Тут появилось второе щупальце. Я не стал ждать – ухватился за веревку обеими руками и дернул изо всех сил. Гриннет освободился от захвата и закувыркался по пыльной расщелине. Протянув руку, я схватил его, сунул под плащ и бросился наутек. Отбежав от расщелины на некоторое расстояние, я оглянулся, но увидел лишь темный склон.
Усевшись спиной к ветру, я извлек гриннета из-под одежды. На его плече недоставало клочка меха. Он взглянул на меня пустыми глазами, моргнул, но вскоре его взгляд снова стал осмысленным.
– Замечательно, – сказал гриннет.
***
«Чего ты хочешь?» – вот что оно спрашивало у меня вновь и вновь. – «Чего ты хочешь?»
Я отыскал небольшое углубление в стене утеса в нескольких сотнях шагов от расщелины, где мы и укрылись от ветра. Нас никто не преследовал. Гриннет, забившись под плащ, обхватил меня ручками и ножками. Полагаю, дрожал он не только от холода.
– Я ощущал полное спокойствие, – продолжал гриннет. – Мне было тепло и хорошо, когда меня окутало туманное и золотистое… – он запнулся, подыскивая слово, – безвременье. Время словно растянулось и замедлилось, а из тумана выплывали образы, предлагаемые наподобие меню – ландшафты, ситуации, личности. Я увидел последовательность существ, напоминающих меня, некоторые были женского пола, другие – мужского, затем несколько неопознаваемых.
– Оно тебя искушало, – пояснил я.
– Вероятно. Меня никогда не искушали, поэтому я не знаком с этим процессом. Но у меня создалось четкое впечатление, что оно готово предоставить все, чего я пожелаю.
– Скорее, иллюзию желаемого.
– Да, но то была чрезвычайно убедительная иллюзия. Затем, когда оно коснулось меня, я мгновенно осознал присутствие других. Я их не только видел и слышал, но и ощущал их мысли и чувства.
Эверн Чаз выступал перед спелеологами-любителями, демонстрируя им изображения огромной системы пещер, которую он открыл и нанес на карту. Его доклад был встречен оглушительными аплодисментами.
Орло Савьен стал правителем королевства со счастливыми подданными, которые постоянно спрашивают монарха о том, как им следует жить, и восхищаются его мудрыми советами и указами.
Франдж Морвен читал на большом научном коллоквиуме доклад, полный содержательных наблюдений и острых аргументов. Его часто прерывали спонтанными аплодисментами, а один раз собравшиеся ученые даже подняли Морвена на руки и пронесли по огромному залу, распевая старинный марш.
А Чап Човери шагал по залитому лунным светом пляжу – кстати, залитому светом двух лун, – держа за руку копию Эффраины. Из всех пленников, включая различных насекомых, чьи простенькие нужды были полностью удовлетворены, один лишь Човери не был счастлив. Он все заглядывал женщине в лицо, и всякий раз на глазах его показывались слезы.
Гриннет смолк, и на его мохнатом личике отразилась задумчивость.
– Я и не подозревал, что у эмоций так много оттенков, – поведал он. – То есть теоретически я знал, что подобные чувства существуют, но совсем другое – испытать их, пусть даже как отражение.
Я пришел к выводу, что существо из расщелины есть некий растительный симбионт. Он кормит своих напарников пищей, которую производит из воздуха, воды, разности грунтовых температур (если у него есть достаточно глубокие корни) и, вероятно, использует другие лишайники и минералы. Взамен получает отходы жизнедеятельности партнеров. Своих симбионтов он сперва приманивает теплом и светом, а затем удерживает на месте, стимулируя их нейронные процессы приятными сенсорными впечатлениями.
Хотя я и не мог сказать точно, плетет существо свои чары с помощью спор с нужными химическими веществами или телепатически, это не имело значения. Помощник продемонстрировал мне изображения, которые он записал автоматически, даже когда его искушали: четверо мужчин лежали или сидели, прислонившись к стене пещеры, целиком накрытые живым люминесцентным одеялом. Пульсирующие щупальца твари проникали в них. Чап Човери иногда судорожно пытался избавиться от объятий симбионта, но остальные трое, с блаженными улыбками на лицах, уже не сопротивлялись.
– Есть еще кое-что, – добавил гриннет. – Это существо многое узнало после контактов с людьми. Скармливая им сладкие мечты, оно изучает их память и воспоминания. И оно хочет еще и еще.
– Тогда это аргумент в пользу телепатии. Оно копается у них в головах.
– Дело в том, что у него свое страстное желание. Оно жаждет исследовать мои запасы знаний, а они весьма обширны.
– Желания лишайника, пусть даже поразительного лишайника, нас не касаются. Зато теперь мы можем сообщить «Бродяге», что его наниматель фактически мертв. Это должно разорвать его прочную связь с Эверном Чазом и позволит нам вернуться домой. Затем мы сообщим печальные новости Эффраине Човери и получим от нее остаток гонорара.
– Это принесет страдания нашему клиенту, – возразил гриннет. – Кроме того, страстную привязанность корабля к своему нанимателю, возможно, окажется нелегко погасить. Интегратор корабля может потребовать, чтобы мы попытались спасти Чаза.
– Такая попытка обречена. У меня могучий интеллект, но и он не перенесет телепатических атак, подкрепленных, несомненно, еще и химически.
– Я свяжусь с «Бродягой» и сделаю ему предложение, – сообщил гриннет.
– Какое еще предложение? Я не позволял тебе делать какие-либо…
Но личико гриннета уже приняло то отсутствующее выражение, которое появлялось во время связи с подобными ему. Вскоре помощник моргнул и сказал:
– Предложение принято.
***
Планета Билле превращалась в пятнышко на экране заднего обзора – «Бродяга» все быстрее мчался к причуде, которая выбросит нас в окрестностях Старой Земли. Я зашел проведать Чапа Човери, которого мы разместили в одной из свободных кают. У него все еще наблюдались провалы в сознании, но он постепенно восстанавливал устойчивые отношения с реальностью. Если он получал неприятные ощущения, это способствовало процессу, поэтому я дал ему две пощечины и облил холодной водой.
– Спасибо, – пробормотал он, моргая. Бледные пятна в тех местах, где лишайник прикреплялся к его коже (это существо буквально смаковало компоненты человеческого пота), постепенно восстанавливали нормальный цвет. Я дал ему препараты для подготовки к скорому переходу, и Човери улегся на койку.
Я вернулся в салон. Мой интегратор уютно расположился в нише передней переборки, где некогда находилась декоративная статуэтка. Взгляд у него был отсутствующим, пока я не привлек его внимание:
