Иван прошел из одного угла палатки в другой, взял канистру с принесенной им заранее родниковой водой. Наполнил чайник и отнес ее в тот же угол, в котором она стояла до этого. Потом пошел в другое место, где должна была лежать походная плита, которую он также привез с собой. Плиты не оказалось, и он стал метаться в поисках ее, не в силах найти. Через пять минут, хватая ртом воздух, он сел за стол и обнаружил ее стоящую там, прямо на самом видном месте.
Иван засмеялся. В его голове разноцветные линии летали по палатке, он протер глаза, и за это время смех перерос в истерический хохот. Из глаз полились слезы, которые он не в силах был сдержать:
— Да что это такое? — вслух сказал он, отирая слезы и сопли, которые предательски полезли из носа. Он ничего с этим не мог сделать.
Истерика продолжалась несколько минут. Время совершенно потеряло какое-либо значение, сориентироваться было невозможно. Когда всё прекратилось, Иван всё же закипятил чайник и налил воды себе в чашку. Чашка была одна и стояла там же на столе, остальные три лежали не распакованными в вещмешке. Но ведь они пили чай вместе после приезда — или же нет?
Вариант с тем, что жена собралась именно сейчас, перед границей и ушла от него с детьми, казался маловероятным. Да, между ними были разногласия, но они, как могли, их решали вместе. В этом же смысл супружества? Он никогда не делал ей чего-либо плохого, в том числе не изменял, и очень любил своих детей, этих малюток…
Как ни пытался, Иван не смог вспомнить их имена. Что это? Неужели его травма теперь прогрессировала, и амнезия украла у него имена детей? Постойте, как звали его жену? Перед глазами всё поплыло. Она уже должна вернуться, за окном же стемнело! Он еще раз заглянул в палатку и даже пошарил под одеялом зачем-то, но это не помогло. В палатке всё равно никого не было.
Вторая волна осознания чего-то неотвратимого начала накрывать Ивана. Слезы потекли из глаз самопроизвольно, он ничего не мог поделать. Внешне он оставался тем же самым человеком, но внутри нечто перевернулось и более не давало впасть в то самое состояние неведения. Он утерся и выскочил из палатки. Что кричать и кого звать — он не знал, так что просто побежал по палаточному городку, что-то мыча себе под нос. Когда он пробежал полный круг по своему сектору, то вернулся к палатке, но в ней всё еще никого не было. Бесцеремонно Иван ворвался в соседнюю:
— Вы видели мою семью?
Там только глаза вытаращили и отрицательно покачали головами.
— Ну, значит, на центральное кострище пошли, пойду там посмотрю! — зачем-то очень громко сказал он, стремительно вылетел из палатки и понесся сломя голову, не глядя ни на кого, к центру лагеря. Даже если бы его семья попалась по дороге, он еле-еле смог бы разглядеть, но их не было. Не было ни по дороге, ни у самого кострища, мерно полыхавшего красными бликами. Иван тяжело остановился и попытался привести дыхание в норму.
Тут были люди. Центральное кострище было самым большим и теплым в лагере, а вечера стояли тут холодные, так что люди собирались и разговаривали около него. Они обменивались новостями, шутили и играли в незапрещенные карточные игры. Всё это напоминало сборище пещерных людей, за исключением отсутствия пещеры.
Немного отдышавшись, Иван осмотрелся и увидел того самого мужика, что давеча наблюдал, как он ставит палатку. Этот-то мог видеть его семью, должен был запомнить, как они выглядят. Недолго раздумывая, электротехник направился к нему:
— Здравствуйте! Мы сталкивались, помните, вы спросили, зачем мне такая большая палатка?
— Доброго вечера! Да, конечно, я помню. Четвертый сектор, мы с семьей располагаемся неподалеку.
— О, это просто замечательно, — с надеждой улыбнулся Иван, — может, вы видели мою семью тут? Жена и двое детишек. Вы должны были видеть их тогда, у палатки!
Незнакомец долго и внимательно смотрел на Ивана. Некоторое время спустя он вздохнул и сказал:
— Ты же всё это время жил там один, мужик.
Глава 11
Радиокоммуникационный центр. Город основного звена Кипоя
На следующий день Эльзу пару раз вызывали к начальству по всяким незначительным поводам. Каждый раз она боялась, что их раскусили и вот прямо сейчас влепят штраф, а то и уволят за тот звонок, о котором она никого не проинформировала. У входа, конечно же, будет ждать известная всем охранка, а джентльмены в плащах и с целеуказателями на очках проводят в допросные или даже пыточные. Где-то внутри жил страх, что она согласилась помочь преступнику, за что ее незамедлительно должны наказать.
Ничего такого не происходило. Вокруг разворачивался всё тот же серый до противного день с исполнением должностной инструкции, обслуживанием абонентов и вот этим вот всем.
— Обедать в продготовку пойдешь? — спросила коллега, что работала с ней в одном кабинете. Эльза вынужденно признавала, что Рита красивее всех в их центре, правда, мозгов той не отсыпали, что полностью компенсировало сей факт.
— Нет, я сегодня тут пообедаю, — буднично ответила Эльза.
— А, ну и ладно, — обиженно уткнулась в посылки Рита. К ней всегда приставали мужчины с местных комбинатов, которых только Эльзе удавалось отвадить.
Вскоре центр затих: одни ушли в местную столовку, другие в эти летние деньки предпочитали обедать на улице, чтобы не торчать в помещении, где их заперли на всю жизнь. Но кто-то должен был следить за оборудованием и дежурить на радиотелефоне на всякий пожарный, поэтому желание Эльзы остаться восприняли с благодарностью.
Идеальная легенда. Она поставила радиотелефон рядом с собой и приступила к обеду, который принесла из дома, чтобы не отвлекаться. Есть хотелось сильно, но Эльза научилась контролировать чувство голода, правда, пока не знала своего предела. Как только она поднесла первую ложку ко рту, раздался звук вызова, заставив отдернуть руку. Мигающая лампочка подтвердила, что звонок из Центра. Эльза ждала этого весь день, но теперь растерялась и так и сидела с ложкой у рта. Через некоторое время она вышла из ступора и подняла трубку:
— Прием… — зачем-то глубоким грудным голосом сказала она.
— Хм. Эльза, это вы? — явно озадачился знакомый голос.
— Да, да, это я! — прочистив горло, уже нормально сказала она и зарделась.
— Отлично, это просто отлично! Я сразу не узнал вас. Богатой будете, как говорится в одной старой позабытой поговорке. Вокруг вас много людей?
— Вовсе нет, все только ушли на обед. Вы вовремя позвонили.
— Значит, мы сможем поговорить? Я рад, что вы мне доверились. Понимаю, доверять незнакомому человеку — такое дело в наше время…
— Да всё в порядке, — резко оборвала Эльза.
— Хорошо, хорошо. Вы поймите меня, я тоже рискую. Ни разу вас не видел, но разузнал кое-что. Хорошие оценки, рядовая должность, никаких отметок в табеле гражданина. Вы просто идеальны, Эльза. Почему же вы решились помочь?
Этот вопрос поставил девушку в тупик. Она и сама толком не могла дать ответа, но жгучее чувство внутри толкало ее вперед. Без оценки действий. Эльза просто знала, что так будет правильно.
— Ну, ваша история. Я поверила ей и хочу помочь человеку, — не вполне убедительно сказала она.
— Ладно, в любом случае мы сильно рискуем оба. Я разузнал, насколько смог, но, похоже, из вашего радиокоммуникационного центра вы отправить сообщение не сможете. Всё же его нужно отослать за границу, а с Периферией у нас только правительственные шишки по своим каналам общаться могут.
— Да, у нас даже возможности связи в ту сторону нет.
— В общем-то, я так и думал. Тогда остается один вариант, но тут уж решать вам. Как бы сказать поделикатнее-то… Отправить сообщение можно только физически с таможни.
— С таможни?! — Эльза тут же вспомнила все россказни про бесчинства таможенников.
— Да, в том-то и проблема. Они же, по сути, никому не подчиняются, кроме самого Центра, и приказать или даже попросить их напрямую я не могу. Сдадут сразу да с потрохами. Но вот если человек на месте войдет в доверие и попросит отправить пустяковое сообщение, предположим, родственникам — такое может сработать.
