Н.Н. Плавильщиков (4.IV.58): «…Как я писал «Недостающее звено»?
Очень часто спрашивают – не у меня, а вообще: как вы работаете; просят: расскажите, как писали такую-то вещь. На эти вопросы нельзя ответить точно: всегда отвечающий будет ходить вокруг да около и спрашивающий не услышит того, что ему хочется услышать. И это понятно. Возьмите какой-либо другой случай. Вопрос: хорошего закройщика спрашивают: расскажите, как вы кроите? Он отвечает: а очень просто. Гляжу на заказчика, делаю несколько промеров, кладу на стол материал и… раз, раз ножницами! Спрашивающий проделывает в точности то же, и… портит материал. Секрет прост: опыт, его словами не передать, а в творческой работе – внутренние процессы, которых не знает сам творящий, как передать словами их. Поэтому ответ будет очень формальный.
Так и со «Звеном». Издательство привязалось: напишите что-нибудь фантастическое о предках человека. Просят сегодня, просят завтра. Мне надоело. «Ладно, говорю, напишу».
И самому занятно: что выйдет?
Немного времени уделить на этот эксперимент я мог. Как и о чем писать?
Питекантроп… А как его – живого – свести с современным человеком? И не ученым, это будет скучно. Вот и придумал своего героя.
А почему его потянуло на питекантропа? Устраивается завязка: встреча с Дюбуа. Кошка на окне – просто так, для интригующего начала и ради причины переезда на другую квартиру.
Затем новая задача. Как устроить встречу Тинга с питеком? Можно – лихорадочный бред, можно – во сне. Но это привяжет Тинга к постели, а мне нужно, чтобы он был в лесу. Цепь мыслей: бред больного – бред пьяного – бред отравленного… Вот оно! Пьяный, сами понимаете, невозможно, да он и не набегает много, а ткнется в куст и заснет. Отравленный – дело другое. Чем отравить? Всего занятнее – чего-то наелся в лесу. Ну, я ищу – чем его отравить. И вы видите, получилось: отрава подходящая во всех смыслах.
А дальше… Придумывается, что могли делать питеки, ищутся способы использования местной фауны тех времен, пейзажа и проч. Выглядит это совсем просто, да так оно мне и казалось: основная работа шла в голове, даже без моего ведома. А потом готовое попадало на бумагу.
Конец пришлось переделывать: редакция потребовала более спокойного конца (у меня было так: Тинг обиделся на Дюбуа, переменил название бабочки и т. д.) и пришлось писать ту мазню, что в конце последней страницы…
Как видите, нужно надумать основную сюжетную линию, а затем подобрать материал. Мне это было совсем нетрудно: я знаю, что примерно мне нужно, а главное – знаю, где это искать. Остается компановка.
Вот и смотрите: научились вы чему-нибудь?
Вряд ли… Можно написать о том же в десять раз больше, но суть останется той же: поиски «объекта» и возможностей его обыгрывания. Отравленный желтыми ягодами обязательно «бегает». И вот – ряд всяких пейзажных и иных моментов, которые должны отразить «беготню» и вообще настроение отравленного. Говорят, это получилось. Не знаю, как с «настроением», но концы с концами я свел. Для меня это был эксперимент особого порядка: суметь показать бред так, чтобы это выглядело явью, с одной стороны, и чтобы все события, якобы случившиеся, были оправданы и состоянием бредящего и окружающей его обстановкой. Тинг видит себя в лесу и прочее тех времен, но бегает-то он по современному лесу. Отсюда ряд пейзажных и сюжетных комбинаций: современность, преломленная в прошлое. Так как наши дни и дни питека не столь уж резко разнятся (в тропиках и подавно) по составу фауны и флоры, то сработать все это было не так уж и хитро.
Конечно – зная.
Вот это-то «зная» и есть одно из двух основных условий работы:
нужно знать то, о чем пишешь, и нужно уметь рассказать, то есть уметь увидеть описываемое и уметь передать это словами, причем не в живой речи, а на бумаге. Для того, чтобы иметь и то и другое, нужно время (особенно для приобретения знаний), а для писателя еще и опыт. Способности – сами собой, но некоторые «средние» способности есть почти у каждого, а Пушкины и Алексеи Толстые – великие редкости и по ним равняться не приходится».
Но самое фантастичное, как всегда, происходило не в книгах, а в жизни.
Г.И. Гуревич (26.VII.88): «…В обойму тогда входили Казанцев, Немцов и Охотников. Самым процветающим был Немцов. «Немцов вездесущ, как господь бог», – сказал мне как-то Казанцев. Самым характерным – Вадим Охотников. Профессиональный изобретатель, он и писал о том, как интересно изобретать. Его «Пути-дороги» – о том, как строили дороги, плавя грунт. Построили и прекрасно! А главный сборник его – «На грани возможного»… Охотников сам полный был такой, больной сердцем, на машине ездил за город, чтобы писать на свежем воздухе. Помню, как он рассказывал чистосердечно: «Вызвали нас в СП, говорят: „У вас в группкоме 350 человек, неужели нет ни одного космополита?“ Ну, мы подумали, что человек вы молодой, инфаркта не будет, к тому же и в газетах вас обругали». Потом он уехал из Москвы в Старый Крым, там и похоронен неподалеку от могилы Грина».
Эх, Булгаков, если бы ты что-нибудь понимал.
Еще в 30-х Александр Беляев заметил в одной из статей, что для романа о будущем (коммунистическом, понятно) необходим новый конфликт – «конфликт положительных героев между собой». В 1962 году на московской встрече писателей-фантастов братья Стругацкие повторили практически те же самые слова. На их взгляд конфликты людей будущего – это «…борьба не добра со злом, а добра против добра. В этих конфликтах будут сталкиваться два или несколько положительных героев, из которых каждый убежден и прав по-своему, и в чистоте стремлений которых никто не сомневается. Они и в ожесточенных столкновениях останутся друзьями, товарищами, братьями по духу».
Сравните это с цитатой из новогоднего интервью, данного братьями Стругацкими газете «Вечерняя Москва» через два года (1964): «Двухтысячный год… Что будет характерно для человечества в то время?… Во-первых, все международные конфликты будут решены. Во-вторых, во всем мире начнется наступление за человека в человеке, разные страны и государства будут использовать в этом отношении опыт, накопленный в СССР, а у нас работа по воспитанию людей нового уже завершится, исчезнут из жизни явления, которым соответствуют ныне понятия мещанства, обывательщины, мракобесия…»
Я привожу эту цитату 25 октября 1994 года.
Сегодня вторник, идет снег. Рубль продолжает падать, Чечня дерется.
