Домбоно погрузил руки в одну из золотых чаш, за ним подошли и другие врачи.
«Ну, хотя бы руки они мыть умеют», — подумал Савельев и передернул плечами.
— Что это? — спросил он, указывая на большую золотую чашу.
— Сок чистоты! — гордо отозвался Домбоно. — Он делается из корешков особых трав, что растут в тени. Мы их потом собираем и выжимаем из корешков сок.
— Вы что, всерьез собрались удалять желчный пузырь? С помощью этих самых железяк?
— Что такое желчный пузырь? — Домбоно положил руку на тело больной.
«Господи, — пронеслось в голове у Савельева испуганным тайфуном. — Он хочет резать ее по-живому, без наркоза! Но это же сущее убийство! Нельзя, нельзя допустить этого! Я просто обязан вмешаться. Там, на столе, лежит человек, я не допущу, чтобы женщину забили у меня на глазах…»
Он сделал шаг к операционному столу и рывком оттащил Домбоно от тела молодой женщины. Врачи замерли. Чужеземец осмелился прикоснуться к верховному жрецу! Они молча окружили Павла со всех сторон в ожидании единственно верного в данной ситуации приказа: убить.
Домбоно сверкнул глазами. Ненависть, полыхавшая в его взгляде, была просто физически непереносима. Его оскорбили… а он должен терпеть все это, потому что приказ богини связал его по рукам и ногам. Речь шла о жизни и смерти Мин-Ра, о таинственной болезни в его теле. А еще — о чести жрецов Мерое…
— Что вам угодно? — глухо спросил он.
— Вы не будете оперировать ее! — сердито выкрикнул Савельев. — У вас, верно, иная мораль, чем у нас… но до тех пор, пока я стою здесь, я не позволю оперировать эту женщину! Если хотите, гоните меня отсюда взашей, а так я не позволю вам зарезать ее.
— Никто никуда не собирается гнать вас. Вы должны увидеть, на что мы способны!
— Уже увидел! — насмешливо хмыкнул Павел. — Может, хватит уже подобных презентаций?
— А-а, вы что-то там о врачебной этике говорили, да? — скривил губы Домбоно. Столик с инструментами вплотную придвинули к операционному столу. — Нам в Мерое тоже кое-что известно о священном долге врача! У вас врачами тоже становятся специально обучаемые жрецы, да? Вы так же близки богам, как и мы?
— В нашем мире мы больше полагаемся на знания, чем на помощь бога.
— Вот вы и сказали это! Да в Мерое горы знаний, накопленные за пятитысячелетнюю историю… — Домбоно схватился за золотую чашечку, зачерпнул маленькой ложечкой голубоватую жидкость, приподнял голову больной и дал ей странное питье. Та послушно выпила его, но в огромных черных глазах женщины полыхал страх.
Савельев судорожно вздохнул, сердце отчаянно барабанило в грудную клетку. Клетку! Он бросил взгляд на «хирургический инструмент» и вздрогнул.
— А чем вы собираетесь пережимать сосуды? — спросил он бесцветным тоном. — Как остановите кровотечение?
— С помощью молнии богов.
— Чем-чем? — Савельев почувствовал, как слабеют ноги. «Она же истечет кровью, — подумал он. — Она просто истечет кровью…»
— Вы все сейчас сами увидите.
— Я вообще ничего не желаю видеть! — взволнованно закричал Павел. — Отведите меня сейчас же к вашей царице! Я потребую у нее, чтобы она прекратила этот ужасный спектакль!
— А наша царица всегда с нами, так что никуда вас отводить не надо, — улыбнулся Домбоно.
Павел вздрогнул еще сильнее. В самом конце операционного зала горел свет. На золоченом стуле сидела Сикиника, лицо как обычно подобно застывшей маске. Ее взгляд впился в глаза Савельева. Взгляд такой же холодный, как снег.
— Это безумие! — воскликнул Павел, сжимая кулаки. — Запретите же это безумие!
— Больная спит, — Домбоно осторожно дотронулся до плеча Павла. — Убедитесь сами, — и верховный жрец протянул ему длинную железную иглу. — Уколите ее… она даже не шелохнется, — и, видя, что Павел превратился в подобие соляного столпа, сам с силой ткнул иглой в бедро женщины.
Больная даже не пошевелилась. Выпитый ею сок был не только простым наркозом, казалось, он парализовал все нервные окончания в теле женщины. При этом ее маленькая грудь ровно вздымалась и опускалась, словно она просто мирно спала в своей кровати. Ровное дыхание, сердце бьется спокойно. Никто не следил за ее пульсом, за давлением, за положением языка… наисложнейшая система современного наркоза была здесь абсолютно ни к чему. Для чего какой-то контроль? Напиток богов даровал блаженное умиротворение.
Савельев чувствовал, как пот струится по всему его телу, бежит холодными дорожками по лицу. Он еще раз глянул на инструменты, на застывшие в сосредоточенной невозмутимости лица жрецов. И почувствовал подкатывающую к горлу дурноту.
Домбоно торжественно-величественно взял со стола нож и поднял его. А потом начал растирать металлическую его поверхность ладонями. Другие врачи прижали руки к груди и начали тихо молиться.
Минут пять Домбоно тер нож, а потом… потом скальпель молнией мелькнул в его руках, опускаясь на тело женщины и делая первый надрез. Савельев сдавленно ахнул.
Ни одной капли крови! Ни одной-единственной капли крови не пролилось из раны, даже сосуды и то не кровили.
Он ничего не понимал. Он смотрел в открытую рану, смотрел на желчный пузырь, на ловкие руки Домбоно… Он видел, как вздрагивает жрец, словно от разряда электричества, всякий раз берясь за новый нож.
«Это и в самом деле сумасшедший дом, — пронеслось в голове Савельева. — Молния богов… в руках жрецов, в железных инструментах. Электрическим током заряженный нож, заряженный непонятной энергией этих чужих, навсегда остающихся тайной, людей!»
Савельев потерял чувство времени. Он не знал, сколько часов длится эта бескровная операция. Он знал лишь одно, что стал свидетелем чуда. Недвижимый, будто в параличе, стоял он рядом с Домбоно и вбирал в себя каждое движение жреца. Это было невероятно, это было почти непостижимо нормальным человеческим рассудком…
Наконец, операция подошла к концу. Домбоно вновь погрузил руки в большую золотую чашу, совершая ритуальное омовение. Остальные врачи молча покинули «операционную». Осталась только прооперированная больная, нагая и прекрасная. На ее лице играла счастливая улыбка. Она спала.
— Ну, я убедил вас? — глухо поинтересовался Домбоно.
— Мне казалось, что это я нахожусь под наркозом… — Савельев только сейчас решился смахнуть пот с лица. Домбоно протянул ему полотенце, материю из нитей какого-то неизвестного растения. — Если бы у меня была возможность когда-нибудь поведать миру об этой операции… Никто бы мне не поверил. Меня бы загнали в ближайший дурдом, и все.
— У вас такой возможности все равно не будет, — утешил его Домбоно, а Павел вздрогнул: это был смертный приговор. — Так вы теперь верите, что мы сможем оперировать принца Мин-Ра?
