Вячеслав Рыбаков - Гравилёт Цесаревич

- Ясно, - кивнул поручик. Я чувствовал, что он рвется в дело: расследование сенсационное, группа существует уже более суток, а еще ни одного задания. - По какому региону?

Я печально смотрел на него и молчал.

- По всей России? - попытался угадать он.

- По всему миру, - сказал я. Он присвистнул. - Но по России, конечно, прежде всего.

- За какой период? - судя по голосу, его энтузиазм несколько приугас.

Я печально смотрел на него и молчал.

Его лицо вытянулось. Он тоже молчал - угадывать уже не решался.

- Лет за сто пятьдесят, - сказал я наконец. - Насколько достоверной статистики хватит. Двигаться будете в порядке, обратном хронологическому: этот год, прошлый год, позапрошлый год и так далее.

Он храбро слушал, явно посерьезнев. И тогда я, чтобы уж добить его на месте, небрежно осведомился:

- Пары часов вам хватит?

- Да побойтесь бога, господин полковник!... - вскинулся он, но я быстро протянул руку и тронул его ладонь, напрягшуюся на столе. - Все, Азер Акопович, это я уже шучу. Немножко веселю вас перед атакой. Работа адова, я прекрасно понимаю. Не торопитесь, делайте тщательно. Но и не тяните. Я сейчас дам вам копию своего отчета о деле Кисленко - выносить из кабинета не разрешу, посмотрите здесь. Тогда вы лучше поймете, что я ищу. И будете сами проводить предварительный отсев фактов, которые наковыряют ваши ребята. У меня на это времени нет.

Пока Папазян, примостившись в уголке, с профессиональной стремительностью листал отчет, я позвонил шифровальщикам и спросил, не поступало ли на мое имя донесений от Кравайчука. Поступало. Как и следовало ожидать, никаких инцидентов в сфере американской части проекта "Арес" не было. Впрочем, штатники с исключительной вежливостью благодарили за предупреждение, обещали увеличить охрану занятых в проекте лиц и выражали надежду, что мы найдем возможность делиться с ними результатами следствия, если эти результаты, с нашей точки зрения, затронут интересы Североамериканских Штатов. На версии "Арес" можно было ставить крест.

Совсем посерьезневший от прочитанного Папазян вернул мне отчет и ушел, а я двинулся к лингвистам. И тут все было худо. Слова "омон" не знал никто. Компьютерная проработка термина показала, что скорее всего, он является аббревиатурой, и мы обнадежились ненадолго - но когда комп начал вываливать бесчисленные варианты расшифровки, от вполне еще невинных "Одинокого мужа, оставленного надеждой" и "Ордена мирного оглупления народов" до совершенно неудобоваримых, я и оператор только сплюнули, не сговариваясь; а если еще учесть, что аббревиатура могла быть иностранной? Словом эта нить тоже никуда не вела.

Тогда я вернулся к себе.

4

- О, привет! Ты где?

- На работе.

- Уже вернулся?

- Еще вчера. В начале первого пробовал позвонить тебе с аэродрома, но никто не подошел.

- А, так это еще и ты звонил?

- Ты была дома?

- Да, валялась пластом. И, как всегда, кто-то просто обрывал телефон, а встать - лучше сдохнуть. Очень трудный был день, металась везде, как савраска - искала, не надо ли кому дров порубить.

- Прости, не понимаю.

- Работу искала, Саша, чего тут непонятного. Деньги нужны.

- Стася, - осторожно сказал я, - может быть, я все-таки мог бы...

- Кажется, мы уже говорили об этом, - сухо оборвала она. - Давай больше не будем.

Помощь купюрами она не принимала ни под каким видом. Даже, что называется, на хозяйство. Даже в долг; у других считала себя вправе одалживать, у меня - нет. Могла обмолвиться, что в доме есть буквально нечего, и тут же закатить мне царский обед или ужин; а сама, сидя напротив и поклевывая из своей тарелочки, сообщала между делом, что денег осталось в обрез на два дня, и если какое-нибудь "Новое слово", например, задержится с выплатой гонорара, то клади зубы на полку - и у меня кусок застревал в горле, хотя готовила она всегда сама и всегда прекрасно. Однажды я попробовал молча запихнуть ей под бумагу на письменном столе двухсотенную денежку - поутру, уже на улице, обнаружил эту денежку в кармане пальто. Чуть со стыда не сгорел.

- Ну и как - нашлись дрова?

- Представь, да. Кажется, получу ставку младшего редактора в литературном отделе "Русского еврея". И что ценно - не надо каждый день в присутствие ходить. Забежал разок-другой в неделю, набрал текстов - и домой.

- А что случилось, Стасенька? Почему вдруг обострилась нужда?

- Настал момент такой. Подкопить для будущей жизни. Да неинтересно рассказывать, Саш.

И все. Намекнет на трудности - но нипочем не скажет, в чем они заключаются. Одно время, когда эта черта лишь начинала проступать в ней в первые месяцы не было ничего подобного - мне казалось, она нарочно. Потом понял, что иначе не может, в этом она вся. Сознавать то, что жизнь у нее не малина, я должен, конечно, но знать что-то конкретное мне ни к чему, ведь все равно я не могу помочь, а она и затруднять меня не хочет, она сама справится... Иногда мне чудилось, что я падаю с ледяной стены; цепляюсь, тщусь удержаться, в кровь ломая ногти, и не могу - скользят по полированной броне.

- Ты зайдешь сегодня?

- Я бы очень хотел.

- Когда?

- Хоть сейчас.

- Замечательно. Только знаешь, у меня к тебе тогда просьба будет, извини. Тут у меня, как снег на голову, сыплется Януш Квятковский помнишь, я рассказывала, редактор из Лодзи. Это не люди, а порождения крокодилов. Утром звонит и говорит что вылетает. Тут у него дела дня на три в фонде поддержки западнославянских литератур, так, чем платить за гостиницу, он мне сообщает, что остановится у меня, и вот мы, старые друзья, наконец-то как следует повидаемся. В ноябре он был тут проездом, виде, что две комнаты... Вечером объявится, представляешь?

- С трудом, но представляю.

- Могу я, не могу - даже не осведомился. А мне, в общем, нездоровится, и в доме шаром покати. Ты не мог бы купить какой-нибудь еды?

- Что за разговор, - сказал я, - конечно. Могла бы так долго не объяснять. Через часок я отъеду.

- Спасибо, правда! И вот еще что: ключи у тебя с собой?

- Конечно.

- У меня сейчас голова совсем дырявая, поэтому говорю, пока помню оставь их, я ему дам а эти три дня. Не сидеть же мне у двери, звонок его слушать...

- Разумеется, - сказал я. - Жди.

- Целую.

- Взаимно.

Я прошел мимо дежурного, буркнув: "Буду через три часа"; яростно шаркая каблуками об асфальт, почти подбежал к своему авто. Ключ въехал в стартер лишь с третьей попытки. Мотор зафырчал, заурчал. Я едва не забыл дать сигнал поворота. Вывернул на Миллионную, просвистел мимо дворцов, мимо Марсова Поля, и вписался в плотный поток, бесконечно длинной, членистой черепахой ползущий по Садовой на юг.

В сущности, эти колесные бензиновые тарахтелки - уже анахронизм. Давным-давно прорабатываются проекты перевода индивидуального транспорта на силовую тягу, на манер воздушных кораблей - дорог не надо, бензина не надо, шума никакого, выхлопа никакого, скорость по любой открытой местности хоть триста, хоть четыреста верст в час. Но это потребует полного обновления всего парка - раз, чрезвычайно затруднит дорожный контроль - два; к тому же, автомобильные и путейские воротилы сопротивляются, как триста спартанцев - три; ну а четыре - нужно по крайней мере впятеро уплотнить сеть орбитальных гравитаторов. Тоже дорого и хлопотно. А пока суть да дело - ездим, воняем, пережигаем драгоценную нефть, сочимся сквозь капиллярчики магистралей.