— Их вино… хорошее, мне понадобится ночной горшок. — Он одним щелчком вытащил пробку.
— Дайте мне. Мне нужно выпить. — Лоренцен поднес бутылку к губам, но опомнился — Нет!
— Что? — Гуммус-луджиль удивленно посмотрел на него. — Смелее, начинайте.
— Боже, нет! — Лоренцен со стуком опустил бутылку. — В ней может быть наркотик.
— Что? — повторил инженер. — Вы себя хорошо чувствуете, Джон?
— Да, — Лоренцен слышал стук своих зубов. Он замолчал и сделал глубокий вздох. — Послушайте, Кемаль. Я надеялся, что мы останемся одни. Я хочу… рассказать вам кое-что.
Гуммус-луджиль провел рукой по своим темным волосам. Лицо его застыло, но глаза оставались настороженными.
— Конечно. Давайте.
— Пока я говорю, вы лучше проверьте свой пистолет и ружье. Вы уверены, что они заряжены?
— Да. Но что… — Гуммус-луджиль смотрел как Лоренцен отбрасывает занавес и выглядывает наружу. Все было пусто и тихо в резком электрическом свете. Ничего не двигалось, ни звука, ни шороха, как будто весь поселок спит. Но где-то тут бессонные умы, они думают, думают.
— Джон, я попрошу Эда взглянуть на вас.
— Я не болен. — Лоренцен повернулся, положил руки на плечи турку и усадил его на кровать с силой, о которой и не подозревал в себе. — Черт возьми, все, что я хочу, это чтобы вы меня выслушали. А когда выслушаете, сами решите, сошел ли я с ума или мы в настоящей ловушке — той самой, куда угодил «Да Гама».
Рот Гуммус-луджиля приобрел суровое выражение.
— Говорите, — очень спокойно сказал он.
— Ладно. Вас ничего не удивляет в рорванцах? Нет ли в них чего-то странного?
— Ну… конечно, есть, но не можем же мы ожидать, что чужаки будут действовать так же как…
— Конечно. Конечно, всегда находится ответ, на каждый встающий перед нами вопрос находится и ответ. — Лоренцен расхаживал взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Странно, но он совершенно перестал заикаться. — Но подумайте над этими вопросами вновь. Обдумайте все странности в целом.
Группа рорванцев, путешествующая пешком по огромной пустой равнине, случайно находит нас. Вероятно ли это? Они господствующая раса, разумная раса, они млекопитающие, единственные млекопитающие на планете. Любой биолог — эволюционист удивится этому факту. Они живут под землей и не имеют сельского хозяйства, используют поверхность только для охоты и сбора растений. Традиция, моральный кодекс должен иметь смысл, а этот не имеет. Наши проводники не сумели распознать ядовитую ящерицу, которая, вероятно, широко распространена и представляет угрозу для них самих; даже если они лично никогда сами не видели ее, они обязательно должны были слышать о ней, как американец слышал о кобре. Дальше еще хуже: они попали в ловушку прилива, потеряли одного их своих — в шестидесяти километрах от собственного дома! Они ничего не знали об этом проклятом месте!
Я говорю вам, рорванцы — подделка, фальшь. Они играют с нами. Они такие же туземцы на этой планете, как и мы!
Молчание. Молчание было таким полным, что Лоренцен слышал отдаленное гудение двигателей. Его собственное сердце стало так сильно биться, что заглушило все, кроме слов Гуммус-луджиля:
— Иуды! Если вы правы…
— Говорите тише. Конечно, я прав. Только это объясняет все. Это объясняет также, почему нас так долго вели с юга. Они должны были построить все это. А когда прибудут их «ученые» и «представители правительства», они прибудут с рорванского космического корабля!
Гуммус-луджиль медленно и удивленно покачал головой.
— Никогда не подумал бы…
— Нет. Нас вели вперед, давали гладкие подходящие объяснения, когда мы удивлялись чему-нибудь. Вначале им помог это языковой барьер, мы, естественно, не задавали вопросов, и они не должны были отвечать прямо. Это вовсе не такой уж трудный язык. Я сам изучил его, как только решил, что это не трудно. Когда я вначале пытался изучать его, мне давали множество неверных сведений — все это ложь!
Например, у них вовсе нет вариативных наименований предметов, во всяком случае не больше, чем в английском или турецком. Как только я отбросил ложную информацию…
— Но зачем? Зачем они делают это? Что они надеются выиграть?
— Конечно, планету. Если мы дома сообщим, что здесь есть высокоцивилизованные туземцы, Земля утратит интерес к Троасу и их люди смогут колонизовать планету. Вот тогда для нас уже действительно будет поздно, планета на самом деле будет принадлежать им, и мы не сможем отобрать ее у них.
Гуммус-луджиль встал. Лицо его было угрюмо, за несколько минут изменился его взгляд на многое.
— Хорошо сделано, Джон! Черт меня возьми, если вы не правы. Но… Вы думаете, они хотят убить нас?
— Нет. Они спасли Джоаба и Фридриха, вспомните, когда легко могли бы оставить их умирать. Думаю, они не убьют нас, если только не заподозрят, что мы знаем правду. Наш отрицательный доклад дома для них ценнее, чем наше исчезновение.
— Что ж… — Гуммус-луджиль улыбнулся, белые зубы осветили его широкое смуглое лицо. — Тогда все просто. Мы играем с ними, пока не вернемся в лагерь, а потом говорим…
— Но это не так просто, Кемаль! Эвери в сговоре с ними!
На этот раз инженер не сказал ничего, но рука его сама потянулась к висевшему на поясе пистолету.
— Эвери… старина Эвери, — сказал Лоренцен. Внутри него нарастал болезненный смех. — Он подделывал эти лингвистические сведения. Он давал большинство ответов на наши вопросы. Он учил рорванцев и засиживался допоздна, говоря с ними… — Он кратко пересказал подслушанный разговор.
— Вы считаете, что происшествие с «Да Гама»… связано с ними? — Голос Гуммус-луджиля был хриплым.
— Все совпадает, не правда ли? Первая экспедиция исчезла. Вторая встретила при своей подготовке множество помех, вплоть до внезапной смены всего руководства Института. Правительство помогло набрать добровольцев для этой экспедиции, и у нас получился самый плохо подобранный, конфликтующий, недееспособный экипаж, какой когда-либо поднимал корабль в космос. Эвери с самого начала был психологом экспедиции, но ничего не сделал, чтобы уладить эти конфликты. Эвери занимает официальный пост, он один из тех советников, на кого все больше и больше опирается парламент… И когда мы, несмотря ни на что, все-таки вылетели, появились рорванцы. А если мы захотим отправиться домой с положительным сообщением — что ж, ведь «Да Гама» исчез!
Пот блестел на их лицах, когда они стояли друг против друга. Они тяжело дышали, и Лоренцен вновь начал дрожать!
— Но правительство… — Гуммус-луджиль почти простонал это.
