Этого упыря вышибать не стал, за руку втащил и на пол бросил. Тот перекульнулся и сразу же в позу стал. Боевые инстинкты не пропьешь, не высосешь. Природа! Бурдюк бурдюком, а сразу же подкожные иглы выставил, растопырил на все стороны. С каждой желтенькая капелька стекает - не уколись.
Бригадир древний рубль с дыркой за шнур выдернул, в дырке шнурок, шнурок на палец и ну раскручивать - хорошо таким по мордам лесной нежити щелкать. Рубль малюсенький, а не всякий после такого встанет. Если лесного вдарить, того сразу насмерть - куда бы не попал (лишь бы на голое), а эти городские попривыкли: обцивилились, да объимунинились - уроды! Еще добьются, в городской совет их станут избирать. Мысль эта казалась нестерпимой
– Кто заказал Бригадира?!
Разогнал рубль по кругу и… - спасибо лысому! - с одного пиха так приложил, что упыря два раза через себя перевернуло, да так и остался лежать. Накололся к полу на собственные колюхи. Можно расспрашивать. Заставил себя остыть. Врага понять надо - это первое правило. Понятливых убивать легче.
– Кто заказал?!
Заяц лягушки пугается, лягушка зайца. Каждый, на век пуганный, живет в своем домашнем страхе. Насколько уютном и привычном, Бригадир никогда не пытался выяснить, а тут, вдруг, стало любопытно. Взялся расспрашивать этого трясущегося за вывернутую собственную жизнь, про личные интересы и каким образом они, вдруг, с его, бригадирскими интересами, переплелись.
Но какой-то разговор получился раздражающий, что десять раз бы иного убил! С трудом себя сдерживал - ведь, по-доброму же, со всей душой к нему - чего, гад, сволочь этакая, трясешься! Трудно себя с такими в доброте удерживать, еще труднее отпустить так же, по-доброму. Ну, как тут хотя бы пинка не наподдать напоследок? Говняным сапогом в копчик, чтобы рассыпался он, зараза, чтобы, зараза эта, что от него растет, тоже, наконец, прониклась, поверила, что к ней по-доброму! Тяжело с такими, ей-ей…
Раньше одной только линии придерживался - всякому оставляй видимость шанса. Пугай, но не до беспамятства, иначе и наброситься может, оставляй место, куда бежать, а вот тогда стреляй в спину или затылок. Стрельнуть? Так добить? Вгляделся в рожу - типичный городской упырь и средь своих не красавец. Стандарт со слабо выраженной челюстной, с собранными в узелок губами. Это потому, что питается, как все они через трубочку. Потому и глаза с носом спустились и кучкуются у сушеной сливы рта. От того кажется, что лба хватило бы на всякого. И некоторые приезжие держат их за умных.
Бригадир наладил на ладонь маленькую иконку, замахнулся… Тут упырь, вдруг, сказал более неправдоподобное, чем слово правды от Ерём и Еремеев.
– Ты заказ взял неправильный - вот тебя и заказали.
– Чего?!
– В лес не ходи! - сказал последнее и закусился.
Насмерть закусился.
Бригадир всего второй раз в жизни видел, как упырь закусывается сам собой. Но первый издали, а сейчас в упор. Скривился. Черт! Еще и перед обедом.
– Не ходи, не ходи… - сердился и расстраивался Бригадир, попробуй теперь - "не ходи!"
Морду беречь или одежу - это достаток определяет. Лицо сберег, а на одежду смотрел теперь с горечью. Когда другую такую справишь? В который раз себя ругнул, что в город намылился франтом, не по-походному. Ну, не дурень ли?
Открыл окно, но не во двор, а уличное - посмотрел во все стороны (вверх тоже) и полез…
Что не день, то явление. Возле хрычевни, забравшись по колено в лужу, жадно лакал воду покрытый дурным лишаем массаракш, явно смывшийся из лепрозория. Очень крупный экземпляр. Бригадир давно удивлялся Смотрящему и даже ворчал (там, где об этом поворчать можно) - ведь не война же, на что их содержать? Сейчас же выставился кассетником с картонными образками - распустил святых широким карточным веером - прикрылся. Теперь, если этот спиногрыз посмотрит в его сторону, защита (хоть и хиленькая) должна отвести взгляд, но боевой массаракш, в иных случаях весьма чуткий, даже не повернулся, возможно ночью ужрался каких-то хмельных проезжих и теперь мучался. Но все равно, обошел его как можно шире - сегодня уже покувыркался, дополнительных приключений на различные части тела не хотелось - такой запросто может руку откусить.
Ввалился, тщательно придавил дверь. Посетителей, понятно, не так много, как полагается на праздник. Кто подходил к хрычевне, видел больного на голову массаракша, тут же разворачивался, шел искать иной пищи, чтобы не стать ею самому.
Хрычмастер приходу Бригадира обрадовался. Пошел в суету. Лицом и характером тертый, хитрый, как труха в кармане, да и в разговоре любит рассыпаться трухой, мельчить и все на тему соскочить мелочную, не богатырскую. Например, зайдет разговор о бабах, как их надо уламывать, а он вдруг соскочит на войну. Добро бы моровую какую-нибудь, на которой люди дохнут, так не крыс же с помоечными чайками? А начнешь о войне, он враз разговор на шлынданок переводит. И говорит так, будто сам себе не верит, на ходу теряет разумные слова. Неясный мужичишка. Словно газета дурной бумаги с маленькими буковками - попробуй такой в дождь укрыться, либо к чему-то дельному приспособить. И как только личного интереса касается, разговор начинается дельный, вразумительный.
– Черт те что делается! - взялся жаловаться Хрычмастер. - Не городишко, Вавилон стал - понаехало мигрантов. И ведь, что хотят делают, что хотят… Видел уже?
– Это массаракша на башку сдвинутого? Хочешь, чтобы прибил? Двадцать чешуек, и сам приберешь, что останется. Или тридцать пять - тогда шкуру и голову сдам без повреждений.
– За тридцать пять я сам свой зад оторву и его голову.
– Ты давно не практиковался, а массаракш злой, похмельный. Тридцать!
– Двадцать и выделка твоя!
– Двадцать пять и без выделки, - сказал свое последнее слово Бригадир. - И учти, в городе я последний трезвый, и долго им оставаться не намерен.
– Заметано.
Выглянули в окно.
– Вот урод! - сказал Хрычмастер расстроено, - А он уже и смылся.
– Може нырнул? Глубокая у тебя лужа?
– Може и так. Брось гранату!
– Жди! Граната дороже стоит. Скажи лучше своим, чтобы по всему городу разнесли - мы с тобой сторговались за шкуру.
– Это еще зачем?
– Некогда мне его искать, пусть сам ищет. Выведу на чистое - не из лужи же его вытаскивать?
– А если он не к исполнителю, а заказчику явится отношения выяснять?
– Тогда сэкономишь. Все-таки тридцать чешуек.
– Двадцать пять!
– Разве? - искренне удивился Бригадир. - Тридцать было.
– Двадцать пять! - не на шутку разозлился Хрычмастер.
– Двадцать пять - это когда он в твоей луже хлебал, а когда нырнул - дороже стало. Значит, он двоякодышащий. Сложно!
