Рават покачал головой. Он устал, смертельно устал...
Устал и кот. Устал настолько, что даже не проснулся, когда сотник остановился рядом с ним. Впервые Рават видел, чтобы Дорлота не разбудил звук шагов.
Кот ушел с заставы первым. Обежал степь, вернулся, потом снова пошел на разведку, хотя пораненная шипом лапа явно досаждала ему. Вместе со всеми он прошел через лес, а ночью снова исчез, чтобы отыскать стаю в степи, и опять присоединился к отряду. Потом с остатками отряда бежал к Трем Селениям. Во время штурма Дорлот без устали носился туда и обратно, доставляя командиру необходимые сведения, передавая приказы, бегая от баррикады к баррикаде.
Так что кот действительно устал - имел на это право.
- Дорлот.
Кот открыл глаза и поднялся.
- Пойдешь в степь, Дорлот. Нужно найти алькавцев и привести их сюда с подкреплением. Может, придется идти в саму Алькаву. Неизвестно, стоит ли она еще... Нашу Эрву скорее всего сожгли, в этом я почти уверен.
Сидевшие неподалеку крестьяне подняли головы и несколько оживились, услышав слово "подкрепление". Весть тут же начала передаваться из уст в уста.
- Нет, - сказала Агатра.
В полумраке Рават только сейчас заметил девушку, которая сидела, прислонившись спиной к стене дома и положив лук на колени.
- Нет, - тихо повторила она. - Ты посылаешь его на смерть, господин. Прошу тебя... нет.
Порой лучница бывала упряма. На заставе она недвусмысленно дала всем понять, что предпочитает иметь собственное мнение. Как и большинство легионерок... Женщины весьма своеобразно толкуют слово "приказ". Рават привык к тому, что иногда необходимо ставить их на место. Однако сейчас он промолчал, ибо осознавал ее правоту. Хотя дело было не только в этом.
Агатра подружилась с котом. Она никогда не любила ни одного мужчину и не имела семьи. Однако здесь, у Северной Границы, она встретила и одарила искренней, сестринской любовью проворного кота-разведчика. Над этой дружбой посмеивались, но искренне, без какой-либо злости; все солдаты знали об их дружбе и уважали ее, ибо в ней было нечто нежное и прекрасное, огромное и чистое, и это замечали даже глаза грубых, закаленных воинов. Каким-то образом вышло так, что дружбу кота и девушки окружили заботой и вниманием. На заставе, среди постоянных патрулей и походов, столь мало прекрасного и чистого... Всем хотелось, чтобы эта дружба продолжалась и продолжалась. Никто не имел ничего против. И каждый хотел ее видеть.
- Прошу тебя, господин, - повторила лучница. - Не посылай Дорлота, он хромает... Он не дойдет. Его увидят и подстрелят из лука... Он уже не может бегать, господин. Его догонят на вехфетах. Вехфеты быстрее, чем хромой кот... Прошу тебя, господин. Прошу в первый раз...
Дорлот молча опустил голову, и это поразило Равата больше, чем все остальное.
- Агатра, - тяжело проговорил он, - больше идти некому. Я бы поехал сам, но ведь ты прекрасно знаешь, что мне нельзя. Для всех нас это единственный шанс спастись. И для него тоже.
Рават присел и заглянул девушке в глаза. Ее некрасивое, худое лицо было полно боли. Похоже, она не понимала, что он говорит.
- Агатра, послушай меня, - настойчиво повторил он. - В степи у Дорлота, даже охромевшего, куда больше шансов уцелеть, чем у нас, запертых в этой деревне. Он приведет помощь или хотя бы спасет собственную шкуру и расскажет кому-нибудь, что здесь происходит. Если же он будет сидеть здесь и ждать штурма, то кончит, как и все мы. Разве что заберется в какую-нибудь нору, спрячется и оттуда будет смотреть, как нас режут. Но ты прекрасно знаешь, что он на такое не способен.
- Я пойду, сотник, - произнес Дорлот. - И вовсе не затем, чтобы спасти собственную шкуру.
- Дорлот... - прошептала Агатра.
- Сотник прав, Агатра. Здесь от меня никакой пользы, я не смогу помочь вам защищаться. Держитесь. Я приведу помощь, но вы должны продержаться... Слышишь, сестра?
Девушка расплакалась:
- Слышу...
- Вэрк.
- Иди, Дорлот, - сказал сотник.
Человека можно было бы обнять, и Рават обязательно сделал бы это, но он не знал, как пожелать удачи коту. В конце концов сотник кивнул и тихо повторил вслед за Дорлотом:
- Вэрк...
Кошачье приветствие, а также подтверждение, выражение согласия... Рават надеялся, что, кроме Агатры, никто этого не слышал. Он повернулся и пошел прочь. Когда он обернулся, кота уже не было.
Присев у южного заграждения, Рават смотрел на холм. Там все еще копали... Он просто сидел - не строил никаких планов, не думал ни о чем особенном, поскольку уже сделал все возможное. В конце концов он задремал, и его разбудили лишь какие-то вопли, раздавшиеся возле одной из баррикад. Тотчас же Рават бросился туда. Астат посылал стрелы в темноту, разгоняемую блеском пламени. Второй солдат, вместе с несколькими крестьянами, перелез через укрепления. Вскоре они вернулись, неся Биренету.
Она была еще жива...
Девушка была совершенно нагой. Ей отрезали груди, отрубили ступни и кисти рук, вырвали глаза. Между распухшими губами не было ни языка, ни зубов; рот зиял, словно большая красно-черная яма. Все раны алерцы тщательно прилегли огнем, не давая вытечь крови. Суть именно в том, чтобы она оставалась живой как можно дольше... Топорницу положили перед Раватом. Солдаты скрежетали зубами. Крестьяне с диким видом переглядывались.
Сотник молчал.
Толпа росла. Из середины круга доносились протяжные, нечеловеческие стоны лежащей, тело которой извивалось и содрогалось в невыносимых муках.
С пронзительным криком Эльвина бросилась бежать. Рават схватил ее и удержал. Она уткнулась лицом ему в грудь.
- Нет... Н-нет... - прорыдала она. - Не хочу... Больше не хочу...
Агатра растолкала собравшихся, обеими руками подняла меч и со всей силы вонзила клинок в грудь лежащей. Искалеченное тело в последний раз дернулось, Биренета хрипло вскрикнула... Лучница выронила оружие и безумным взглядом обвела толпу. Внезапно она упала на колени.
- Прости, Биренета! - рыдая, воскликнула она. - Прости! Слышишь, Биренета? Прости...
Ее оттащили в сторону.
Какую-то крестьянку стошнило.
- Биренета! - кричала Агатра. - Биренета, прошу тебя!
- Унесите ее, - глухо проговорил Рават, глядя на убитую. - Ей здесь не место. Похороните ее, сейчас же.
Постепенно приходя в себя, он отвернулся и подвел Эльвину к Агатре. Лучницы с плачем обнялись.
- Все хорошо, - сказал он. - Слишком рано тебя сюда прислали, малышка...
Он не умел разговаривать с женщинами. Тем более что одна из этих женщин была наполовину ребенком. Пусть даже этот ребенок мастерски владел луком и уже убил немало врагов.
- Слишком рано, - повторил он. - Иногда... так все это ненавижу...
Что именно, он не объяснил.
