Дверь распахнулась. Появился Веккер. За ним шли Анне и Далберг.
— Не помешаем? — Анне стояла в дверях. Я не знала, что Вы…
— Ничего. — Бронстайн провел рукой по лбу. — Проходите! — Что с Вами произошло, Далберг?
— Мне жаль, но большего я не могу Вам сказать.
Далберг говорил очень медленно и при этом то и дело подбирал слова, но он совершенно не производил впечатление умалишенного.
Напротив: Его доклад был логично построен и представлял собой непрерывную цепочку деталей — начиная с того, как зашел в буровой пласт, о пребывании в кабине пилота, до прорыва в глубины свода, который он предпринял, чтобы получить информацию о протяженности россыпи гальки. Далберг мог точно описать и обратный путь к буровой машине; он знал, что осмотрел натяжное устройство в носовой части и, в конце концов, опустился перед входным люком.
Затем, правда, его память иссякла. О том, что произошло в период между этим моментом и его пробуждением в медицинской лаборатории, было для него темным лесом.
Анне все еще была растерянной. «Он проснулся неожиданно и без моего участия, и насколько я уже могу оценивать, шок, не оставил никаких последствий, если не считать провалы в памяти. С медицинской и психологической точки зрения Далберг здоров как бык».
Анне стояла перед иллюминатором в своей каюте и выглянула на равнину. Ночь еще не наступила. Вершины вулканов сияли в лучах заходящего солнца, и склоны сверкали янтарно-желтым. Но в низинах уже были черные как смоль тени, а на по ледяной поверхности и снежным полям расползались серые завесы тумана.
Далеко снаружи мерцали прожекторы. Там работали Веккер и Вестинг. Веккер! Образумился ли он, наконец, после катастрофы буровой машины и таинственного происшествия с Далбергом? Было нелегко думать об этом, несмотря на то, что в это самый момент, он, очевидно, под давлением этих двух инцидентов возложил на себя камень самодисциплины. Сколько продержатся его хорошие твердые намерения? Обещанию, данное им во время разведывательного полета, во всяком случае была грош цена.
Сейчас Веккер прокладывал вместе с Вестингом взрывные скважины. Комендант распорядился провести бурения буровой машиной, как только грунт во всей округе будет систематически обследован на предмет пустот: искусственным землетрясением и анализом сейсмических волн. Буровая машина все еще находилась на россыпи гальки. Его спасение планировалось провести в последующие дни. Бронстайн и Далберг начали контрольный осмотр «Пацифики».
Скоро наступит длинная лунная ночь. Она будет не темной, а блеклой — бледный диск Сатурна двигался к зениту. И она посеет не сон, а бурю: уже давали о себе знать отдельные шквалы. С запада двигалась снежная. Подстерегали смерчи.
Анне страстно желала этого шторма. Он будет стучаться в шлюзовые ворота, свистеть в передающие антенны, сыпать на «Пацифику» град, словно из кадки. Он будет бушевать, неиствовать, устроит ведьмины пляски.
Более тягостным было молчание, холодное изваяние смерти. Что-то скрывалось за этой призрачной тишиной. Она чувствовала это в каждом новом приступе чувствительности, когда рудимент в кончиках пальцев спонтанно начинал действовать и начинался волнующий зуд на коже головы. Это было неопределенное Нечто, вселявшее страх и одновременно манившее странным образом.
Да, это манило ее. Пару раз ей уже приходило в голову, что она должна надеть скафандр и покинуть космический корабль. Она должна выйти в сумерки, пройти по равнине, прочь, все дальше и дальше — в тишину.
Когда она впервые поймала себя на этой странной мысли, она устало улыбнулась. Она плохо переносила нагрузки прошедших дней. Чувства и настроения подавляли ее. Именно она, понимавшая удовольствие и неудовольствие, радость и страх, жизнерадостность и пессимизм как точно определяемые психические процессы, которые можно было объяснить активностью желез и игрой гормонов — именно она прислушивалась сейчас к призрачному призыву!
Она выпила крепкий кофе и начала организовывать данные, которые зафиксировали самописцы за то время, пока Далберг лежал в глубоком сне, согласно новых точек зрения. В чем-то должна был быть теоретический допуск, указание на причину нервного шока. Но ей недоставало концентрации. Она постоянно вставала и беспокойно мерила шагами каюту.
Очевидно, она была более чувствительна, чем она считала раньше. На это указывала и кожная чувствительность. Неосознанное, но постоянно присутствующее нервозное состояние ожидание, вызванное необычным окружением, могло повлиять на то, что оно было постоянно активным.
Была ли она слишком чувствительной? Тогда она тем более была обязана не доверять всему тому, что было плодом не чистого разума. Она должна была закалить свою волю.
Анне закрыла иллюминатор шторкой и села за свой рабочий стол. Было важно найти причину невроза Далберга.
Существовало несметное количество естественных наркотиков и химических соединений, которые, попадая в желудок или в кровяное русло человека, могли вызвать психические расстройства с похожими симптомами. В данном случае наркотики исключались. Химическое соединение — как продукт разложения испорченных продуктов, например. Об этом не могло быть и речи: И анализы содержимого желудка и кишечника и крови оказались абсолютно отрицательными.
Оставались психические яды: перераздражение, острая перегрузка. Далберг сам категорически отклонил эту возможность. «Перегрузка? От чего?»
И, действительно, события последних дней казалось, коснулись его меньше всего.
Анне со вздохом откинулась назад. Определенные газы вызывали расстройства речи, парализовывали или стимулировали части центральной нервной системы, усыпляли ее. Существовали безвредный газ веселящий газ и смертельный нервный газ… Но кислородный прибор Далберга был исправным; он не мог соприкоснуться с атмосферой Титана.
Electrical Stimulation of the Brain?[6] Анне несколько месяцев работала в парижском институте исследования мозга и познакомилась с поразительными возможностями метода ESB. Она часто наблюдала, как подопытным животным в мозг высокоскоростными сверлами загонялись каналы толщиной с волос, и пару раз она сама подключала электроды и направляла ток импульсов, которые должны были раздражать предусмотренные клетки мозга. С помощью этого метода удавалось вызвать у подопытных животных ненависть и дружбу, ярость и ужас, властолюбие и раболепие, агрессивность и меланхолию. Под принуждением импульсов мыши бросались на кошек, и кошки обращались в бегство в паническом страхе. ESB могло вызвать у людей сон и слезы, эротические ощущения и волчий аппетит, нарушения речи и спонтанные детские воспоминания.
