
— Говорю тебе, Каппоччо, — подвёл итог Гонзага, — оставаясь здесь и продолжая бессмысленное сопротивление, вы лишь туже затягиваете верёвку на своих шеях. Как видишь, я с тобой откровенен.
Однако подобную откровенность Каппоччо воспринял довольно скептически. И заподозрил, что Гонзага руководствуется другими целями, помимо заботы о благополучии наёмников. Он остановился, уперев алебарду в гранит крепостной стены, и всмотрелся в лицо придворного, едва различимое в пробивающемся сквозь облака лунном свете.
— Вы полагаете, что мы сглупили, послушав мессера Франческо, и нам следовало ещё днём покинуть Роккалеоне?
— Да, именно об этом я и толкую.
— Но почему именно вы даёте нам такой совет? — в голосе Каппоччо слышалось удивление.
— Потому что, Каппоччо, — последовал уклончивый ответ, — меня, как и вас, затянули в эту историю ложными обещаниями. И Фортемани я давал те гарантии, что получил сам. И не готовился к смерти, что поджидает здесь нас всех. Честно тебе скажу, мне просто страшно.
— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал Каппоччо. — Если мы уйдём из Роккалеоне, вы присоединитесь к нам?
Гонзага кивнул.
— Но почему вы не обговорите всё это с Фортемани? — Каппоччо ещё мучили сомнения.
— Фортемани! — Гонзага всплеснул руками. — Клянусь Богом, только не с ним. Он околдован этим Франческо. Вместо того чтобы ненавидеть этого подонка, благо у Фортемани есть на то причины, он бегает за ним, как собачонка, и повинуется каждому его слову.
Вновь Каппоччо всмотрелся в лицо Гонзага. Но луна совсем скрылась в тучах.
— А откровенны ли вы со мной? Или скрываете за вашими намерениями что-то ещё?
— Друг мой, — ответил Гонзага, — дождитесь, пока поутру к стенам не приедет за ответом герольд Джан-Марии. Тогда вы вновь услышите условия, на которых вам сохранят жизнь. А до того ничего не предпринимайте. Но вот когда вам пообещают пытку и виселицу, полагаю, вы сами без труда определите, где искать спасения. Вы спрашиваете, чем я руководствуюсь, обращаясь к вам? Я уже всё сказал, и душа моя — открытая книга. Цель у меня простая — сохранить свою жизнь. По-моему, повод достаточно веский.
Ему ответил презрительный смех, ибо трусов не любит никто.
— Куда как веский. Тогда завтра я и мои товарищи уйдём из Роккалеоне. Можете на нас рассчитывать.
— Но не верьте мне на слово. Дождитесь герольда. И действуйте, лишь услышав его условия.
— Будьте покойны.
— И нет нужды говорить твоим друзьям, что предложение это исходит от меня.
— Хорошо, я сохраню наш разговор в тайне, — вновь рассмеялся наёмник, вскинул алебарду на плечо и заходил по крепостной стене.
Гонзага же отправился спать. Неистовая радость охватывала его при мысли о том, что он сумел отомстить Валентине, и не было у него никакого желания видеться с ней в этот вечер.
Однако наутро, когда к стенам замка подскакал герольд, Гонзага стоял рядом с ней. А Франческо тем временем руководил шестёркой наёмников. Повинуясь его приказам, они с шумом и грохотом выкатывали пушки, четыре маленьких, ещё три калибром побольше, и расставляли их меж зубцов, рассчитывая произвести должное впечатление на герольда.
Командуя наёмниками, Франческо прислушивался к тому, что говорил герольд. Тот вновь повторил условия сдачи, прибавив, что в случае сопротивления после взятия замка все оставшиеся в живых защитники будут повешены. А закончил тем, что в безграничном своём милосердии Джан-Мария даёт им полчаса на раздумье, чтобы принять решение. Если по истечении этого срока ворота не откроются, он начнёт бомбардировку. В послании своём Джан-Мария слово в слово повторил то, что предложил ему Гонзага во втором письме, посланном, как и первое, арбалетной стрелой.
Ответил ему Франческо. Он как раз присел у одного из орудий, чтобы убедиться, что оно наведено на цель, громко похвалил наёмников, после чего подошёл к Валентино и обратился к герольду, не заметив, что его люди скоренько скатились со стены во двор.
— Передайте его высочеству герцогу Баббьяно, что он напоминает мальчика из сказки, который слишком часто кричал: «Волк! Волк!» Скажите ему, мессер, что гарнизон не боится его угроз, равно как не интересуется и его обещаниями. Если он действительно намерен подвергнуть замок бомбардировке, в добрый час. Мы готовы ответить огнём на огонь. Может, он не знал, что у нас есть пушки, но вот они, перед вами. Они наведены на лагерь и после первого выстрела в нашу сторону сметут его с лица земли. Предупредите его, что рука у нас не дрогнет. Мы не сторонники кровопролития, но, если он первым применит артиллерию, пусть пеняет только на себя. Передайте ему наш ответ и попросите более не беспокоить нас пустыми угрозами.
Герольд поклонился и отбыл в изумлении. Поразила его не только решимость защитников Роккалеоне, но и наличие у них пушек. Естественно, он и предположить не мог, что пушки не заряжены, ибо пороха в замке нет. Не догадался об этом и Джан-Мария, у которого слова Франческо вызвали ярость, смешанную с разочарованием, ибо он очень надеялся на бунт наёмников, обещанный ему Гонзагой.
После того как герольд ускакал под громкий смех Фортемани, стоявшего за спиной графа, Валентина с сияющими глазами повернулась к Франческо.
— О, что бы я без вас делала, мессер Франческо! — её переполняло восхищение. — Я прямо дрожу при мысли о том, как бы всё повернулось, не будь вас рядом, — она не заметила злобной улыбки, мелькнувшей на лице Гонзаги. — А где вы раздобыли порох? — вопрос задавался искренне, ибо она так и не поняла, что пушки — всего лишь бутафория.
Фортемани рассмеялся, Франческо улыбнулся.
— Пороха я не нашёл. Мои угрозы, — он обвёл рукой грозную батарею, — ничем не подкреплены, как и угрозы Джан-Марии. Однако, полагаю, на него они произведут должное впечатление. И уж заверяю вас, мадонна, сейчас он не решится на бомбардировку, если у него и вообще были такие намерения. Так что мы можем спуститься вниз и отпраздновать нашу первую победу.
